Субституция

Ему не бывает одиноко. Просто он никогда не остается в одиночестве. Там, в зыбкой темноте под веками мокро и холодно, и пахнет отсыревшей землей. Хочется двигаться: не останавливаясь, не зная направления, - просто идти вперед. Переставлять ноги, чтобы они не увязли по колено в болотной жиже. Идти вперед. Выжить. Выжить – и добраться до него, до обладателя голоса в его, Уилла, голове. Простой, в сущности, план: голос должен умолкнуть. Уилл хочет обратно своё одиночество. В котором не будет спокойного и рассудительного голоса доктора Лектера. На грязных тюремных простынях в почти лишенной света камере идеально сходить с ума – или возвращаться обратно; там можно по крупице вскармливать своих демонов. Как мать лелеет дитя: терпеливо, вдумчиво, представляя, как чадо вскоре сделает первый шаг – так Уилл представляет свои руки, сжимающиеся на шее доктора Лектера, влажное тепло кожи под ладонями, доносящийся из его глотки хрипы. «Волшебно». Он бродит в грёзах наяву, почти спит с открытыми глазами, воссоздавая этот момент со страстью вуайериста, мечтающего о неодетой соседке в окне напротив: расширенные зрачки, вздувшиеся от усилия вены на руках, мягкая плоть, кусочки кожи, забившиеся под ногти. Сделать это собственными руками – ни один пистолет не заменит физического контакта. Это сублимация. Настоящее наслаждение. Наверное, наивысшее наслаждение, которое познает Уилл – это убийство Ганнибала Лектера. В те редкие моменты, когда Уилл выныривает в реальность из омута своих фантазий, он отмечает, что внизу живота скапливается требующее выхода возбуждение. Ноющая плоть нуждается в разрядке, и Уилл зло усмехается, чувствуя, как пылает лицо: «Не думал, что буду представлять вас в эротических фантазиях, доктор Лектер». Голос в его голове отвечает тихим бархатистым смехом. Несколько секунд Уилл изучает неровный серый потолок над собой, а затем закрывает глаза, одновременно запуская ладонь за резинку слипов. Тюремный комбинезон – не самая удобная одежда, но Уиллу наплевать: стоящий член влажный от предэакулята и уже запачкал нижнее бельё, так к чему усложнять? По-хорошему, нужно было бы встать над сортиром и покончить с этим, но – Уилл быстро убирает руку и натягивает выше одеяло – раздается какой-то шорох. Он открывает глаза, будто только что проснувшись. У самого края камеры, привалившись плечом к решетке стоит этот санитар, Мэттью Браун. Уиллу достаточно нескольких секунд, чтобы понять – он наблюдал за ним с самого начала. К щекам приливает кровь, и Грэм опускает глаза, не желая встречаться с внимательным и, однозначно, голодным взглядом Брауна. - Уходите, - Уилл не узнает собственный хриплый голос. - Уходите, - повторяет глухо. – Ухо… Ответом ему служат провернутый до щелчка замок и скрип открываемой двери. - Не заклинайте меня, Грэм, я не демон, - Браун входит в камеру медленно и вальяжно, как огромная кошка. Дикая кошка: под кожей – Уилл клянется себе, что видит это – перекатываются канаты мышц, а болотные нечитаемые глаза, кажется, будто блестят в темноте. Уилл садится. Поправляет съехавшие очки: - Меня не пугают демоны снаружи. Губы Мэттью вытягиваются в понимающей улыбке: - Демоны внутри намного страшнее, верно? Он приближается шаг за шагом. От него пахнет мускусом и потом здорового молодого мужчины… Наверное, Ганнибал бы нашел его привлекательным с гастрономической точки зрения. Уилл косо улыбается внезапной мысли. Но Мэттью толкует это по-своему. Он садится на койку рядом с Грэмом и выжидающе смотрит на него. А Уилл – Уилл задумчиво скользит взглядом по телу Брауна: по мощным рукам и широкой груди, по жилистой шее, на которой проступает сетка вен, по заострившемуся, словно у