- Я буду плакать о тебе, - вздохнул Лис. - Ты сам виноват, - сказал Маленький принц. - Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил.
Иногда Ноэль ощущает себя каким-то дурацким Лисом из сказки, которую он читал в детстве младшему брату. Маленький принц приручил Лиса и смылся от него на другую планету. Что было дальше с Лисом, Ноэль помнит довольно смутно, но явно ничем хорошим эта история не закончилась. А может, и наоборот – это ведь все-таки детская сказка, яркая и красочная, как шоу. В сказках, как и в шоу, фантазия побеждает здравый смысл, а Ноэль еще с пяти лет знает, что фантазия лучше реальности. Поэтому он и старается по кусочкам сложить свою фантазию – новую, сюрреалистичную, абстрактную. Без Джулиана. («Без, черт побери, Джулиана, да свали ты уже из моей памяти, наконец!..») - А на самом деле, все чертовски хорошо складывается, - это Ноэль произносит довольно часто для собственного успокоения, вот только выходит как-то жалко и истерично. Он прописывает эту реплику в уста своего персонажа – загнанного в клетку, медленно сходящего с ума в замкнутом пространстве – это так похоже на него самого сейчас, не правда ли?.. И чтобы окончательно не утонуть в этом омуте гложущих его мыслей, Ноэль работает – ради карьеры, фанатов, друзей, он ведь еще не окончательно ебанулся, чтобы сидеть в четырех стенах и рыдать, как четырнадцатилетняя девочка, которую бросил парень. Иногда Ноэль отвлекается рисованием, и это, пожалуй, лучшее, что может его излечить. По выходным он, воткнув в уши наушники, сбегает от всего мира в свою студию, находящуюся в одной из комнат его дома. Там всегда пахнет масляными красками, стены завешаны причудливыми картинами, а пол устелен старыми газетами и неудавшимися рисунками. Огромный белый холст, прикрепленный для удобства к одной из стен, открывает неограниченные возможности для фантазии – Ноэль прекрасно умеет рисовать и все знает об идеальных пропорциях, но к черту всё это – мир не идеален, а его картины должны быть странными и даже несколько пугающими. В какой-то мере они отражают его душу – наверное, поэтому последние холсты замалеваны исключительно серо-черными красками. Если бы Ноэля спросили, что он сейчас рисует, он бы, пожалуй, не ответил, так как не знает и сам – то ли это ураган, то ли безжизненная серая пустыня, то ли омут, засасывающий всё и вся вокруг. Но у Ноэля никто об этом не спрашивает – в своей художественной студии он всегда один, да и в квартире один, да и вообще один… Один-два-три. Забыть обо всем плохом. После привычной считалочки в воскресное утро и скольких-то там чашек кофе Ноэль облачается в старые джинсы и серую растянутую толстовку – его редко можно увидеть таким, без тонны макияжа на лице, с растрепанными волосами и в домашней одежде без единой блестки и без налёта футуристичности. Сегодня он собирается работать в своей студии до ночи, смешивая краски и заполняя ими холст мазок за мазком, уплывая в причудливые иллюзии все дальше и дальше даже несмотря на то, что на холсте – не единой яркой краски. А может, яркая краска – это Джулиан?.. Ноэль, конечно, может поверить в то, что Луна способна разговаривать. И в то, что где-то в других галактиках существует эликсир вечной молодости. Но в совпадения Ноэль не верит, поэтому, когда он решается взять в руки баночку яркой краски и одновременно с этим раздается оглушительный звонок в дверь, Филдинг искренне удивляется. Приходится отставить краски в сторону и, даже не вытерев измазанные в серой краске пальцы, бежать к двери (то есть, идти, конечно же, спокойно идти – он ведь настолько взрослый человек, что несолидно показывать свое нетерпение). Но он почему-то на сто процентов уверен, что тот, кто так настойчиво звонит сейчас в дверь – это… Джулиан. Джулиан стоит на пороге и привычно улыбается так, как будто они буквально вчера ходили вечером в бар и пили пиво. А у Ноэля на лице – какая-то детская растерянность, смешавшаяся с удивлением и (хотя он отчаянно старается это не показать) счастьем. - Привет, Ноэль, - Джулиан подтверждает догадки Филдинга насчет того, что скажет сейчас какую-нибудь глупость. Ну в самом деле, невозмутимое «Привет, Ноэль» - это всё, что можно сказать в данной ситуации?! Ноэль хочет сказать, чтобы шел он нахуй (и тогда, уж поверьте, Филдинг не будет кричать ему вслед «Нет, стой, подожди, вернись!», когда Джулиан будет спускаться по лестнице). Ноэль хочет сказать, что он, честно, очень рад тому, что у Джулиана теперь жена и дети (ну и кому, скажите, в такой ситуации нужен сумасшедший мальчик с его безумными полуночными идеями и дурацкими шоу?). Ноэль хочет рассказать ему глупую детскую сказку про то, что «ты, мать твою, Джулиан, в ответе за тех, кого приручил, разве ты не знаешь?..» А еще хочет броситься на шею, уткнуться в плечо и просто сказать, что скучал, что с ума сходил. Но вместо этого Ноэль спокойно улыбается, впускает Бэррэтта в квартиру, и, убедившись, что тот не желает ни чаю, ни кофе, направляется вместе с ним в комнату с причудливыми рисунками на стенах и газетами на полу. Джулиан когда-то говорил ему, что всегда чувствовал себя там неуютно – вот и пусть мучается. Но Джулиан на удивление спокоен, в отличие от дёрганного Ноэля, который только пытается сохранять спокойствие. Очень-очень пытается. - Как новое шоу? Смотрел несколько выпусков, читал твое интервью. Вижу, ты так и искришься идеями, - Бэррэтт усмехается, с интересом следя за тем, как Филдинг размазывает краску по холсту прямо пальцами. - Еще как. Хочу снять два сезона, и чтобы всё было как можно более психоделичней, поэтому будем использовать элементы анимации. Все это отнимает слишком много времени, но знаешь, я даже рад, что у нас теперь собственные проекты, - тараторит Ноэль, стараясь смотреть исключительно на рисунок, становящийся с каждой секундой всё более непонятным, а не в сторону Джулиана, который сидит слишком близко на высоком стуле и пялится так, будто на Ноэле нет одежды или он по крайней мере в женском платье. - То есть, ты считаешь, это правильное решение, что мы решили отдохнуть друг от друга? Ноэль замирает. - Отдохнуть друг от друга? На интервью будешь это заливать. Ты ведь просто вычеркнул меня из своей жизни. Выкинул, как котенка. Послал нахуй. И я могу сколько угодно прыгать перед камерой в своем шоу –легче мне не станет, - все это он произносит абсолютно спокойным голосом. - Ноэль, послушай, ну не начинай опять… Мы же договорились. - Да, как же. У тебя прекрасная семья, дети… Я видел их, помнишь, я даже приносил им игрушки. Мне хотелось бы рассказывать им сказки или рисовать им чудесные картины… - Ноэль… - Только позволь мне быть частью твоей жизни. Почему нет, Джу? Мы пятнадцать чертовых лет все делали вместе, и ты ни разу не сказал мне, что я тебе надоел! А теперь-то что изменилось?! - Я подумал, что нам нужно отдохнуть друг от друга, - Джулиан встает и осторожно подходит ближе к Филдингу, но тот, словно дикая кошка, отскакивает назад. - Я уже сказал, на интервью будешь нести эту чушь! Знаешь, чего я больше всего боюсь, Джулиан? Равнодушия. Похуизма, игнора, называй как хочешь. А ты своим похуизмом медленно сводишь меня с ума. Я Майклу и всем окружающим уже все нервы вытрепал тобой, спроси, если хочешь. Я не могу так… без тебя, ясно, гребанный ты придурок? Это состояние напоминает истерику – Ноэля крупно трясёт, а рисунок, за который он все еще цепляется, как за спасительную соломинку, теперь больше напоминает черную дыру во весь лист. В ситуациях, когда Ноэль был близок к истерическим выкрикам (хотя раньше это обычно случалось по пустякам), Джулиан знал, что меньшее, что он может сделать – это заткнуть Филдинга поцелуем. Поэтому сейчас он быстро подходит к Ноэлю, не оставляя между ними ни миллиметра расстояния, хватает его и прижимает к тому самому холсту на стене, еще не высохшему и растекающемуся черной краской. Филдинг пытается противиться, когда Джулиан губами настойчиво вжимается в его рот, а руками сжимает его запястья над головой, таким образом пресекая все попытки бороться и совершенно наплевав на то, что Ноэль отчаянно крутит головой, так как высказал еще явно не всё, что накопилось в его сумасшедшей голове за это время. - Отпусти… Пошел к черту, зачем ты приперся вообще? – это Ноэль успевает сказать в тот короткий