Я не могу спокойно смотреть на любимых людей. Точнее, человека. Мне ничего не говорили, все что у меня есть - лишь выдумка. Мой мозг сам додумал. Со мной дружат, а я люблю в ответ. Со мной шутят, а впитываю в себя каждое слово. Мне улыбаются, а чувствую, как становится трудно дышать. Мне дают понять, что устали от меня, а я навязываюсь еще сильнее. Я наваливаюсь на человека со всеми своими проблемами, и давлю на него сверху вниз. Тяну за собой. Я никому делать никому плохо. Я просто хочу определенности. Потому что времени мало. У человека вообще катастрофически мало времени. "Третий лишний" - говорят умные люди. "Я хочу провести все оставшееся в меня время, даже если это будет стоить мне жизни" - говорю я. А мне не отвечают. Потому-что я - третий. Я люблю тебя, дура. Хватит смеяться мне в лицо.
Гейл. Опять здесь, смотрит. На меня смотрит. И, как всегда, это злит меня. Сильно, так сильно, что чай и пончики, заказанные беременной женщиной в другом конце зала, украсят ее платье. - Лорис, прошу... Ее слова не разбудили во мне ни сочувствия, ни жалости к ней. Но было что-то... Я не знаю, как это объяснить, но интонации в ее голосе мне напомнили... мои собственные. - Если для тебя это так важно... - смотрю в ее глаза, пытаясь понять, так ли это. - Ладно, мы поговорим, но не сегодня, возможно, позже. У меня нет на это времени. - Хорошо, - отвечает она, и я замечаю тень улыбки на ее грустном лице. Выпрямив спину, я отхожу от ее столика, надеясь провалиться сквозь землю. Медленно, шаркая ногами...***
- Здесь, в основном, девочки из богатых семей, - объясняла Лорис своей новой подруге. - Они делятся на группы. Миссис Пруэтт очень строга и требует порядка от своего курса, но, на самом деле, многие здесь просто плохие. - Плохие? Кто? - Вон, та, - девочка указала на высокую и хрупкую красавицу с белокурыми локонами. - Это Кейт Зильберман. Та еще дура. Выпендривается перед всеми, издевается. - А рядом с ней? - спросила рыжая. - А, это, - махнула рукой Лорис, - это просто ее курятник. - Ее что? - удивленно переспросила Гейл. На ее лице уграла улыбка. - Курятник. В смысле, курицы, - объяснила ей Лорис. Обе девочки, заливаясь смехом, побежали на урок.***
Будто молотком по голове, вот уже полчаса кто-то стучал в дверь. В комнате темно.За окном слышен лишь шум проезжающих мимо дома машин. Я не хочу открывать. Не так уж и поздно, зимой темнеет быстрее. На полу холодно, поясницу неприятно покалывает, ноги затекли. - Лорис, открой. Застучали сильнее. Гейл пришла. Стоп. Гейл пришла? Резко вскакиваю с пола, отчего голова сильно закружилась, и чувство тошноты подкатывает у горлу. Пару раз ударившись о дверной косяк, я на ощупь пытаюсь добраться до входной двери. Коридор очень узкий, как назло здесь разбросаны книги и диски. - Да твою же мать, иду! - кричу я, потирая мизинец на ноге. Наконец, добравшись до двери, я набираю в легкие побольше воздуха. Понимаю, что надо будет с ней поговорить. - Ну наконец, Лорис, я думала, ты мне не откроешь... - Что ты здесь делаешь? - перебиваю ее. Она удивленно смотрит на меня из-под своей густой челки, которая буквально свисает над ее глазами. - Я пришла поговорить, - растерянно отвечает она. - Я вижу, что ты пришла, откуда у тебя мой адрес? - Рыжий дал, твой друг. - Рыжий? Лео, - раздраженно рявкаю я. - Ну раз пришла - проходи. - У тебя здесь темно, - кричит она мне из-за спины. - Выключатель найдешь сама, я пошла в ванную, - кидаю ей. Заперев дверь на ключ, я быстро умываюсь холодной водой. Не хочу. Я не хочу с ней говорить. Мне и так хреново, так еще и она здесь. Была бы моя воля, я бы... Размяв шею, я все же решаюсь выйти. Она стояла у окна, обняв себя руками. Неудивительно, у меня всегда холодно. Мое присутствие ее ничуть не смущало, она молча сверлила взглядом витрину магазина, видную из окна. - Пить будешь? - спрашиваю я, чтобы чуть развеять обстановку. - Я никогда не любила тебя - отвечает она. Я не слышала ее. Определенно нет. Иначе, как объяснить то, что после ее слов я молча подошла к графину с виски и... уронила его на пол. Я никогда не любила тебя. Нархмурив брови, я смотрела на тонкую струйку крови, рванувшую из руки. Я никогда не любила тебя. Мне больно. Определенно больно, ведь кровь идет. Я никогда не любила тебя. Ну что же это? Руки так сильно дрожат, а немой крик вырвался из горла. Я всегда это знала. Пока кровь стекала по предплечью, я тупо смотрела на Гейл, которая, вздрогнув от звука разбивающегося стекла, подбежала ко мне и в панике что-то кричала и спрашивала... Я никогда не любила тебя.***