зверя перед броском, лицу. Он – не Ганнибал, далеко не Ганнибал, но он тоже хищник. Убийца. Он убивал для Уилла. «А вы бы убили для меня, Ганнибал?» Внутри его головы голос доктора Лектера хранит ленивое молчание. - Я хочу попросить вас об услуге. Мэттью прижмуривается и почти мурлычет: - Все что угодно для хорошего друга. Это происходит неожиданно. Это происходит правильно. Так, как должно происходить. Уилл резко сжимает руку на его шее и молниеносным движением толкает на койку. Секундное замешательство на лице Брауна сменяется удовлетворением, когда Уилл забирается на него сверху и произносит: - Побудьте моим демоном на сегодняшний вечер. Едва заметный кивок, и немигающие глаза напротив: «Делай, что хочешь», - сквозит в этом взгляде. А Уилл, наконец, погружается в свою фантазию с головой. Руки на шее и подвижный выступ кадыка, мощная линия челюсти, приоткрытый рот и острые зубы за влажно блестящими губами, - это не Ганнибал, пока не Ганнибал… но не все сразу. Мэттью, кажется, ничуть не смущен и, уж тем более, не встревожен происходящим. Он дает Уиллу полную свободу действий. Он увлечен своим Потрошителем. Но Уиллу – в очередной раз – плевать. Субституция: ему не нужно почти звериное сумасшествие Брауна и его не менее сумасшедшая преданность. Ему нужно холодное сверхчеловеческое спокойствие доктора Лектера. Ему нужен багровый блеск его глаз, и спокойный уверенный голос, и задумчивый наклон головы. Ему нужен хрип Ганнибала, его стон. Его… Он нужен весь Уиллу Грэму. Уилл все сильнее и сильнее сжимает руки на горле Брауна, и грудь того перестает мерно подниматься и опускаться, а мышцы под Уиллом застывают в болезненном напряжении. Проходит несколько секунд и первый неуверенный хрип срывается губ. Он начинает задыхаться. Руки Мэттью опускаются на его бедра, впиваются до саднящей боли, которая немного отрезвляет Грэма. Спустя невыносимо долгие секунды Уилл размыкает пальцы, позволяя Брауну сделать вдох, а потом – резко сбросить себя вниз, растянуть на сырых больничных простынях. Кашель. Мэттью все еще сложно говорить, он то ли хрипит, то ли шепчет: - Мне нравится твой демон. Что бы он сделал дальше? Уилл молчит. Он зачаровано смотрит на алые, уже наливающиеся кровью, отметины на шее Мэттью, и голос в его голове произносит: «Отлично, Уилл». Ганнибал его одобряет. Он одобряет происходящее. Уиллу Грэму нужно, жизненного необходимо избавиться от голоса доктора Лектера в своей голове – но что делать, если он – единственное, что еще связывает Уилла с реальностью? Он чувствует чужое возбуждение, чувствует нетерпение Брауна, который сдерживается из последних сил. «Вы взяли бы меня силой, доктор Лектер?» - шепчет голосу Уилл. «Ты бы сам умолял взять тебя», - усмехается Лектер в его голове. И от этой мысли, от этого чувства Грэма бросает в дрожь. Да. Он бы просил. Он бы целовал Ганнибала в гематомы на шее и просил бы, умолял бы овладеть им. Заломить его, Уилла, руки, раздвинуть ноги и, не церемонясь, взять то, что предложено. Взять все. - Сделай это, - Уилл забрасывает сцепленные в замок ладони на шею Мэттью и почти впивается зубами в горящий след от собственных пальцев. Ответ – если рык можно считать ответом – следует незамедлительно. На узкой койке тесно и неудобно. Она жалобно скрипит под весом двоих мужчин. Мэттью почти сдирает с него комбинезон, липкое от смазки бельё, задирает футболку. Едва не задыхаясь от возбуждения, приспускает собственные штаны. «Это будет больно», - понимает Уилл. «Это должно быть больно», - говорит голос. И это правильно. И это по-настоящему больно. Мэттью растягивает его: мышцы не слушаются, протестуя, еще сильнее сжимаясь вокруг пальцев. Ощущения – из тех, которые вы