Хорошее дело браком не назовут

      После дежурства решили с Витькой забуриться в кабак, пропустить по бокальчику «молочка» с пенкой. А на улице ранняя весна, легкий морозец, время к девяти — заигрались, короче. Сидим мы, значит, философствуем, времени не замечаем, счет бумажкам не ведем. И вот, где-то из глубины сознания ко мне приходит мысль, что пора бы и по домам. Начинаю Витьку об этом говорить. Ну, мол, время позднее, домой далеко, устал после работы. А он как не слышит все равно — так его на откровения понесло. Прямо не день меня ждал, чтоб выговориться, совет дельный получить. У него там проблемы с «особью» противоположного пола. Хотя, какие там проблемы — мелкие неурядицы. Я же матерый, опытный, два года как женат! В сотый раз объясняю ему свое видение ситуации, но говорим мы на разных языках. А я уже прям большой ягодичной чувствую что пора расходиться. Не успею на метро и капец — «пешкотрусом» час домой пилить. А в моём нынешнем состоянии эта перспектива мне совсем не улыбалась. Привожу последний и самый весомый (как мне кажется) аргумент: — Витёк, пойду я… Там Ленка с малой одна. А я же с суток, дома еще не был. Волноваться будет… — тут Виктора как подменили. Вскочил, волосы пригладил, опять сел, хлопнул из стакана — подавился, отдышался, глаза выпучил и давай меня сношать. Уж и не воспроизведу полностью, что на мою голову вылилось, но сводилось всё к одной фразе, которой Витя закончил свой монолог: — Каблук ты, Валерка! — и этим своим выражением прочно прибил меня к стулу еще часа на полтора, за которые я успел исчерпать все имеющиеся у меня аргументы, что это определение мне не подходит. Но как говориться, с психиатром спорить бесполезно: ты ему слово — он тебе диагноз. Даже если этот психиатр учится на четвертом курсе и, к тому же, пьян в дровишки. В общем, убедил он меня в «подкаблучности» моей натуры.       Разошлись мы далеко за полночь. И, поскольку, все транспортные средства уже мирно отдыхали в депо и гаражах, меня ожидал час вытрезвляющей прогулки по морозному городу и череда невеселых раздумий о тяжком моем семейном положении, в котором я вдруг очутился. Первые пол часа шагалось легко и бодро, хоть и кривовато. Настроение было боевое, пьяный мозг работал четко, выдавая одну гневную тираду за другой. Это все я собирался высказать своей ничего не подозревающей благоверной. И про уборку, и про ужин, и про редкий интим, и про тёщу обязательно. К тёще у меня вообще-то претензий нет: приезжает редко, советов не дает, материально помогает, но для порядка пропесочить её перед женой надо. По пути завернул в круглосуточный купить сигарет. Увидел ленкин любимый мармелад — купил пачечку. Боевой дух слабел с каждым шагом, как и градус в крови, и к дому я подошел почти трезвым и почти добрым. Открыл дверь своим ключом, правда, не с первой попытки. Разделся, стараясь не шуметь. В квартире было темно, лишь из полузакрытой двери спальни пробивался слабый свет ночника. Я заглянул в комнату: Лена спала сидя в кресле у детской кроватки. Значит, меня дожидалась, волновалась наверно. Я довольный, заулыбался — ошибся Витька на её счет. Доча тоже мирно посапывала. Невольно залюбовался своими девчонками; думал которую из них поцеловать, но решил, что любая может проснуться и начать орать, а поэтому прикрыл дверь и поплелся в другую комнату нашей съемной двушки, на старый скрипучий диван, и лёг не раздеваясь. Никто меня не любит, никто обо мне не позаботится, буду спать и мёрзнуть на диване, где пружины скрипят и колются.       Проснулся я в двенадцатом часу, под теплым пледом и на мягкой подушке. Ремни и молнии на моей одежде были заботливо расстегнуты, а носки, б/у одни сутки, сняты и убраны на безопасное расстояние. Форточка приоткрыта — в комнате свежо и прохладно. На табуретке стояла бутылка с водой, чашка ароматного кофе и аспирин. — Не знала, с чего ты решишь начать свой выходной, — Ленка стояла на пороге комнаты и улыбалась. Я медленно поднялся, заулыбался в ответ: — Ты лучше всех, женюсь на тебе еще раз. — Я подумаю над твоим предложением, — засмеялась она. Я чмокнул жену в висок, проходя мимо, и заглянул в спальню. Дочка опять спала (или ещё спала?). — Она вообще просыпается? — шепнул я Лене. — Она проснулась сегодня в шесть. Мы покушали, погуляли на улице, чтобы тебя не будить, опять покушали, и вот, спим теперь. — Опять прогулку пропустил… — Лена развела руками, мол, сам виноват. Да уж, de facto…       Позже, стоя босиком на балконе, я вспоминал нашу с Виктором вчерашнюю беседу. Не прав он, короче. Я ведь с Ленкой так и не поругался, хотя собирался. И она со мной тоже. Витька, конечно, мой друг закадычный (за кадык я держал его не единожды), но, разругайся мы с Леной, куда бы я пошел? Ну, недельку-другую Витёк бы пельмешками покормил, ну, денежку до зарплаты отслюнявил, а вот ночью одеялком не прикрыл бы (да и не дай Бог!). Пошел ты, Витя, со своими советами. Женишься — свою благоверную и дрессируй. Ленка у меня — золото!       А на улице был март, шёл девяносто восьмой год. И скоро два года как я женился и совсем об этом не жалею…