Будешь меня рисовать?

Учебник упал, и по полу рассыпалось множество листов, исписанных мелким почерком и изрисованных человеческими лицами. Альбус присел, начиная поспешно подбирать свои бумажки, и вздрогнул, когда на один из его рисунков наступила чья-то нога. Он поднял голову и обнаружил прямо перед собой Малфоя. — Ты стоишь на листе, — пробормотал Альбус, пытаясь руками прикрыть изображение. — Отдай, пожалуйста. Малфой ухмыльнулся и присел, так что их лица оказались вровень. Какие-то доли секунды он пристально вглядывался в Альбуса, но потом опустил голову и решительно отодвинул его руки, одновременно соступая с бумаги. — Так... что у нас тут... Альбус попытался вырвать листок, но Малфой резво увернулся и поднялся на ноги. — Отдай, пожалуйста, — повторил Альбус, чувствуя, что краснеет. Он запихнул в учебник стопку работ, которую держал в руке, и неловко выпрямился. — Малфой. Тот уже перестал ухмыляться, внимательно разглядывая рисунок, а потом перевел взгляд на Альбуса и спросил: — Ты, что ли, рисовал? Альбус с несчастным видом кивнул, чувствуя, что сейчас начнутся насмешки, но Малфой вдруг провел рукой по бумаге, отряхнул след и протянул Альбусу: — Хорошо получилось, — и тут же, засунув руки в карманы, пошел прочь. Альбус в растерянности посмотрел ему вслед, перевел взгляд на свои рисунок и чуть не застонал: там красовалось насмешливо прищурившееся лицо... именно Малфоя. "Мерлин, что он подумает..." — пронеслось в мыслях у Альбуса, и он снова бросил взгляд на удаляющегося однокурсника. Спина Малфоя была, как обычно, необычайно прямой, а походка казалась походкой человека, крайне уверенного в себе и в своем будущем. Скорпиус, по сути, именно таким человеком и был — уверенным, решительным... чуть нагловатым и ехидным, но для представителя этого семейства, как уверял Альбуса отец, подобное поведение было естественным. Отец же говорил ему, что Малфой — его ровесник, Драко — был в молодости жутким выскочкой, по слухам, в школе они враждовали. Альбус со Скорпиусом тоже не очень ладили, точнее, Альбуса Скорпиус презирал и обходил стороной, — что не мешало Альбусу втайне лелеять надежду на более тесное знакомство. Гораздо более тесное. Альбус с обреченной миной смял лист в кулаке и запихнул его в карман сумки. День начинался не самым лучшим образом — сначала Альбус проспал и опоздал на Трансфигурацию, потом умудрился получить "Слабо" по Заклинаниям, а теперь еще и это... М-да, день начинался просто отвратительно. И таких дней оставалось — еще целый учебный год. Альбус поправил торчащие из злосчастного учебника листы, убрал вслед за смятым рисунком в сумку и поспешил присоединиться к стайке незнакомых переговаривающихся пятикурсников, которые направлялись на обед. Пятикурсники, как отдельный класс человечества, Альбусу нравились. У них на носу маячили СОВ, но проблем больше добавляли не экзамены, а вступавший в самую неприятную пору подростковый возраст. Ребята делались замкнутыми и неуверенными в себе — словом, такими же, каким был сам Ал даже в восемнадцать, — и с ними он легко находил общий язык. Конечно, кроме них, в школе были и другие необщительные студенты, но больше всего симпатий заслуживал именно пятый курс. Впрочем, шестой тоже заслуживал внимания — шестикурсники, особенно уже переступившие порог совершеннолетия, отличались гораздо большей наглостью. Именно с одним из таких повзрослевших и из-за этого уверенный в собственных способностях и талантах, Тони Вудом, Альбус периодически вступал в связь. Тони, правда, предпочитал называть это милым и наивным "встречался", но Альбус знал, что они просто трахались. Любви между ними не было, так, взаимная симпатия и общий интерес к квиддичу, — но не более того. Тони был старше многих своих однокурсников, день рождения у него был еще в сентябре, но рядом с ним Альбус снова чувствовал себя глупым, стесняющимся своей гомосексуальности пареньком. Иногда это было