промежуток времени, когда Джулиан отстраняется, прежде чем опять вовлечь его губы в жадный до исступления поцелуй. Желание, будто склизкий огромный угорь, завладевает телом Ноэля и сворачивается где-то внизу живота. Ноги предательски подгибаются (да и пусть, Джулиан ведь все равно удержит), кулаки разжимаются сами собой, убить Бэррэтта если и хочется, то только за то, что толстовка на спине теперь безнадежно испачкана краской. Джулиан сжимает его идеальнейшие даже в своей взъерошенности волосы на затылке, притягивая к себе ближе и жадно кусая его губы, как будто никак не может насытиться. «Тоже скучал, сволочь. Но мы же должны отдохнуть друг от друга, отдохнуть, да?» - звенит в голове у Филдинга сумасшедшим набатом. Джулиан привык обращаться с Ноэлем как с девчонкой, которая красится и меняет наряды, которую можно схватить на руки и носить, как невесту под венец, к которой можно приставать вроде бы в шутку и зажимать в гримерках. Сейчас он тоже подхватывает Филдинга на руки, а его попытки вырваться из крепких объятий, чтобы опять строить из себя недотрогу и обиженную на весь мир натуру, только распаляют Джулиана. Он выносит своего Ноэля, свою футуристическую принцессу из ее царства художественного безумия и несет в спальню, умудряясь при этом снова лезть к нему с поцелуями и не спотыкаться на лестнице, ведущей на второй этаж. Джулиан вспоминает, как все начиналось: тогда он боялся даже не так посмотреть на этого чертового модника, не говоря уже о том, чтобы распускать руки, а теперь ему наплевать и на то, что Филдинг отчаянно материт его, велит катиться с лестницы к жене и оставить его в покое наедине с его дурацкой «Luxury comedy». От одного вида растрепанного и обозленного Ноэля, каким-то образом умудрившегося до невозможности измазаться в краске, Джулиана ведет. Он не помнит, как добирается до кровати, застеленной ярким покрывалом и заваленной цветастыми подушками, садится на нее и усаживает Ноэля себе на колени. Дальше они снова целуются – и Филдинг, кажется, уже совсем не против, раз уж он медленно кладет руки на шею Бэррэтта, обжигает его губы горячим прерывистым дыханием, водит носом по его щетине и сжимает коленями талию. - Ненавижу тебя, - заявляет он хриплым голосом, и это – лучшее признание в любви, которое Джулиан только слышал. Бэррэтт стаскивает с Ноэля толстовку, водит ладонями по его худым плечам и выпирающим лопаткам, пока Филдинг, уткнувшись в его ключицу, думает о том, что у его партнера по «Майти буш» как никогда не было вкуса к одежде, так и нет до сих пор. Поэтому он быстро избавляет Джулиана и от коричневой («Боже, какой отвратительный цвет») рубашки, и от синей, идеально выглаженной заботливой женой, майки под ней, тихо комментируя себе под нос, какая же это безвкусица. После попытки стянуть с Бэррэтта брюки, которые каким-то чудом не подверглись жесткой критике великого модника, Джулиан смеется и заваливает его на кровать. На самом деле, оба они идиоты, которые могут сколько угодно бегать друг от друга – все равно рано или поздно окажутся в одной тонущей лодке. Только перед тем, как оказаться в этой чертовой лодке, они еще должны вытрепать друг другу нервы настолько, чтобы один истерично смеялся и дергался от одного упоминания другого, а этот другой каждый день уговаривал бы себя жить нормальной жизнью, потому что так – правильно. Да ни черта это не правильно. Правильно – это водить ладонями по обнаженной, холодной коже Ноэля, который сдавленно стонет и извивается под поцелуями, пока Джулиан медленно, будто дразня, стягивает с него джинсы. Правильно – это переплетать пальцы, наплевав на то, что у Ноэля они испачканы в краске. Правильно - это совершенно не думать о том, что жена впоследствии обязательно заметит на шее алые засосы, но ведь Ноэль, истосковавшийся по нему Ноэль, просто не может иначе. Джулиан давно изучил его слишком хорошо: он знает, как именно любит Ноэль, и что нужно сделать, чтобы он едва ли не на мостик вставал на простынях, чтобы шептал что-то бессмысленное в полубреду, чтобы прощал его за всё, даже если после этого случая Бэррэтт опять зароется в собственные проекты года на два. Джулиан целует его выпирающие косточки таза, проводит языком по низу живота, ведет носом по внутренней стороне бедра и удовлетворенно наблюдает хитрым взглядом, как Ноэль стискивает пальцами край яркой подушки. Сейчас Филдинг выглядит невероятно красивым, а приглушенный свет в комнате выигрышно подчеркивает его острые скулы. Огромные голубые глаза блестят как-то сумасшедше. - Девочка моя фантастическая, - не удерживается Джулиан и незамедлительно получает по голове подушкой.Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым.