- Я из Ирландии. Это очень красивое место. Мой отец занимается табачным бизнесом. А твой? - Я... В полной тишине, спрятавшись от всех, две девочки рассказывали о себе всякую всячину. Большой дуб, росший в нескольких метрах от летнего сада, был их тайным местом, скрытым от чужих глаз. - Мой папа... он... я не знаю, где он работает, - тихо сказала Лорис. - Ну, ничего страшного, мой папа сказал, что скоро бросит работу. "Семья - важнее всего", - так он говорит. Лорис с завистью посмотрела на свою подругу. Легкий ветер играл, развевая ее рыжие кудри. Девочка, казалось, даже не заметила грустного взгляда, брошенного в ее сторону, и так же с улыбкой продолжала... - Папа очень любит нас с мамой. Девона он любит тоже, но он не так часто появляется дома. Папа говорит, что Девон отбился от рук. Я уже давно не видела его... - Эй, - Лорис потрепала ее за плечо. - Не плачь. Слезы для слабых. Твой брат еще приедет. Гейл недоверчиво взглянула в карие глаза подруги. Она все же подалась вперед и обняла ее. Ей было необходимо чье-то присутствие, чьи-нибудь объятья***
Я помню, как увидела ее впервые. Эта громкая, крышесносящая девушка. Она была невероятно хороша собой. Умная, рассудительная... Настоящая. Голубые глаза будто говорили: можешь мне доверять. Слово за словом, я сразу поняла, что она не такая. Слишком много в ней было родного. Слишком много похожего. Именно тогда я поняла, что рано или поздно, я полюблю ее. В комнате царила тишина. Глаза быстро привыкли к темноте. Мы так и сидели, не зажигая света. Голова раскалывалась, требуя чем-нибудь заглушить боль. Я никогда не желала смерти людям. Смерть - самое ужасное, что преследовало меня по жизни. И смерть снова забрала мое сердце. Рана, что образовалась на том месте, гноилась годами, воспаляясь, распространяя зараза по всему телу. Гниющая плоть - я каким-то чудесным образом выжила без сердца эти несколько лет. Однако же, все эти годы, душу грела еле уловимая иллюзия. Я верила...пыталась поверить в то, что меня, быть может, все еще любят. Но нет. Она пришла сама. Сказала это сама. Мой взгляд невольно снова и снова возвращался к ней. Да. Я права. Она потрясающе красива, только вот душевно разбита. Некогда короткие темно-русые волосы были окрашены в золотистый цвет. Мне всегда нравились ее волосы. Хаос, что творился на ее голове был невероятно забавен. Хотелось протянуть руки и коснуться их. Зависть - мерзкое чувство. На протяжении всей нашей с Гейл "дружбы" она ходила за мной по пятам. Гейл была бледна как смерть. Ее кожа, как и у многих аристократов, напоминала тонкую пленку, из-под которой виднелась синяя паутинка вен... Я любила ее. Очень. Было время, когда я была одержима ею. Зависела от нее. Ловить ее улыбку. Впитывать в себя этот потрясающий вкус счастья, когда любимый человек улыбается. Возможно высокомерная, возможно дружеская - эта улыбка сводила меня с ума очень долго. Пока мы не разминулись тогда. За окном шел снег. В комнате было прохладно, но плевать... В руках я держала большую кружку кофе. От него исходил ужасный запах, ведь эта банка простояла на полке два года. Мне нужно тепло. Чье-нибудь. Гейл неподвижно сидела на полу. Она села туда час назад. Не знаю, холодно ли ей. Плевать... Сейчас на все плевать. Настолько больно, что даже не чувствую собственных рук, которые сильно обожглись горячей чашкой. Они просто дрожат. Не только от ожога, от слабости тоже. Предплечье перевязано какой-то тряпкой. Гейл не нашла аптечки. У меня нет аптечки. О чем только не думаешь, лишь бы не возвращаться к ее словам. Она сидит, обхватив голову руками, опираясь о колени. Мне не жаль ее. Ни капли. Второй раз в жизни чувствую это. Щиплет нос, щеки, губы. Слезы. Так это называется. Слезы - для слабых духом людей. А я