Цирк, да не только

Пляшут на стене шатра тени. Ледяной ветер; мелкая снежная крупа впивается в тела, пробиваясь сквозь огромные прорехи в ткани. Под ногами - стылая грязная жижа да земля, которая подмёрзнет к утру от ночного холода. Прижавшись тесно, существа, которых и людьми-то назвать сложно, согревают зловонным дыханием друг друга. Они одеты даже не в обноски - так, лохмотья, которые едва прикрывают изуродованные тела, но делятся последним целым лоскутом одеяла, который стараются растянуть на семерых. Пусть даже у кого-то прикрыта только нога или рука. Или так, или подохнуть к утру от мороза. У них нет в шатре света. Нет огня. Нет ни единого источника тепла, к которому можно было бы подползти поближе. Только они сами - их плоть и кровь, которую они делят между собой, чтобы выжить. За пологом ткани - сияют фонари, разгоняя ночной мрак вдоль дороги, грохочут повозки, скачут кони, едут машины. Внешний мир без капли жалости к сирым и убогим. Последние крохи помоев, которые для них были едой, закончились три дня назад. Когда желудок пуст и, кажется, уже прилип к позвоночнику, холода особенно тяжело переносятся. - Сейчас бы хоть маленький кусочек заплесневелого хлеба... - Да, мы бы разделили его на всех, по крошке, и смогли бы уснуть. С тихим скулением и подвыванием существо с жабрами и плавниками на спине качает в руках свою отрубленную кисть. Он не может с ней расстаться уже несколько часов. Культя больше не кровоточила, но память о невыносимой боли была всё ещё жива. Потухший взгляд уже не выражал ничего, кроме полнейшей покорности всему. Крошечные капельки пота чуть блестели на холодном лбу. - Эй, Жан. Хорош уже надрываться. Этим ты себе не поможешь, - с шипением и свистом из разрезанных щёк, мужчина со змеиным туловищем обратился к амфибии, подползая ближе. - Лучше дай поесть. Обвив тугими кольцами калеку, он схватил его за изувеченную руку. В ответ раздался только сдавленный стон боли. Человек-змея прижался ледяными замёрзшими губами к обрубку и начал яростно сдирать зубами корку, открывая кровотечение снова - лишь только для того, чтоб напитаться им, выпить хоть несколько капель с солоновато-металлическим привкусом, не умереть глупой голодной смертью. Жан только дёрнулся - сил кричать не было. Не было их даже для того, чтоб попытаться отстраниться. Всё, что он мог - просто устало прикрыть глаза и медленно уплывать в безбрежный океан боли, повинуясь ему, забывая обо всём. - Слушай, Олле, если я сегодня подохну в этой грязи - не забудь выкинуть меня отсюда, ладно? - амфибия говорил еле слышно, но с таким убийственным спокойствием, что Змей даже на секунду оторвался от своей скудной трапезы. - Если ты откинешься сегодня, то у нас будет прекрасный ужин, - равнодушная ухмылка исказила изуродованное лицо, воздух с шумом вырвался из разрезов на щеках. Нет, Олле не злился. Он не был раздражён. Он не ждал его смерти - всего лишь озвучил факт. Тело умершего съедят. Да, им будет противно и мерзко. Но каждый хочет выжить. - Сегодня мы можем только разделить мою руку. Мне она больше не понадобится, а мяса с неё хватит нам семерым на этот вечер. Будет жаль, если она просто так сгниёт. А так мы сможем продержаться ещё один день. - Ты так цепляешься за жизнь? Хотя чего удивляться. Мы все тут такие. Уроды, смирившиеся со своей судьбой, но отчаянно желающие дышать этим поганым воздухом ещё и ещё, - в разговор вплёлся ещё один голос. Он был мягкий, с лёгкой хрипотцой, но в нём не было ни одного оттенка. Словно механический. - Смотрите, наша птичка решила раскрыть клювик. Прости, но червячков нет. Ты же ими любишь питаться, да, Маленький Джин? - Олле презрительно скривил губы, словно съел что-то совсем невкусное. Тот, кого назвали Джином, засопел и заворочался, вжимаясь сильнее в соседа, ища под боком у девушки с одной большой клешнёй вместо ног хоть толику тепла. Она сердито пихнула его острым локтём в бок за то, что он не дал ей окончательно заснуть. - Лирри? Разбудил? Девушка не ответила, неопределённо пожав плечами. Говорить она не могла. Когда она только попала к Мастеру-Кукловоду, ей хватило наглости ему нахамить, и тот очень быстро решил проблему с её излишней разговорчивостью. В первый же день он просто-напросто отрезал ей язык. Тогда её последние крики, казалось, взорвали небо. Ну, а потом она замолчала. Навсегда. В