Ноэль, наверное, за эти черт знает сколько месяцев без Джулиана уже и забыл, как это – ощущать на губах его горячие поцелуи, его ладонь на своем члене, его пальцы в себе. Сейчас Джулиан позволяет ему вспомнить – раздвигает его ноги, парой резких движений вверх-вниз заставляет и без того напрягшийся член налиться тяжелой твердостью и начать сочиться смазкой. Шепча на ухо Ноэлю какие-то пошлые глупости, от которых хочется укусить Джулиана как-то побольнее, он вводит в него пальцы, проталкиваясь глубже, прекрасно понимая, что за это время тело отвыкло от проникновения и нужно быть аккуратнее, хотя это и не получается – Джулиан импульсивен, нетерпелив, да и Филдинг дергается на простынях, зажмуриваясь от скачущих в голове мыслей. Давай ты меня уже трахнешь. Давай ты скажешь, что все будет как раньше. Давай ты скажешь, что больше никуда не уйдешь. Когда Джулиан фиксирует ноги Филдинга на своей талии и входит в него резким толчком, Ноэлю кажется, что они падают с кровати в какую-то глухую бездну. Низ живота прорезает острая боль вперемешку с наслаждением, он не может сдержать рваного стона и вцепляется обеими руками в плечи Джулиана, оставляя на его коже шрамы-полосы ногтями. Джулиан в нем. Джулиан с ним. И Джулиан сейчас втрахивает его в кровать с таким рвением, что назавтра все тело будет ныть, а на плечах и бедрах неминуемо расцветут синяки. Плевать. Плевать, что будет завтра. Скорее всего, Ноэль потом просто сойдет с ума окончательно из-за того, что такого больше не повторится. Как там говорилось, увидеть Париж и умереть?.. Что-то в этом роде. А Джулиану в отношениях с женой, кажется, чего-то все-таки не хватает – ненормальности, может быть? Ноэль уверен, что по вечерам после прогулок с детьми или просмотра тв-шоу по телевизору («Я смотрел твое шоу», как же) они чинно ложатся в постель и засыпают при свете ночника, чтобы утром отправиться на работу. Скучно. Зато сейчас он на Ноэле, можно сказать, отрывается, ускоряет темп, переворачивается и усаживает Филдинга на себя, чтобы лучше рассмотреть его – вот такого, развратного, растрепанного, с лихорадочно блестящими глазами и припухшими от поцелуев губами. Ноэль двигается на нем, сжимая ногами его бедра, откидывается назад, вцепляется рукой в пряди собственных волос, не в силах сдержать громкого стона удовольствия. Когда он наклоняется над Джулианом, тот с интересом смотрит на болтающуюся у него на шее серебряную цепочку с замочком, и отмечает про себя, что надо бы спросить, что означает этот кулон. Кончают они почти одновременно. Ноэль, измотанный и практически ничего не соображающий, падает на кровать, устремляет взгляд в потолок и затихает. Конечно, следует подумать о многом – о том, какого черта Джулиан вообще его посетил («Неужели, чтобы просто трахнуть?»), о том, как добавить в серую картину ярких красок и о том, как завтра, на репетиции, он будет как ни в чем ни бывало прыгать в павильоне перед камерами, когда все тело прожигает острая боль, а в голове – ни единой нормальной (да и ненормальной тоже) мысли. Джулиан осторожно ложится рядом, пытаясь привести дыхание в порядок, бросает взгляд наверх, куда с интересом вглядывается Ноэль, но ничего интересного там не находит. - Ноэль... чего молчишь? - А я луна и не общаюсь с мудаками, - цитирует Филдинг, не отрываясь от созерцания потолка. - Ты с ними трахаешься. - Заткнись. Ноэль закрывает глаза. Всё чертовски хорошо складывается.- Люди забыли эту истину, - сказал Лис, - но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу. - Я в ответе за мою розу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.