забавно, особенно в те моменты, когда Тони стонал и извивался под ним, шикарно матерясь и умоляя не останавливаться, — тогда Альбус понимал, что уже далеко не наивный подросток. Но иногда это чувство — будто ты проник в собственное помолодевшее тело с поглупевшим сознанием — его раздражало. Именно это чувство возникало у Альбуса каждый раз, когда ему приходилось дольше двух секунд находиться рядом со Скорпиусом. Тот, со всей своей уверенностью, с необычайным самомнением и амбициозными планами на жизнь, казался Алу значительно старше своего возраста, и Поттер терялся и чувствовал себя незначительным. По сравнению со Скорпиусом Альбус постоянно чувствовал себя незначительным, наверное, потому, что тот абсолютно всегда был в центре всеобщего внимания, вне зависимости от того, что сделал или не сделал, и упивался этим своим торжеством. Порой Малфой казался Альбусу этаким современным Нарциссом, безумно влюбленным в самого себя — и не признающим никаких иных чувств. Малфой заводил беспорядочные связи, спал с каждым, кто представлял из себя что-то стоящее внимания, но при этом всегда оставался в выигрыше. Все его любовницы и любовники чувствовали себя брошенными, забитыми и потерянными, а Малфой с самодовольной улыбкой просто шел дальше, не оглядываясь ни на кого. Альбус иногда не мог понять, любит он или ненавидит Скорпиуса за такое отношение к окружающим. Ему самому было невероятно сложно игнорировать чужое мнение, вне зависимости от того, каким оно было, — но он безумно хотел хотя бы в этом походить на Малфоя. Хотел стать независимым и приобрести хоть долю той уверенной непосредственности, что буквально лезла из Скорпиуса. Впрочем, в одном он мог считать себя независимым — как бы отчаянно он не желал оказаться приласканным (приглашенным в спальню, обсмеянным и оттраханным, а наутро выставленным и оставленным с разбитым сердцем), он в корне убивал все мысли о том, что это возможно. Альбус был сыном Гарри Поттера, да и сам по себе, кажется, не являлся забитой серой мышью, и потому мог заинтересовать Малфоя, но... не хотел. То есть, хотел, но сдерживался и оставлял свои желания при себе. В присутствии Малфоя это было нелегко, но Альбус стойко держался, проявляя характер, и мог позволить себе лишь мелочи — подрочить на излюбленный образ, когда рядом не было Тони (всегда готового помочь справиться с неудовлетворением), — или... или нарисовать портрет Скорпиуса. У Альбуса их было совсем немного, штук семь, за последние выходные стало на один больше... и именно его и увидел сам Малфой. Почему это казалось ему плохим знаком, Альбус сказать не мог, но точно знал — из этой случайной сценки в коридоре ничего толкового не выйдет. Убедиться в этом ему пришлось в тот же вечер, когда он, сидя в общей гостиной, старательно списывал у Майкла Нотта эссе по Трансфигурации и почти так же старательно не думал о том, что после завершения работы можно будет отправить в гриффиндорскую башню сову, узнать у Тони, есть ли у него желание пройти ползамка и сбросить напряжение после тяжелого понедельника. Альбус уже поставил точку и запихнул эссе в сумку, когда ему на плечо легла рука. Он обернулся и столкнулся взглядом со Скорпиусом — у того, как всегда, на губах застыла легкая ухмылка. Малфой, растягивая слова, произнес: — Слушай, Поттер... У тебя ведь еще сохранился тот рисунок, который ты мне показывал утром? Альбус приподнял брови — он точно не "показывал", и тем более не утром, а в обед, — но понимал, что Скорпиус намеренно сгущает краски. — Сохранился, но не в первоначальном виде, — вместо спокойного ответа получилось неуверенное бормотание. Скорпиус склонился, и его горячее дыхание обожгло Альбусу ухо: — Может, ты отдашь его мне? — Зачем? — не удержался от вопроса Альбус. Скорпиус фыркнул, убрал руку с его плеча и, потеснив его, сел рядом, из-за нехватки места прижимаясь к нему бедром. Ал поерзал и смутился под насмехающимся взглядом