не слабая. Я жалкая. Мне жаль себя. Это обжигает сильнее кофе. Это чувство опьяняет сильнее виски. Ей действительно было плевать? Думала ли она, что мне было больно? Когда я умерла для нее. Когда она бросила меня в аэропорту восемь лет назад... И немного эгоистичное: вспомнила ли она меня? Когда-нибудь... Звук отвлек меня. Это Гейл всхлипнула. Это чертовски правильно. Это делает нас людьми. Боль делает нас людьми. Показывает нам, что мы все еще живы. Это правильно. Нет. Нет, черт побери! Гейл встала с пола, отряхивая свою шубу. Я тупо смотрела на нее, будто ждала чего-то. Встретившись с ней взглядом, я поняла, что она чувствует то же самое. Мы ждем чего-то друг от друга, но обе не знаем чего.Но в отличие от нее, я имею права требовать. Ведь это я была жертвой. - Не смотри на меня, - тихо прошу я. У меня нет сил ссориться с ней. Да я и не хочу. Она кивает мне и садится рядом, а мне страшно. Мне страшно, ведь мои эмоции могут опять предать меня. Они не раз так делали. От нее исходит тонкий запах сигарет. Гейл не курит. Хорошие девочки не курят, значит, и она тоже. Это мысль кажется невообразимо глупой, ведь я вижу, как она достает из кармана пачку сигарет. Я не смею двигаться. Я лишь вдыхаю легкий запах табака. Этот дым, этот запах, легкая туманность. Она помогает забыться и уйти с головой в воспоминания...***
- Ты слишком пьяна. Больше всего меня сейчас пугала ее настойчивость. Этот по-взрослому тяжелый взгляд, это тяжелое дыхание... Хотелось подчиняться. Хотелось стать пластилином в ее руках, что угодно - лишь бы она не уходила. Но не так. Не пьяными мы должны быть, чтобы открыться друг другу. - Я хочу тебя. Сейчас, - она кое-как перебирая ноги, пошатываясь, приблизилась ко мне. Не смотри ей в глаза. Если посмотришь - потеряешь ту единственную нить, что связывает Вас с реальностью. Ты этого не хочешь. - Давай-ка сначала присядем, тебе нужно отдохнуть, - неуклюжее движение, и вот - она перехватывает мою руку и притягивает к себе. На все мои тщетные попытки вырваться, легкая усмешка срывается с ее губ, и она сильнее сжимает мое предплечье. - Глупая-глупая женщина...- тягучий, с хрипотцой, низкий голос ласкает слух, и вот снова - делай что хочешь, только покончи с этой пыткой. -Пожалуйста, прекрати. Это уже не смешно, - я лишь прошу Бога дать мне сил не поднимать взгляд. - Ты не в себе. Тщетно. Шаг. Еще один. Я слышу тебя. Ты дышишь слишком громко, или это так тихо? Сердце тут же пропустило удар, а все мышцы напряглись, требуя немедленного выплеска накопившейся энергии. Натянутая как струна Я пропустила тот момент, когда лишь в нескольких сантиметрах от меня витал этот теплый запах... Запах детской сухой смеси, и стирального порошка. Ее запах. Несколько томительных секунд самокопания, и я все же решаюсь это сделать. К черту границы. Я слишком возбуждена для этого дерьма. И я поднимаю глаза. И я вижу тебя. Ты тянешь меня за собой в этот Ад. Черти правят сегодня бал, и я готова заплатить за эти минуты такую цену. Просто будь рядом. Просто будь.***
Вот уже десять минут Гейл сидела в ванной комнате. Не пытается ли она сделать с собой что-либо? С трудом повернув голову, я уставилась на дверь, за которой был слышен шум воды. Я очень устала. За окном все еще темно, лишь фонарный столб освещает комнату. Я смотрела на причудливые тени, украшавшие стены. В дестве я любила тени. Играла руками, наблюдая за движениями отражений на стене. Дверь распахнулась, и я отвернулась от света, который расползался по комнате. Быстро выключив его, она, шаркая ногами, подошла ко мне и села рядом. Подперев голову подушкой, я наблюдала за ней, и вдруг... Наши взгляды встретились. Ее лицо блестело от воды. Капельки воды собрались на губах, которые она машинально облизала. Она была очень сосредоточена. Искала на моем лице что-то. Наверное, думает, простила ли я ее? Простила ли я ее? Не смотри на меня так, ты делаешь больно. Ее грудь тяжело вздымалась, лицо исказила гримаса боли, а по щекам стекали слезы... Прошу, не плачь. Мне тоже больно. Я не чудовище. Я тоже умею чувствовать. Я вскакиваю с места и хватаю ее, как одержимая. Так кричат раненые звери. Так кричат люди