Бесцветная смерть господина Чармера

Можно забраться в самое захолустье Англии, в самый замызганный и малолюдный городишко из тех, что по ночам скрыты почти непроглядной тьмой – я и там достану. Я не какой-нибудь там крутой детектив с талантом ищейки и острым умом – скорее просто упрямый и целеустремлённый тип, который всё делает как надо, если припечёт. Слово «припечёт» в данном случае означает запах большой наживы, мне от этого ощущения сразу на месте не сидится. Он пока не знает, что я его нашёл. Он – это беловолосый мужчина с бледной кожей и длинными волосами, который, озираясь и кутаясь в плащ, торопливо шагает впереди меня. Господин Вейл Чармер не похож на людей ни внешне, ни своей незавидной судьбой. Это я из тех, кто в детстве разбивал коленки в кровь, получал неуды в школе и переживал первый поцелуй в укромном тупике между двумя жмущимися друг к другу домами. Он же таким вот и был создан изначально. Как там по описанию? «Светловолосый мужчина, рост: 6.5 футов, вес: 207 фунтов, сутулится, тяжелее ступает на правую ногу, зрачок обесцвечен». Бледный и тусклый прихрамывающий тип, короче – ничего примечательного, если не всматриваться. А я всматривался. Особенно жадно я прожигал его взглядом, когда в свете редких фонарей Вейл пытался боковым зрением разглядеть мою тень – и не находил. Я же шёл неспешно, что не мешало мне каждым шагом проглатывать достаточно большое расстояние, чтобы не отставать – я бережно хранил дистанцию, с которой мой револьвер непременно достанет его своим воздушным поцелуем. Чармер не решался обернуться до тех пор, пока я не щёлкнул зажигалкой, прикуривая. Тогда-то я увидел его затравленный взгляд. С расстояния в метров тридцать, конечно, не разглядишь, но я почувствовал – этого вполне достаточно. Моё хищное нутро всегда заходилось приятным спазмом возбуждения, когда я ощущал страх жертвы. Вейл остановился, а я нет – всё ещё не желал показывать ему, что заинтересован его бесцветной жизнью. Мне стало любопытно, почувствует ли он угрозу. И он побежал – следовательно, почувствовал. Не то хищная поступь, не то эта предательская ухмылка на губах выдала меня. И теперь я остановился, уверенно приподняв выуженный из кобуры револьвер. Три пули в барабане содержат сильнейший транквилизатор. Для ребят с массой меньше 170 фунтов получить такую меж рёбер – верная смерть, а этому будет в самый раз. Выстрел, и… господин Чармер выруливает в сторону, на соседнюю улицу, заставив мою пулю жалобно звякнуть и разбиться о мусорный бак. Проклятье! Два дротика осталось. Никогда не понимал, почему моему хладнокровию наличия трёх пуль в барабане достаточно, а двух – уже мало. Кое-как взяв себя в руки, я рванул за этим шустрым мужиком, ощущая всё нарастающее желание порвать его на мелкие кусочки. Поворачиваю там же, где он, а там обнаруживается – хах! – тупик. Забор из сетки в два человеческих роста. Я снова целюсь, перекатывая сигарету в уголок губ. Далеко, дротик не долетит. А Вейл тем временем начинает быстро и ловко карабкаться вверх, что с его размерами кажется весьма удивительным. Видать, учили его защищать содержимое тела, эту заветную драгоценность. Чуть сократив расстояние, стреляю вновь, и на этот раз пуля пролетает меж проволоками забора и улетает в густую темноту, навстречу которой побежала и моя жертва. Чертыхаться уже некогда, приходится тоже перелезать на ту сторону – у меня это вышло легче и быстрее, да вот только бегать господин Чармер горазд не хуже сматывающегося от волка зайца. Мне нравится эта метафора. И мне нравится, что он выскочил в поле. Среди травы, которая для нормального человека по пояс, ему не скрыться, да и увернуться труднее. У меня последняя попытка, и я уже спокоен. Нужно учесть манёвры, ветер, колебания травы и то, что Вейл зверски быстро бегает. Роковым для него стал момент, когда он остановился, чтобы посмотреть, где я. Дротик попал аккурат в лоб, чуть выше правого глаза, и Чармер, чуть пошатавшись, грузно рухнул в траву. А я снова начал чертыхаться. Всё то время, что я мирно шёл позади него, я рассчитывал подстрелить пташку недалеко от её дома, где я уже облюбовал и обустроил соседский гараж. А всё потому, что тащить эту тушу добрые полтора километра – занятие не для меня. Точнее, я так думал. Но раз уж припекло – вы меня уже знаете – в лепёшку разобьюсь, надорвусь, но сделаю. Обмотав его плечевой пояс верёвкой, добытой из недр плаща, я поволок его прямо по земле, по траве, даже что-то насвистывая. Благо, тишь такая, что ни одну заблудшую душу не встретить. В городе мы с Вейлом будем осторожнее. Самая жесть была – перекинуть полумёртвого господина Чармера через забор. Я чуть было не решил притащить инструмент и прямо под забором его препарировать, но это было бы непрофессионально. Не так долго эти улицы останутся пустынными, где-то с