однокурсника. — Он мне понравился, — произнес Скорпиус, внимательно глядя Альбусу в глаза, — а то, что мне нравится, Поттер, я предпочитаю держать возле себя. — Он передернул плечами и словно бы случайно пробежался пальцами по колену Ала. — Не думал, что тебе может нравиться что-то кроме твоей персоны, Малфой, — хрипло отозвался тот, вздрогнув от прикосновения. От пристального взгляда насмешливо сощуренных глаз, дыхания прямо возле своего лица и, главное, необычайно тесного соседства ему было некомфортно, он будто плавился и чувствовал себя мышью, с которой играет опытная и не сомневающаяся в своих действиях кошка. — Так оно и есть, — голос Малфоя и впрямь был похож на мурлыканье, — но ведь там был изображен я... — он облизнул губы, и Альбус неосознанно перевел на них взгляд, ощущая, что окончательно попал в ловушку. Скорпиус подвинулся вперед, наклоняясь к лицу Альбуса максимально близко, и выдохнул: — Или, может быть, ты нарисуешь меня еще раз? В несколько... ином виде? Альбус сглотнул, снова метнув взгляд на губы буквально в десяти сантиметрах от своих, и понял, что пропал. Малфой был повсюду, занимал мысли и тревожил все чувства, и Альбус осознал, что просто не может устоять перед почти конкретным предложением. Он кивнул, и Скорпиус улыбнулся — весьма хищно, как показалось Альбусу, — и кивнул головой в сторону лестниц. — Не забудь... инструменты, — произнес он, и Ал окончательно залился краской. — Бумагу, карандаши всякие... Когда Альбус поднимался на ноги, ему казалось, что за ними, сдерживая пошловатые ухмылки, наблюдает вся гостиная. <empty-line> Как старосте факультета, Малфою полагалась отдельная спальня, и Альбус, зайдя внутрь, мимолетно заметил, что она даже больше, чем комната остальных слизеринцев-семикурсников. Перестав оглядываться, Альбус взглянул на Малфоя — тот сидел у стола и что-то писал, слегка нахмурившись и подперев голову рукой. — Одну минуту, Поттер, — бросил он, даже не глядя на Альбуса. — Можешь пока располагаться. Альбус уселся на стул и бросил под него сумку. Он уже жалел, что согласился — но знал, что пожалел бы и в том случае, если бы отказался. Он все равно остался бы в проигрыше — в игре, подобной этой, победителем всегда выходил только Малфой. Скорпиус наконец оторвался от своего занятия и поднял голову, коротко взглянул на Альбуса и отодвинул письмо в сторону. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга — Скорпиус, казалось, сосредоточенно думал о чем-то, а Альбус просто не мог оторвать от него изучающего взгляда. — Как бы ты предпочел меня нарисовать? — прервал молчание Малфой. Альбус пожал плечами и неуверенно сказал: — Это ведь для тебя рисунок, а я... мне просто хочется нарисовать с натуры... У тебя, наверное, много своих портретов, так что ты лучше знаешь. Малфой слегка подался вперед: — Портретов много, но все они... чересчур приличные, — он деланно-грустно качнул головой и, тут же усмехнувшись, потянулся рукой к воротнику рубашки. — Ты умеешь рисовать ню? Альбус кивнул, глядя, как Малфой легко стягивает с себя галстук и пробегается пальцами по пуговицам. — Уже рисовал? — Еще не доводилось, — ладони у Альбуса вспотели, и он потер их о брюки, надеясь, что Малфой не заметит. — А хотел? — Да... наверное. Не знаю. — Да, наверное, не знаю, — фыркнув, передразнил его Скорпиус. — Нужно точно знать, что хочешь от жизни... и брать все. — Он встал, положил на стол галстук, который до этого, оказывается, мял в руках, и расстегнул все пуговицы на рубашке. — Я ограничусь этим, иначе результат нельзя будет никому показывать. — Разве не в этом смысл? — спросил Альбус и полез в сумку за принадлежностями для рисования. — Собрать побольше изображений самого себя, в любых видах, и хранить их, пряча ото всех чужих глаз? — Если бы я так делал, я бы свихнулся на самом себе, — заметил Малфой. Он небрежно взлохматил волосы и устроился на полу, подтянув ноги к груди, обхватив их руками и