guilt

      Барри дерьмово себя чувствует.       Эта неделя была полна адскими днями, из-за которых он вёл себя как полный придурок. Он знает это. Барри не гордится тем, что сделал, но и не собирается скрываться за лёгкими оправданиями того, что находился под влиянием чувака «Радужные глаза» (или как там Циско решил его назвать?). Тот парень мог заставить выйти наружу весь его гнев вместе со злостью и агрессией, но Барри знал корень проблемы: это он сам и никто больше. Как он сказал Оливеру: «Те чувства, которые он высказал людям, уже были в его душе, только похороненные глубоко внутри, потому что он был взрослым, которому приходилось иметь дело с маленьким гневом или завистью и не выплескивать их на дорогих ему людей».       Он извинился перед Оливером, который принял это… Он попросил прощения у Айрис единственным доступным способом, потому что он просто не мог пойти к ней как Барри Аллен (Хей, это я, твой друг, я немножко странный и обладаю супер скоростью). И даже если она не приняла извинений, Барри всё ещё может убеждать себя, что он хотя бы пытался. Он мог извиниться перед ней как Флэш или всё ещё поговорить с ней как Барри, и это хотя бы что-то, хоть и не совсем правильно.       По крайне мере, это больше, чем он может предпринять с Эдди.       Да, Барри завидует ему. Он знал этого парня всего несколько дней до взрыва, и его представление о нём было как о золотом ребёнке, которого хвалят за каждую сделанную им вещь, как о испорченном и чрезвычайно дерзком человеке. Во-первых, Эдди ему совсем не нравился. И когда Аллен очнулся и узнал, что тот встречается с Айрис, его неприязнь к этому парню лишь возросла.       Однако вскоре стало очевидно, что ненавидеть Эдди Тоуна не так легко, как это казалось на первый взгляд. Барри полагал, что может похоронить себя в своей мелкой неприязни к этому человеку. Иногда он на час задерживал требуемые лабораторные результаты, чтобы раздражать его, или крал его пончик, или делал любую другую крошечную вещь, которая заставляла Барри чувствовать себя удовлетворенным, хоть и столь ребяческим, мимолётным способом.       Но Эдди… Он… Хороший. Действительно. Раздражающе хороший. Барри думал, что это потому, что Айрис не хочет, чтобы Эдди был недружелюбным к её другу. Но Эдди не перестает быть хорошим, даже когда Айрис этого не видит.       Он пригласил Барри побоксировать с ним, он помог Барри и, возможно, даже не представлял, насколько. И всё это время он просто усмехался, подмигивал и дразнил. Барри не заметил, как он прекратил ненавидеть Эдди, и начал чувствовать себя полным мудаком из-за попыток втиснуться между ним с Айрис. В конце концов, у Барри был шанс, бесконечное количество шансов все эти годы, но он не говорил Айрис, что чувствовал. Эдди – тот, который был достаточно храбрым, чтобы воспользоваться своим шансом, и Барри не может теперь оправдывать свою ненависть тем, что кто-то просто был храбрее его.       Барри помнит, как выбросил Эдди из машины. Помнит, как ослепленный злостью, атаковал его. Он даже не был уверен, из-за Айрис ли это или из-за того факта, что Эдди считал его опасным, как преступника, и Барри нелегко пришлось урегулировать эти два абсолютно разных взгляда на одного и того же человека. Естественно, Айрис теперь смотрит на Флэша по-другому, но… Это всё ещё что-то вроде старого взгляда. Айрис нравится Барри Аллен, и ей нравился Флэш. Симпатия к нему была просто приправлена восхищением или верой в героя, или чем бы то ни было. Это различные оттенки одного и того же чувства; С Эдди же это безумие. Тоун дружелюбен к нему, а в следующий момент хочет его арестовать, и Аллен всё ещё не может начертить линию между Барри и Флэшем.       И теперь он даже не может извиниться перед Эдди, потому что он, скорее всего, выстрелит, если Барри подойдет к нему в красном костюме… Также он не может сказать что-то как Барри, потому что он, технически, как предполагается, не знает, что это произошло. И это съедает его изнутри, особенно, когда он приходит на работу на следующее утро и Эдди улыбается ему. Его губа разбита, лоб и щеки в царапинах, а сам он пытается скрывать хромоту, но Эдди всё ещё улыбается ему, а Барри просто хочется попросить прощения. Но он не может.       Примерно десять минут уходит на то, чтобы достать кофе (шутки о кофе полицейского участка, сделанного в аду, не были просто шутками) и пончиков: девять с половиной из которых он съел, пока ждал своей очереди, но на этот раз он не возражает. Ему требуется время, чтобы сформулировать то, что он собирается сказать.       И всё-таки он не может придумать многого: когда Эдди, сидя за столом, на котором появился свежий, горячий кофе и два больших пончика, смотрит на него, Барри может только пожать плечами и почти незаметно улыбнуться. — Домашняя еда? — спрашивает он. Эдди усмехается, и улыбка буквально освещает его лицо, а Барри становится только хуже. Черт… Пончики и кофе не смогут вытеснить это чувство вины, грызущее его внутренности…       Он просто должен попытаться сделать что-нибудь для Эдди. Так что он делает это: когда Эдди просит отчет из лаборатории, Барри удостоверяется, что он доберётся до него максимально быстро; когда Эдди не может найти ручку, Барри даёт ему свою; когда Эдди работает сверхурочно (а он часто это делает), Аллен приносит ему больше кофе. Барри знает, что это всего лишь крохотные вещи и это далеко не то же самое, что и настоящие извинения. Но он не может побороть то чувство вины, которое заставляет его делать всё это.       