Он не хотел подсматривать, правда

Он не хотел подсматривать, правда. Он шел лишь с одной целью – облегчить королевскому гостю неминуемые утренние страдания. А так всегда бывало после больших пьянок с Его Величеством. Просто заботливо поставить кувшин с водой на ночной столик и бронзовое ведерко – у кровати. Он правда не хотел увидеть то, что пришлось. Он лишь тихо – очень-очень – приоткрыл дверь и уже готов был сделать шаг, когда услышал… стон. Жалобный. С мучительным придыханием. Он чуть было не выронил ведро из рук, готовый броситься помогать. Но его остановил шепот – быстрый и успокаивающий. И звуки, похожие на звучание губ, влажно касающихся кожи. Он не хотел подсматривать, правда. Но и остановить себя не мог. Осторожно опустился на шкуры, расстеленные по всему полу, поставил принесенную воду и ведерко, и… пополз – туда, где окутанная тонким, прозрачным шелком струящегося балдахина и мягким, дрожащим от стоящей в углу свечи светом, находилась кровать. Свеча горела так трепетно и так тускло, что чтобы разглядеть что-то, ему понадобилось напрячь зрение. И вдруг он замер – так как показалось ему, что приподнявшийся на руках Тор смотрел в его направлении. Но нет. Страх отпустил. Тор смотрел не на него – все его внимание было поглощено тем, кто лежал под ним. Он не хотел подсматривать, правда, но не мог отвести взгляд - от жаркого танца тел, сливающихся на кровати. От методичных движений Тора, с мучительным наслаждением двигающего бедрами вперед-назад. От разведенных ног любовника, колени которого Тор придерживал руками. От белых длинных волос, ниспадающих с кровати. Он не хотел смотреть, но… отвести взгляд от напряженных мышц блестящего от пота тела, от вьющихся золотых волос, то откидывающихся назад, то вновь скрывающих лицо Тора, от губы, прикушенной до крови в момент мучительного удовольствия – отвести от этого взгляд совсем не было возможности. Он не хотел подсматривать, точно, но даже если бы закрыл глаза, то звуки, порхающие над кроватью пугливыми мотыльками, нарисовали бы ему картину еще более яркую. То были не только мелодичные, чуть хрипловатые стоны, покидавшие уста любовника, дарящего своего тело. Не только сдерживаемые закушенной губой грудные рыки Тора. То были звуки обнаженных тел, встречающихся друг с другом в резких толчках, а порой – и в невероятно медленных и мучительно-сладострастных проникновениях. И мелодия, сопровождающая влажное скольжение напряженной плоти, врывающейся в горячие глубины. А иногда шепот - нежный и любящий, когда из уст любовника вылетали особенно жалобные стоны, и Тор склонялся к нему, обхватывая лицо руками. И поцелуи, которыми он покрывал при этом своего партнера. Он не хотел подсматривать, точно, но не смог отвести взгляд, когда Тор потянул на себя любовника, и теперь они сливались друг с другом сидя. Объятия Тора были крепки – настолько, что напряжение рук, обхватывающих тело партнера, ощущалось почти физически. Он бы не хотел этого слышать, но... дыхание того, кого прижимали к себе с такой силой, было столь порывистым и громким, что он почти ощущал, как тяжело вздымается его грудь. Как нет возможности сделать глубокий вдох. Так же… как и нет желания освободиться от железных объятий. Он определенно не хотел видеть ничего больше и закрыл глаза, а движения стали совсем быстрыми. И неудержимо резкими. Первым испустил крик любовник, откинув назад голову. А через несколько толчков к нему присоединись и гортанные стоны Тора. Потом все стихло. Он открыл глаза, и не хотел бы на это смотреть, но… они так и сидели – непозволительно близко, но невозможно, потрясающе красиво и чувственно, обнимая и гладя друг друга влажными ладонями. А каскад белых волос совершенно закрыл их соприкасающиеся в кратких и трепетных поцелуях лица от его взгляда. Слышался только шепот и снова поцелуи. И тихий смех, сплетающийся в любовную мелодию. Он не хотел слышать, но… когда Тор, после долгих милований и, вероятно, признаний, опустил своего любовника на спину, тот засмеялся громче и раскинул руки в стороны. Он, несомненно, бы вздрогнул от мелодичных нот знакомого голоса. И ослеп бы от сияния колец, опоясывающих длинные пальцы, но взгляд, брошенный Тором на лежащего перед ним партнера, отвлек внимание. То был взгляд голодного хищника. И ему бы уйти сейчас, но зрелище настолько завораживало, что он почувствовал себя томимым таким диким желанием, будто не светловолосого любовника, а его самого, сладко терзал на этом ложе Тор. Он не хотел подсматривать, правда, но увиденное воспламенило душу, наполнило надеждой сердце и непреодолимым желанием - тело. Он перестал думать о неизвестном партнёре. И все его мысли подчинились стремлением к одной цели – разделить ложе Тора, подчиниться его власти, подарить ему свое тело. И так он лелеял свою мечту, бродя на следующее утро по дворцовым переходам, что не заметил, как пришел в залу, где восседал на своем троне лесной Владыка. Трандуил, потревоженный звуком, резко повернул голову, и белые волосы разметались по его плечам мягким шелком. Он потер глаза - абсолютно сонные - длинными аристократическими пальцами, унизанными кольцами, и подошедший понял – внезапно и очень ярко, что не нужно было подсматривать, а надо было уйти, пока была возможность, потому что мечтам о Торе точно не суждено было сбыться.