даже в такой позе умудряясь выглядеть небрежно-роскошно. — Как мне устроиться, господин художник? Альбус собрался с духом. — М-м-м... выпрямись... и не запрокидывай голову. Да, вот так. И чуть-чуть повернись ко мне. — Будет сделано, — фыркнул Скорпиус, слегка поворачивая корпус. — Так? — Ага, идеаль... отлично... — Малфой вдруг поднялся на ноги, и Альбус недоуменно посмотрел на него. — Ты чего?.. — Думаю, ты не откажешься от аванса, — рассмеялся над его изумленным лицом Скорпиус, в два неуловимых шага приблизился, наклонился, опуская руку на плечо и другой приподнимая подбородок Альбуса. Две секунды напряженных "гляделок" — и Малфой поцеловал его, решительно пробежав языком по зубам и прикусив нижнюю губу. Еще мгновение, и он отстранился, насмешливо, но и с невесомой радостью в глазах посмотрев на Альбуса и снова вернувшись на место. Альбус облизал прикусанную губу, сморгнул и перевел взгляд на пристроившегося у стены парня. — Не запрокидывай голову, — напомнил он хрипловатым голосом. — Эм, а вообще.. ты точно уверен, что хочешь?.. Я буду долго, даже если не в один за... то есть, даже если набросок. Малфой снова рассмеялся, явно не упустив из виду это почти мечтательное "не в один заход". — Что, аванс оказался слишком большим, мозги уже отключились? — Альбус недовольно нахмурился, и Скорпиус со смешком заявил: — Конечно, уверен. У меня, как ты верно заметил, множество портретов... — голос зазвучал неожиданно горько, — и мне даже в детстве приходилось часами сидеть без движения, пока очередной бродяга пытался убедить мою мать в том, что он — лучший художник в Англии. — Зачем... зачем ты мне говоришь это? — растерянно поинтересовался Альбус, затачивая притупившийся карандаш. Скорпиус пожал плечами: — А почему бы и нет? Ты спросил, я ответил — правду, между прочим — и добавил немного личных подробностей. — Он помолчал, снова растрепал себе волосы и неожиданно добавил: — Мы с тобой почти не знаем друг друга, Поттер, хоть и проучились шесть с половиной лет на одном курсе. Думаю, нужно это исправить. Альбус приподнял брови, недоумевая, что должно обозначать такое предложение. — Если перевести на твой привычный язык, это значит — давай займемся сексом? Малфой поморщился: — Ну что ты так... прямо. — Он почему-то тяжело вздохнул и признал: — Ну, суть такая да... но это не означает, что нельзя попробовать и нормально, по-настоящему, узнать друг друга. От этого в груди что-то защемило, и мысли лихорадочно перемешались. — Ты вроде нормальный парень, Пот... Альбус, — задумчиво произнес Малфой, не глядя тому в глаза, — вон, учишься хорошо, рисованием увлекаешься... Может, и скучноватый набор, зато это все не надуманное, а настоящее. — Он закрыл глаза и провел рукой по лицу. — Меня уже тошнит от того, что придумывают все мои... дружки, чтобы удержать меня. — Альбус ошеломленно молчал, не в силах что-либо выговорить, и Скорпиус, открыв глаза и фыркнув, добавил: — Ты даже смущаешься искренне, не то, что некоторые. Слушай... — он потряс головой, словно прогоняя наваждение, — если не хочешь, не надо... рисовать меня, я могу просто... и ты пойдешь. Хочешь? У Альбуса дрогнула рука, и он упрямо произнес: — Вот еще. Я, может, и "скучный", занудный и не такой, как те, с кем ты привык иметь дело, но я точно предпочитаю идти до конца. Раз плюнул на свою гордость и пришел... Малфой поднял руку, перебивая: — Да понял я, понял. Вот об этом я и говорил, кстати. — Он невесело улыбнулся и сказал такое, отчего Альбусу показалось, что он ослышался: — Прости меня. — Э, Малфой?.. Ты же ничего такого не сказал и не сделал... за что? — Скорпиус, — с нажимом поправил тот, и Альбус, глядя, как он опять поднимается на ноги, повторил словно зачарованный: — Скорпиус. — Наверное, как раз за то, что ничего не сказал и не сделал... — Скорпиус подошел, забрал у Альбуса крепко стиснутые карандаши, положил их на стол и потянул его за руку, вынуждая