Спустя неделю он больше не думает об этом, он просто приносит кофе Эдди снова и снова по пути на работу. Эдди смотрит на него прямо сейчас, будто пытается всё выяснить, а Барри нервно улыбается и уходит в свою лабораторию так быстро, как только может, не пробуждая при этом подозрений. Он, наверное, должен остановиться прежде, чем Эдди поймет… Барри не думает, что действительно сможет справиться с этим, если Тоун направит на него пушку (снова).       Он сосредотачивается на своей работе в этот день; его не вызвали на место преступления, поэтому он даже не замечает, сколько времени прошло, пока на улице не становится темно и шум полицейского участка не начинает утихать. Когда стук в дверь отрывает его от мыслей, он смотрит, только чтобы найти там Эдди с доказательствами в руке. — Привет, — здоровается Эдди, — ты не мог бы посмотреть на это завтра? Мы нашли это в доме Коннора, думаю, это могло бы дать нам ключ к разга... — Ладно, я сделаю это прямо сейчас, — Барри встаёт, чтобы взять коробку. Эдди качает головой, убирая ее от Барри. — Никаких порывов, Аллен. Уже поздно… Иди домой и поспи, хорошо? — Всё в порядке. Я ничем не занят. Разве не для этого нужны друзья? Я могу разобраться с этими доказательствами быстрее.       Эдди хмурится, сглатывает и смотрит, будто готовится к чему-то. Барри медленно убирает руку обратно. — Что-то не так? — нехотя спрашивает он. Может быть, он просто становится параноиком. Может быть, Эдди просто беспокоится об этом деле. — Я знаю, что ты делаешь, — медленно говорит Эдди, не отводя взгляда от Барри. Чувство страха заполняет Аллена, но он отгоняет его прочь. Ведь Эдди не мог этого выяснить… Так ведь?! — Что? — говорит он тихо. Эдди вновь хмурится в ответ. — Я знаю, что ты творишь. И это должно прекратиться.       Барри просто смотрит на него, боясь сказать что-нибудь в случае, если Эдди действительно говорит о чем-то другом. Это убивает его. Он не имеет понятия, когда то, что он не может рассказать Эдди о том, кто он есть на самом деле, стало проблемой. Барри чувствует этот огромный разлом между ними, и его внезапно озаряет, что он не хочет быть раскрытым.       Эдди недолго смотрит на него, потом оставляет пластиковую коробку на ближайшем столе, снова направляясь к двери; Барри понимает, что ему нужно просто дать ему уйти, но он должен знать. Он говорит сам себе, что это только для защиты. Он должен знать, если Эдди выяснил, кто является Флэшем, тогда Барри может попросить его никому не говорить, может объясниться, может извиниться. Ему почти удаётся обмануть себя, что это не имеет ничего общего с его странным, можно сказать, суицидальным желанием, что Эдди знает о нём больше.       Он хватает Эдди за руку прежде, чем думает об этом. — Эдди.       Руки Тоуна хватают его за плечи в следующую секунду, будто обвивая кнутами. Барри не может использовать свою скорость, но он по-прежнему может увидеть ряд смешанных эмоций на лице Эдди прежде, чем тот смотрит на него снова. — Не делай этого, Аллен. Извини, если я дал тебе ложную надежду. Ну, не совсем ложную, на самом деле, — он криво ухмыляется и на мгновение смотрит в сторону. Всё, что может сделать Барри – это смотреть на рассечённую губу Эдди, которая стала таковой из-за того «происшествия» на дороге. Всплеск резкой вины заполняет его изнутри, и Барри не может остановить это.       Эдди снова смотрит на него: — Но это больше не может продолжаться, понимаешь? Я люблю Айрис…       Что? А это тут вообще при чем? Может, Эдди хочет сказать, что потому, что он любит Айрис, а Барри её друг, он не расскажет никому, пока Барри не перестанет быть Флэшем или… что? — …и тебе просто… — голос Эдди звучит растеряно, словно он не может найти нужных слов. Его глаза полны решимости, и он продолжает: — Тебе не стоит больше быть таким милым и флиртовать со мной, хорошо? Это ненормально для нас обоих.       Мозг Барри на секунду отключается. Вероятно, поэтому он недостаточно быстро понимает, что происходит, когда губы Эдди, мягкие и теплые, накрывают его. Лицо Эдди по-прежнему близко, так близко, что Барри может чувствовать его дыхание, и напряженный взгляд Эдди посылает волны дрожи по позвоночнику Аллена. — Это не может повториться снова, ладно? Я не буду парнем, который изменяет любимой девушке только потому, что находит ее лучшего друга привлекательным. Я не думаю, что ты тоже хочешь причинить боль Айрис… Независимо от того, что ты можешь чувствовать ко мне, — добавляет он тихо и отпускает Барри. Когда Эдди уходит, Аллен все ещё смотрит на дверь, и все возможные виды чувств тревоги пробегаются по нему. И под паникой, смешанной с беспокойством и шоком, появляется крохотная мысль чего-то, что он боится даже рассмотреть.       Он, всё ещё ошеломлённый, подносит руку к губам.       Ох… Чёрт.