без надежды. Она кричала, тяжело рыдая. - Прошу, не надо, не плачь... - тихо шепчу, целуя ее волосы. - Прости, прости, прости... - как мантру повторяла она. Вцепившись руками в мою спину, она то и дело просила меня об этом. Я не могу. Мне тоже больно. Я тоже хочу кричать и просить прощения, я тоже... - Я так виновата, прости меня, - шепчет она мне на ухо. Это ранит сильнее ожогов от кофе или осколков стекла. Это ранит сердце. Оно болит. - Прошу, прости меня, прости! - Не плачь, тихо. Как мать ребенка, я сильнее обнимаю ее одной рукой, второй накрываю ее шубой. Тихо покачиваясь, я прошу лишь об одном: - Ты сильная, не плачь. Всхлипывая, она все же что-то шепчет, но я не слышу. Из руки опять хлынула кровь. Зашипев сквозь зубы, я, тяжело дыша, ищу о что опереться.***
Я видела эти глаза. Я помню дрожь охватившую меня, когда в темноте вспыхнули эти голубые глаза, и кожу покалывало от каждого прикосновения ее длинных пальцев. Глухой всхлип, когда по щеке скользнула слеза, стоило встретиться с ней взглядом. Я готова была идти за ней куда угодно. Готова была свернуть любую грёбаную гору. Потому что в этот момент её глаза зажигались тем огнём, ради которого я, не раздумывая, сиганула бы в пекло. Руки подцепили её майку, стаскивая лишнюю ткань. Я рывком села, впиваясь в приоткрытые ждущие губы. Это должно быть не так. Это неправильно. Неправильно. Сжимая тонкие тазовые косточки, приподнимая, потирая о себя скрытую тканью плоть, заставляя разорвать поцелуй и запрокинуть голову. Сбито застонать, зарываясь в ее темно-русые волосы. Вдыхать этот невероятный, тонкий запах. Господи, как же я люблю тебя. Из вот новый образ: я выгибаюсь, откидываясь назад. Волосы касаются ее ног, и это было бы щекотно, если бы все ощущения не собрались тугим клубком змей в паху. Мы движутся навстречу друг другу, она скользит ладонями по моему бёдрам и сжимает талию пальцами, чувствуя непрекращающееся движение. Боюсь сломать их, но со всей силы сжимаю тонкие запястья и громко выдыхаю, напрягаясь всё сильнее с каждым движением. Каждый раз сильная. Каждый раз волнующая. - Гейл... - ты не слушаешь меня, ты слишком занята процессом. - Гейл... - Тихо, - и снова приказ. Неловко пытаюсь коснуться твоей щеки, передать свое тепло... Но в ответ лишь тихий рык, и ты снова заламываешь мои руки. Почему ты злишься на меня? Что я сделала не так? А она вдруг закричала. Громко и сильно, приглушённо. Впиваясь ногтями в мои лопатки, что стало очередным испытанием выдержке. И когда вздрогнула всем телом, я вдруг поняла одну простую истину. И я с силой подалась к ней тазом, чувствуя, как её зубы почти больно впиваются в фаланги моих пальцев. Выпуская их. Закусывая губу. Заглушая крик. И что-то разорвалось в висках. Громко, с треском. - Я люблю тебя, - я задыхалась, глядя в её горящие глаза, вдруг распахнувшиеся. На этом слове, которое с лёгкостью слетело с моих губ. И снова. - Я так сильно тебя люблю, ты даже представить себе не можешь. Блаженная гудящая пустота в голове. Прижимающееся к боку тело. Я даже не заметил, как она обняла меня. Как начала перебирать мои густые волосы. Как она уткнулась носом в мою ключицу. Я нее хочу этого замечать. Мне достаточно чувствовать. Гейл медленно погружается в сон, а я с ужасом понимаю, что не услышала ничего в ответ. Мы все испортили. То тонкое, что было у нас. Та священная, теплая... Дружба. У нас ее больше нет. Нас больше нет.***
Она тихо сопит. Гейл всегда сопит во сне. Я глупо улыбаюсь, вспомнив, как в день ее прибытия я легла спать вместе с ней и всю ночь слышала ее сопение. Уткнувшись лицом в мой живот, она так и заснула у меня на руках, при этом не отрывая свои от меня. Я аккуратно гладила ее волосы, убирая их с лица. Провожу пальцами по тонким бровям, по щеке... На ее лице легкие, почти невидимые веснушки. Ее брови нахмурились, и я опять возращаю руку к волосам. Гейл, прошу, не делай мне больно. Я больше не хочу, мне и так хватает этого дерьма. Я тону в нем. Конечно, она не слышит меня. Я не скажу ей этого в лицо. Никогда. Слезы все так же скользили по щекам, капая на золотистые волосы. Эти слезы для слабых духом. Но эти слезы делают нас людьми.