потом спрячете в самые дальние углы памяти, но от которых нельзя отгородиться сейчас. Это, наверное, похоже на качели: боль как расплата за предшествующее ей удовольствие. Но даже она не в силах отрезвить выпадающего из реальности Уилла. Уилла, который сейчас сидит в кабинете доктора Лектера, смотрит в багровые глаза доктора Лектера и сбивчиво просит: - Пожалуйста, пожалуйста… Сделайте это. Мэттью удивленно поднимает на него взгляд. Он пытается быть осторожным, но, кажется, Грэм не нуждается в осторожности. И тогда Браун наконец отпускает себя. Он входит в него одним медленным движением – Уилл прикусывает губу, чтобы не закричать. «Это больно, это должно быть больно». Тонкая кожа лопается, и во рту появляется металлический привкус. Внезапно язык, чужой и несдержанный, проникает внутрь, слизывая кровь, вылизывая десны, забирая дыхание. Бедра ломит от непривычной позы, от давящей на них тяжести. А затем – Уилл вынужден вгрызться зубами в ребро ладони – Мэттью толкается еще глубже. И двигается назад. И снова. Уилл думает, что это – достаточное наказание. Наконец, на очередном движении Браун выбирает нужный угол – и Уилл вздрагивает от прошившей позвоночник острой волны. Он вцепляется в плечи Брауна, а тот, видя мучительно изогнувшиеся брови Уилла, косо ухмыляется. Подхватывает его под дрожащие от напряжения бедра и задает темп. Член с оттяжкой проходится по простате. Вперед. Назад. Раз за разом. Скрипит металл, не помня себя, стонет Уилл, громко и рвано дышит над ним Мэттью. Где-то в этом безумии бархатистым переливом разносится смех Ганнибала Лектера. Грэм прикусывает костяшки собственных пальцев – он чувствует, как напрягаются мышцы Брауна и как его сперма выплескивается внутрь, стоит нечаянно сжаться вокруг члена. Он выпускает Уилла из стальной хватки. Его ладонь опускается на стоящий колом член, но Грэм качает головой: «Я сам». Он закрывает глаза и, отчуждаясь от по-прежнему голодного взгляда Мэттью, медленно ведет кистью руки от основания до вершины. Ему недостаточно произошедшего. Недостаточно субститута. Ему нужен внимательный взгляд доктора Лектера и его рука, лежащая на плече. Ему нужно душить его и зацеловывать отметины на шее. Ему нужно стоять на коленях перед этим мужчиной и принимать от него похвалу. Ему нужно чувствовать его член во рту – и ему нужно слышать, как совершит последний удар его сердце. Голос в голове Грэма произносит поощряющее: «Все правильно, Уилл». И он кончает, пачкая себя и сидящего между его все еще разведенных бедер Мэттью. - Тебе понравилось быть моим демоном? – со слабой улыбкой спрашивает Уилл, когда Мэттью принимается вылизывать его живот и перепачканные спермой пальцы. Браун с ухмылкой кивает. - Тогда я попрошу тебя еще об одном. «Все что угодно», - читается во взгляде Мэттью; послушный зверь. Почти дрессированный. - Убей этого демона. Убей Ганнибала Лектера. «Я не могу освободиться сам, я не могу убить его». «Я никогда не буду свободным, пока он жив». Неделю спустя доктор Лектер сидит перед ним в зале для посещений, закинув ногу на ногу и ослабив идеально подобранный галстук. - Я так понимаю… - начинает было Уилл. Хотя начинать было бессмысленно. Кивок головы доктора Лектера. И едва виднеющиеся следы на его шее, в которые Грэм, словно загипнотизированный, впивается взглядом. - От веревки, - спокойно говорит Ганнибал. – Хороший выбор, Уилл. Он был хорошим выбором. Уилл зажмуривается. Но наваждение уже не отогнать. Голос в его голове повторяет за своим хозяином: «Хороший выбор, Уилл. Хороший…» Ганнибал Лектер одобряет его. Это главное. Ему не избавиться от голоса в своей голове. Ему не убить Ганнибала Лектера. Но, может, он и не хочет? Никогда не хотел.