подняться. — Скорпиус?.. — продолжить Альбус не смог, запнувшись под пристальным взглядом. Целовался Малфой совсем не так, как Тони — "черт, Тони...", мелькнула где-то в глубине сознания мысль — и тут же исчезла. Малфой не выпрашивал поцелуи и не делал жалостное лицо, изображая, что ничего не умеет. Он требовательно и решительно брал свое, позволяя себе чуть подразнить Альбуса игривыми касаниями. Залезть прохладными пальцами под неизвестно когда оказавшуюся расстегнутой рубашку. Наклонить голову и легонько прикусить кожу на шее, сразу же проведя языком по покрасневшему местечку. Мягко дотронуться до ключиц и тут же резко, почти грубо дернуть и вжать в стену. Забраться рукой в брюки, умудрившись незаметно расстегнуть ремень, и оттянуть резинку трусов. Альбус охнул, почувствовав, как Малфой сжал его член, и нервно дернулся, когда ему прямо в ухо выдохнули: — И извини... ты, видимо, не нарисуешь меня вообще... Потом были спотыкающиеся шаги к кровати и ощущение невозможной мягкости покрывала под спиной, срывающееся дыхание на шее и дорожка поцелуев на ключицах... Альбус замер, напрягаясь всем телом, когда почувствовал скользнувший в него палец, — но Скорпиус мягко шепнул: — Расслабься, — и Альбус обмяк в его объятиях, разгоряченный и предвкушающий. Впившиеся в кожу ногти, напряженное дыхание... Рваными толчками вколачиваясь и прижимая Альбуса к матрасу, Малфой уверенно принялся наглаживать его член. Наконец, невозможно яркий, ослепляющий удар, расползающийся по телу горячим наслаждением... Над ухом раздалось невероятно близкое: — Альбус!.. — и Малфой, глубоко дыша и успокаивая отчетливо ощущающеея сердцебиение, коротко поцеловал и уткнулся лбом ему в плечо. Выбравшись из-под Скорпиуса, Альбус кое-как сотворил очищающие валяющейся на тумбочке палочкой — кто из них и когда туда ее бросил?.. — набросил на них смятый плед, валявшийся в ногах, и быстро провалился в темноту. Проснулся Альбус с четким осознанием того, что спит не у себя в постели. Он потянулся, не открывая глаз, и резко сел, вспомнив вчерашний вечер. — Доброе утро... — пробормотал Скорпиус, лежащий на животе на полу и читающий книгу. Он усмехнулся, глядя, как Альбус сонно трет глаза, и произнес: — До завтрака еще час, так что ты спокойно успеешь добраться до своей комнаты и привести себя в порядок. В сердце кольнула предвиденная заранее, но от того не менее горькая безысходность. Альбус спустил ноги на пол, поджал пальцы и потянулся к своей одежде, усердно не глядя на Малфоя. — Больно? — спросил тот, и Альбус кивнул: — Да... нет... смотря о чем ты. — Он поднял голову и успел заметить недоумение на лице Скорпиуса. — В смысле? — Ты... ты же меня прогоняешь, верно? Искреннее изумление показалось ему насмешкой, и Альбус удивился, когда Скорпиус рывком поднялся с пола и сел рядом на кровати, подцепив пальцами его подбородок. — Твоя комната в нескольких шагах, — произнес он. — И если ты явишься на завтрак и уроки в мятой рубашке, на тебя будут косо смотреть... да и мне не хотелось бы делиться с тобой учебниками, если ты только вчерашние принесешь. Ты же у меня в них что-то наверняка будешь чертить... а рисование отвлекает от серьезных занятий. Он улыбался уголками губ, и Альбус почувствовал то, что, определено, не должен был чувствовать — то неуловимое, опасное и такое манящее. Надежду. — Я... — нужных слов не оказалось, да и уточнить было боязно. Малфой, улыбаясь, добавил: — Кстати, боюсь, завтра ты можешь случайно прийти на уроки с несделанным домашним заданием... да и потом, наверное, тоже... — Почему? — растерялся Альбус, и Скорпиус, невесомо и очень коротко поцеловав его, серьезно заметил: — Ты ведь меня так и не нарисовал. — Он пожал плечами. — Сам же знаешь, это дело долгое, требует нескольких заходов... — Помолчав, серьезно спросил: — Будешь меня рисовать? — Буду, — уверенно отозвался Альбус и, не успев и задуматься, добавил: — Сколько смогу — как можно больше.