тот злополучный день она попала в шатёр уже немая. Её принёс Маленький Джин. Он спустил её с когтистых лап и аккуратно уложил на потрёпанный старый плащ - единственное сокровище компании безнадёжных уродцев-циркачей. Лирри была вся в крови, мелко подрагивала и совершенно не воспринимала происходящее. Операция по сращиванию её тела с огромной клешнёй только-только закончилась, и на обнажённом теле ещё виднелись свежие швы на месте стыка обычной человеческой плоти с искусственным материалом. Через неделю они полностью зарастут, ведь Мастер всегда заботился о регенерации у подопытного после его экспериментов. Но зарастут ли когда-нибудь раны в душе? Разумеется, нет. Лишь новые будут добавляться день ото дня. - Замёрзла совсем, наверное, - Маленький Джин аккуратно обнял девушку, утыкаясь носом, больше смахивающим на клюв, ей в шею, на которой виднелись чёрные полосы въевшейся грязи, которая уже вряд ли когда-нибудь смоется. Жалкие тряпки, которыми они пытались укрыться от ветра и мелкого снега, не только не грели, но и воняли ужасно. Ведь лучше так, чем умирать? - Опять милуетесь, голубки? - хрипящий голос принадлежал карлику с провалом вместо носа. - Брось, Джек, пускай. Пусть хоть у кого-то будет что-то светлое в этой поганой жизни, - Паук крепко прижал к себе маленькое непропорциональное тело всеми восемью руками, согревая. - Лучше будь чуть ближе ко мне. Так теплее. - Заткнитесь уже и спите, чёртовы ораторы. У нас завтра опять работа, - донеслось из большого кувшина гулко. Последней из их компании была маленькая девочка, которую практически всю жизнь продержали в сосуде, поэтому её тело приняло его форму, и, чтоб не произошло деформации, Мастер постоянно, за исключением времени на арене, держал её в нём. Ценный экспонат. В прошлом таких детей было много - замечательная потеха публике, но в современном мире такие экземпляры - редкость. Прижимаясь уродливыми телами друг к другу, обнимая тем, чем можно было обнять, семеро циркачей самого страшного Цирка медленно проваливались в беспокойный сон, где каждый видел свои мечты. Ночь февраля холодная и переменчивая, к утру вряд ли они все смогут проснуться, занесённые снегом, с посиневшими от холода губами. А Мастеру снова придётся искать нового подопытного. *** Их действительно осталось всего шестеро. Мороз февраля убил девочку из сосуда, которой не к кому было придвинуться - вокруг неё были только ледяные глиняные стенки. Но кого это волнует? Теперь у оставшихся был завтрак. Мерзкий, ужасный, аморальный до той степени, когда тошнит только от мысли, что придётся есть себе подобного. Но желание жить - сильнее. Сильнее морали, сильнее принципов, сильнее отвращения. Обычно маленькая Ая была "гвоздём" программы. В самом конце на арену выходил Мастер-Кукловод и спрашивал у замершей публики, хотят ли они увидеть нечто совсем необычное. И ему в ответ всегда раздавался восторженный гул сотен голосов. Цирк собирал бесчисленное количество зрителей. И тогда с потолка на цепи спускался кувшин. Когда до пола оставалось около метра, цепь отпускали, глиняные стенки разлеталась на черепки от удара, и посреди арены оказывалась крошечная девочка, по форме напоминающая ёмкость, в которой она находилась. Выступление длиной в минуту завораживало всех. Ещё одна ошибка природы на потеху бездушным людям с толстым кошельком. С треском развалился сосуд, сжатый восемью мощными руками Паука. Когда у человека нет ног, но надо уметь прыгать и бегать, они быстро становятся сильными. Выживание - вот цель. Маленькое тельце беспомощно шлёпнулось в грязь, а распахнутые остекленевшие глаза мёртво и равнодушно смотрели вверх, дальше, чем купол порванного шатра. Наверное, Ая сейчас видела другие миры. - Жан, тебе, как самому болезному из нас, достанется бёдрышко. Там хоть мяса побольше, - карлик командовал, указывая каждому на его кусок. Джека любили и слушались - из них только он был "долгожителем" - десять зим в Цирке. - Олле, твои - шея и голова. Ты пока держишься лучше всех, так что не в обиду, но тебе поменьше, - Олле кивнул, резво подползая к трупу. Секунда - и кольца, обвившиеся вокруг шеи девочки, резко сжались и дёрнули со всей силы, отделяя с неприятным чавкающе-хрустящим звуком от тела полагающееся на завтрак. - Тьфу, мерзость. Есть себе подобного. До чего же мы докатились, - Змей повертел