той стороны города небо начинает чуть светлеть от близящегося рассвета, а посему мне следовало утащить тушу туда, где мы с ней будем тет-а-тет. С каким глухим звуком его бренное тело шмякнулось о землю, словами не описать, но я ощутил в этот момент такой триумф! И дальше потащил, ибо некогда радоваться. Благо, он выглядит просто вдрызг пьяным, а в этом городишке такое, как правило, сходит с рук. Так или иначе, титаническим усилием я всё же допёр его до гаража и прямо на полу избавил от одежды, с неким отвращением обнаружив, что детородными органами его создатели не наделили, а значит, его жизнь ещё более бесцветна, чем я думал. Видать, места в теле не хватило. Ублюдки они, всё же. От этой мысли ещё сильнее хочется их обобрать. Перекинув руку Вейла через шею, я довёл его до стола, застеленного плёнкой, и сгрузил на него, после чего закинул туда и мускулистые ножищи. Он уже начал вяло шевелиться и, судя по бесцветному взгляду, пытаться осознать происходящее, а посему я поспешил к импровизированному столу с медицинскими инструментами, на ходу натягивая халат – скорее для вида, чем исходя из какой бы то ни было необходимости. Игла пронзила крышку баночки с наркотическим раствором, который должен избавить бедолагу от боли и продержать его живым какое-то время. Дело в том, что тело господина Чармера было выращено с одной-единственной целью – спрятать в нём ключ от портала в параллельное измерение или как-то так, я не вникал. Новомодное открытие и сопутствующие эксперименты. Оболочка вышла достаточно невзрачной, чтобы никто не обратил на неё внимания, и если бы не пресловутая утечка информации, их план имел все шансы на успех. Но у стен есть уши – не зря так говорят. Им следовало сделать его менее особенным, быть может, даже видным. Тогда его проще было бы охранять. Тогда за ним, вероятно, и не сунулись бы, сочтя новость о содержимом его брюшной полости лишь пиар-ходом новоявленной звезды или политической шишки. Но Вейлу повезло гораздо меньше. Вот он, передо мной, как на ладони. Ввожу ему в шею препарат, и его вены начинают проступать нездоровым синим цветом, а кожа бледнеет до какого-то совершенно неестественного оттенка больничной побелки. Кажется, стоит ему чихнуть, и вокруг разлетится облачко мельной крошки. Только вот он уже не чихнёт. Его тело скручивает судорогой, и он затихает, а глаза, всё такие же мутные после транквилизатора, уставились на меня бесцветными стекляшками. Он знает, что я с ним сделаю, но не может выразить, как к этому относится. А любопытно было бы увидеть его страх. Когда подвозишь столик с инструментами, народ обычно так ужасается – мрак. Вопить начинают. Однако с господином Чармером нельзя, как со всеми, – к концу операции он должен остаться жив. Ювелирная работа. Дело в том, что эта штучка внутри него начинает посылать сигналы, если изъять её из мёртвого тела. А вот возможность сделать это заживо они, если верить источникам, не предусмотрели. Экспериментальные модели так несовершенны. – Итак, мистер Чармер, давайте оценим ваш дорогостоящий внутренний мир, – когда я делаю первый надрез скальпелем, в блёклом взгляде что-то меняется, и это заставляет меня ухмыльнуться. – Не приду-уривайся, я знаю, что ты ничегошеньки не чувствуешь. А я буду аккуратен. Я и впрямь аккуратен. Надрезы ровные, эстетичные до внутренней дрожи – в такие моменты мне начинает казаться, что я зря оставил карьеру медика, но это, как правило, быстро проходит. Как только из недр чужих кишок вдруг запахнет большими деньгами, например. А у него там маняще поблескивал рельефный, весь испещрённый приятными глазу завитушками металлический цилиндр. Обрезав плоть, на которой он держался, я с торжествующим видом вынул его на свет и рассмотрел получше, повертел и так, и эдак. Тяжёлый такой. Неудивительно, что мой недавний и уже почти покойный друг так сильно прихрамывал с ним в брюхе. Дело осталось за малым – сжечь тут всё к чёртовой матери, напоследок оставив послание, которое они при надлежащем желании смогут восстановить и после сожжения – знаю я этих негодяев. А если не смогут, так их проблемы, моё дело такое – оставить записку с наилучшими пожеланиями. «У стен есть уши, а у меня, в отличие от ваших учёных, есть мозги. Жду ваших заманчивых условий, господа. С уважением, Доктор Д.Хантер». Через пять минут зарево от пожара полыхало уже где-то вдали, тогда как я на своём додже рвал когти в направлении главной магистрали, тихо постукивая пальцами по рулю в такт играющей в колонках мелодии и напевая: – Рука об руку мы будем бродить по земле в мире и гармонии, мы будем друзьями навеки, кореша – ты и я. Ещё немного, и асфальт мягко принял колёса тачки и понёс меня по своей глади на запад под безмятежные напевы из колонок «Ууу-ууу-ууу». Я самый богатый охотник за головами во всей Англии! Ууу-ууу-ууу.