Дружба и никакого...чувства?

Tyler’s POV Какая ничтожная привычка рушить то, что является для нас самим любимым и ценным. Ещё одна ничтожная привычка — говорить, не думая, а затем тихо сидеть на полу в прихожей, надеясь на то, что солнечный лучик вернется в твой дом . Какое я дерьмо, Боже, какое я дерьмо! Наговорив своей любви ложь, гнусную, пьяную ложь, я испытываю острое желание ударить себя. До крови. До боли. На ватных ногах тащу свое тело в гостиную, чувствуя невероятное душевное беспокойство и грусть. Я все еще слышу его голос. Я все еще чувствую его запах. Я все еще вижу его эфемерный силуэт. и кристально чистые слезы. Сидеть на кухне и давиться алкоголем — не самый лучший способ признать свое поражение. Алкоголь — не друг, нет. Мы делаем глупости по пьяни, а затем пытаемся забыться с помощью «волшебного» градуса. Какая ирония! Какая ирония, разве нет: ведь обычно наибольшую боль причиняет не враг, не злоумышленник, а тот, кто только вчера обещал дарить тебе счастье. Чувствую себя гадко, я не заслуживаю прощения, тем более твоих слез, я достоин ненависти да презрения, ничего больше! Чувство ревности губит меня, но ведь я не виноват, что этот Франта влюблен в тебя, Трой, я не виноват. Да, виноват Франта, и я готов сказать ему это в лицо прямо сейчас и мне все равно, что на часах уже давно не время для гостей! Чуть не упал, пока поднимался со стула, однако это совсем не значит, что я пьян, просто забвение, оно обманчиво. Трой у него! Я уверен в этом, потому что… да потому что Франта не упустит шанс украсть моего парня. Я люблю его. Боже, как я люблю его! Почему я такой мудак? Почему нельзя вернуть время вспять? Почему слово - не воробей, если вылетит — уже не поймаешь? Почему эти ваши слова убивают похлеще оружия? Почему мы имеем свойство говорить то, что совсем не имели на уме? Почему я ощущаю жгучую боль в груди, словно мне сердце выжгли? Потому что я чувствую…

***

— Хэй, Франта, открывай! — кричал я, громко стуча в дверь. — Тайлер, ты что творишь? И где ты был? Трой волнуется за тебя… — он говорил быстро, обеспокоенно, однако я все же перебил его. — Он у тебя, да? Скажи, что он у тебя? — спросил я, входя в прихожую. А хотел ли я, чтобы он был? — Так Трой у тебя , волнуется не на шутку, между прочим. Стой, ты что пьян? — Ух, какой же догадливый! — саркастично заметил я. — И нет его у меня, нет, — горькая правда. — Что-то случилось? — Дневник твой случился! Я никогда не был особо принципиальным, однако и чрезмерным любопытством не обладал… Так получилось, и знаешь, оказывается, сложно жить с мыслью, что твоего парня любит его лучший друг, который всегда с ним. — Черт, я даже не знаю злиться ли мне из-за того, что ты рылся в моих вещах или же смутиться. Тайлер, правда, я не собирался рушить ваши отношения. Да, мне нравится Трой, не буду спорить, скрывать нет смысла - ты и так все видел, однако у меня и в мыслях не было портить вашу любовь, ведь я видел, как он смотрит на тебя, а ты на него. Эти взгляды: ласковые и заботливые и такие увлеченные. Мне больно, мне грустно, но ведь когда-то я смогу разлюбить ведь, правда, Тайлер, смогу? — он был в таком отчаянье, и мне стало так стыдно за себя. Понимаете, когда ты — ревнивый по жизни, сложно доверять людям, появляется чувство, словно тебя обокрали. — Коннор, — прохрипел я. — Мне плохо… На подкашивающихся ногах я добрался до уборной, а затем выблевал все, что успел влить в себя в клубе, у друзей и дома. Беспрерывная рвота, горечь во рту не затмевает горечи в душе, и чувство полного ничтожества съедает меня изнутри. Коннор заботливо стоял возле меня, протягивая мне воду и салфетки. Почему он так добр со мной после того, как я налетел на него с претензиями, прочел его дневник и чуть не изгадил ему дом? Я люблю Троя. Я на самом деле люблю его больше чем кого-либо в этой ничтожной жизни. Однако смогу ли я вернуть его доверие после того, как растоптал его уверенность своими жалкими словами, которые, как назло, имели скрытый смысл, ведь он верил мне, делился со мной сокровенным, а я… а я просто растоптал его уверенность. Может, мне не нужно бороться за него? Уж слишком я порочен для него и все, что моя любовь приносит, - только слёзы и страдания. Смогу ли я отпустить его? — Спасибо, Кон, — прошептал я, вставая с колен на ноги. Дрожащие конечности, и я опять чуть не сваливаюсь на холодный кафель, но вовремя схватившись за раковину, удерживаю равновесие. — Может, останешься? — Нет, я в порядке, правда. Темная ночь встретила меня холодным потоком воздуха, и я все еще дрожа то ли от слабости после опустошения желудка, то ли от холода, опустился на мокрую траву, опираясь на холодную стену дома. Мы говорим: «Не люблю», а в душе у нас текут слёзы. Мы говорим: «Ненавижу», только для того, чтобы самим поверить в это. Мы говорим: «Прощай», в надежде увидеть человека еще раз. Мы говорим: «Уходи», чтобы человек не видел наших слёз. Мы говорим: «Никогда», когда уверены, что это повторится. Мы говорим: «Разлюбил», когда боимся признаться в своих чувствах. Мы говорим: «Забыли», когда мысли о человеке не выходят из головы. Мы говорим: «Удалили его номер из телефона», когда знаем его на память. Мы говорим: «Все кончено», когда все только начинается. Мы просим, чтобы нас оставили в покое, когда сами нуждаемся в поддержке. Мы надеемся, когда нет других вариантов. Мы ждем, хотя знаем, что о нас давно забыли. Мы говорим, что подумаем, заранее зная ответ. Мы ищем что-то новое, зная, что без старого не сможем жить… — Я всегда с тобою, ведь над нами одно небо, Трой Сиван.