А молниям снятся кошмары?

Тренер, а молниям снятся кошмары? Неожиданный вопрос повис в тишине, Принеся с собой другие. Те - стары. И уже много лет кружатся в голове. "Хах, Эндо, почему ты всегда так весел?", "Ты уверен, что нам все же хватит сил?", "И чего ты всегда так ярок и светел, Словно кучу солнц с утра проглотил?". "Капитан, капитан, где ты?", "Ты точно сможешь играть?", "Ты веришь, что проиграют эти?", "Почему они могли нас предать?" Хей, тренер, ну чего ты замолк? Обычно тебе трудно молча стоять, А сейчас какой в молчании толк? Ученикам положено отвечать. Не знаешь, что сказать в ответ? Не ври - такого не может быть. Просто это...твой маленький секрет. Чтобы лишь по ночам от ужаса выть. Ну что, парень-молния, отвечай, Видишь, как горят глаза у паренька? Вспышка... давай, сосчитай, Сколько до грома. Гроза далека? Нет, конечно, гроза уже давно внутри. У твоего сердца. В самом дальнем уголке. Живет лет десять. Бушует - где-то три. С тех пор, как они ушли из игры налегке. А молниям снятся кошмары? И ты хочешь ответить: да. Им снятся бесшумные пожары И волки с переливами льда. Им снится ветер, бьющий по глазам И оглушающие ревом драконы. Как звезды шлют проклятья небесам, А землю разрывают волны. Молниям снятся улыбки друзей. И на шеях у них - черные камни. И молнии видят безумство мячей И на газоне -страшные алые капли. Молниям снится, как, давясь кровью, Валятся с ног обессиленные игроки. И они ползут, молча ползут по полю, И хочется выть от ужаса и тоски. И снятся крики, крики со всех сторон: "Капитан, я больше не могу удержать!...", "Капитан, у него травма... он...", "Капитан, мы не сможем устоять!...". Снятся ли молниям кошмары? Тренер-молния, а вопрос не о тебе? Ты помнишь все страхи и все удары... Что сейчас творится в твоей голове? По глазам видно: уже готов соврать. Впрочем, лжешь ты отнюдь не скверно. Снова о утешительной фигне болтать? Разве тренеру так поступать - верно? А парнишка-то задал сложный вопрос. И не примет никаких твоих "наверно", Внимательно глядя из-за кудрявых волос. Так как ты ответишь ему, а, Эндо?