в руках холодную плоть, а потом, вздохнув, запустил в неё жёлтые зубы. - Хорошо, что ещё разлагаться не начала. - Маленький Джин, Лирри. Вам - вторая нога. На двоих, я думаю, сможете поделить? - сухой кивок в знак согласия. Другого выхода не было. Вечером - выступать, и надо было привести себя в некое подобие порядка. А для этого надо было есть. Джин и девушка с клешнёй выступали всегда в паре. Они танцевали. Бесспорно, они производили неизгладимое впечатление. Лёгкая и изящная, Лирри использовала руки вместо ног и поднимала в воздух своё неуклюжее с виду тело с такой грациозностью, что захватывало дух, а Маленький Джин так красиво подхватывал каждое её движение и переносил в своё, что было ощущение, словно эти двое - единое целое. - Ну, а нам с Пауком достанутся внутренности. Руки оставим про запас, - карлик кивнул восьмирукому, и тот быстро взялся за дело. С противным хрустом, звуком разрывающихся сухожилий и выламывающихся суставов части тела покинули свои места, предназначенные природой, и оказались в голодных руках циркачей. Грязно. Отталкивающе. - Поблагодарим девочку за её тело. Спасибо, милая. Благодаря тебе мы продолжим жить, - после этих слов лопнула сдерживающая пружина. Голод - страшная вещь. Он лишает человека сил противостоять своей животной натуре. Пожалуй, эти шестеро были хорошим примером. Подавляя в себе рвотные позывы, они впивались своими гниющими зубами в мёртвую плоть, рвали её на мелкие кусочки, перемалывали даже мелкие косточки усердно работающими челюстями - лишь для того, чтоб побыть на этом проклятом свете ещё немного, ещё немного подышать смрадным воздухом шатра. Зачем им это? - Лирри, держи. Тебе же сложно есть самой, - Маленький Джин вытащил изо рта кусок хорошо разжёванных мышц и отдал девушке, что бы та могла не мучиться и просто проглотить мясо. Без языка непросто. Лирри поморщилась, но подхватила тонкими грязными пальцами предложенное и отправила по назначению, с трудом сглатывая полукашицу из человечины с противным сладковатым привкусом, перемешанным с вонью от Джина. Её передёрнуло от омерзения. Ей хотелось отказаться от этой страшной трапезы, закрыть глаза и не видеть, как вокруг неё едят плоть и пьют кровь им же подобного. - Ну же, ещё кусочек, девочка. Нам сегодня на арену, - человек-птица протянул ей ещё немного мяса, в котором уже едва угадывались волокна мышц. - Я знаю, что неприятно, но ничего не поделаешь. И она соглашалась, отправляя в рот новую порцию. - Хорошая Лирри, молодец, - Маленький Джин провёл лапой по её щеке нежно, но острые когти всё равно оставили глубокие царапины. Ещё четыре шрама, которые присоединятся к ранее полученным от его прикосновений, но она не отстранилась. Своего рода любовь в извращённой форме, которую они испытывали, вряд ли была понятна кому-то за пределами шатра. Она была естественной только для них - тех, кто уже не помнил, каково это - жить без боли, голода и страха. Лирри иногда хотелось, чтоб способность говорить к ней снова вернулась. Хотя бы для того, чтоб она смогла один-единственный раз назвать "птицу" по имени, произнести его глупое имя, которое для неё осталось единственной ценностью. А иногда ей хотелось плакать, сжимая в искалеченных тисками пальцах его перья. Правда, слёз у неё уже давно не было. Оставалась лишь болезненная нежность, которую она могла выразить, лишь обхватывая его тело своей клешнёй вместо ног. А сейчас, проглатывая очередной кусок плоти девочки по имени Ая, она смотрела на тех, с кем судьба её свела, и понимала, что это всё - временное. Её выступления, Маленький Джин, Паук, обнимающий своего обожаемого карлика и прижимающий его к своей груди, обдающий его отвратительным гнилым запахом изо рта - они все когда-нибудь исчезнут. И "Птица" понимал её без слов, только глядя в её пустые глаза. - Мы же умрём все, Лирри. И ты, и я, и тот парень с жабрами и плавниками. Нам осталось лишь смотреть в бездонное небо за пологом шатра и мечтать о том, что когда-нибудь мы ещё встретимся. Наверное, они ещё правда встретятся. Не под этими звёздами, не в этом мире. Где-нибудь, где не будет Мастера-кукловода; Жана, баюкающего обрубок своей кисти; Олле, пьющего кровь амфибии; Джека, жадно поглощающего плоть маленькой девочки из сосуда. Где-нибудь, где их мир будет шире, чем арена и дырявый шатёр с хлюпающей грязью под ногами.