THE ANXIETY

      Страх пробуждает в нас какие то древние, животные инстинкты — одних он парализует, заставляет застыть на месте. Других — подталкивает к бегству. Самое противное, когда мускулистый (с виду настоящий мужик! Но как выясняется — только с виду …), бородатый, широкоплечий дяденька от страха превращается в испуганного маленького мальчика. Ну а невысокая, хрупкая девушка из-за страха за любимого человека оказывается способна перевернуть мир… Начать действовать с холодной головой, не впадая в панику, спокойно и чётко. Стать собранной и уверенной — неожиданно даже для самой себя. Ни Джейн, ни Дарье ни приходило в голову назвать Тома своей «второй половиной». Джейн, перед окончательным разрывом с Томом, просто напросто опустошала холодильник Слоунов — одной пиццей жив не будешь, а отношения с Томом становились всё более напряжёнными. Дарья далеко не сразу стала называть Тома «своим парнем», бойфрендом. А их последний разговор… Иногда после «Ты, конечно, хороший парень — но …» следует окончательный приговор отношениям. Том — был милым, избалованным мальчиком. Шатающийся по дешёвым ночным клубам (куда пока ещё пускали Трента и его «Мистическую спираль») и раскатывающий на ржавых колымагах, которым давно бы в музей или на свалку (и вовсе не потому, что не мог себе позволить, в отличие от Трента, приличный автомобиль) — всё делалось только ради того чтобы никого не смущать и сойти за «своего парня» и лишний раз подколоть «снобов"-родителей — в чём то и его тяготила неизбежность быть «из тех самых Слоунов»… Эгоист. Которому даже не приходило в голову, что Дарья или Джейн с удовольствием, полюбовались бы, к примеру, на, приевшиеся ему, фейерверки или может им было бы интересно побывать на семейном празднике, который Тому был уже давно не интересен («Видали мы эти Таити …»). Дарья могла часами беседовать с Томом о прочитанных книгах, любимых писателях, политике и т.п. Но для разговора по душам он не подходил совершенно. И потому она не пыталась даже просто до него дозвониться, когда, после фактически снизошедшего на неё «откровения» и бегства из дома (почти в стиле Джейка — без объяснений, молча — только дверьми хлопнула), едва не попала в автомобильную аварию и была от всего этого в полном душевном раздрае. И Дарья рассказала тогда, в кафе, Джейн то, что не могла рассказать, в чём, конечно, не могла признаться родителям. И о чём никогда бы не разоткровенничалась перед какой нибудь очередной Маргарет Мэнсон, а повидала Дарья подобных психотерапевтов за свою жизнь немало. Вобщем то, рассказывая о себе Джейн, Дарья на самом деле рассказывала себе о себе самой. Джейн никогда не видела прежде такую Дарью, в таком состоянии: они ссорились, мирились, была размолвка из-за Тома — тогда Джейн не разговаривала с Дарьей почти целое лето. Даже, когда, после «недоразумения» с Элисон, Джейн окончательно оказалась в полном вакууме — остальные солагерники прекратили с ней какое либо общение просто игнорировали — разве что звали к телефону и были подчёркнуто холодно вежливы (Джейн подозревала, что её тесное общение с Элисон тоже этому поспособствовало — та наверняка не только к ней одной подкатывала). Трент оставался единственной отдушиной и собеседником — когда был способен очнуться и поднять телефонную трубку или не был на репетиции в подвале — в это время он бы и ядерный взрыв не услышал. И когда Дарья вылезла из машины Трента, Джейн с трудом удержалась от того чтобы не броситься подруге на шею. Но, даже после этого лета разрыва и воссоединения, подруги подчёркнуто держали дистанцию — уважали личное пространство друг друга, а Дарья вообще никогда не демонстрировала свои чувства — презрительная ухмылка или слегка нахмуренные брови, всегда ровные интонации — Дарья почти не повышала голос, никаких внезапных вспышек гнева или радости. А в тот вечер она мало того, что вылетела Джейн навстречу, вместо того чтобы просто призывно помахать ей рукой со своего места, но и сжала Джейн в объятиях так, словно они не виделись годы … Джейн тогда, от шока, не пришло в голову даже просто съехидничать или отпустить едкий комментарий на тему Дарьиной человеческой природы — так подобный поступок был несвойственнен для Дарьи. И вот тогда, в первый день в Бостоне, в комнате Джейн, Дарья испытала неожиданный приступ паники — словно они с Джейн были близнецами, выросшими вместе и никогда не расстававшимися. До этого момента. Которых «добрые люди» собираются разлучить — конечно же ради их блага. Тогда, в кафе Джейн почувствовала внезапное и странное злорадство — Тому не удалось вытеснить её, Джейн, из жизни Дарьи, отодвинуть в сторону. Никто не встанет между ней и Дарьей. «И пока смерть не разлучит нас…»? Джейн ни тогда ни потом не задумывалась, что это может значить для них обоих. А в тот момент уже сама Дарья испугалась того, что лишиться единственной подруги, которой может полностью доверять и довериться. Которой можно рассказывать обо всём, делиться самым сокровенным. Может это и было ревностью — когда Джейн начала профессионально заниматься бегом и Дарья вынуждена была «отойти в тень», Дарья, неожиданно для себя, вдруг занервничала и умудрилась обидеть единственную подругу? Но Джейн, в конце концов, ушла из команды, когда поняла, что начала превращаться в некое подобие Кевина и её, Джейн, увлечение разрушает их с Дарьей дружбу. И Дарья стала ревновать подругу к Тому, когда Джейн всё больше своего внимания и времени стала отдавать ему, а Дарья почувствовала себя почти брошенной? А потом Том ушёл уже к Дарье и теперь Джейн почувствовала себя преданой и серьёзно обиделась на Дарью… А потом уже Дарья дала Тому отставку (последней каплей в их отношениях стало несостоявшееся посещение Дарьи бостонского колледжа — вольно или невольно но Слоуны (Том с Джоан) дали почувствовать Дарье себя лишней, чужой в «их» мире, что её дела и интересы для них не так уж и важны, в общении с ними, Дарья почувствовала, особенно со стороны Джоан, такой лёгкий, почти неуловимый привкус насмешки и высокомерия, снисходительности) и теперь между подругами не было никого и ничего — ни мальчиков, ни иных увлечений, что могли их отдалить друг от друга и даже рассорить. Но новый город, новые друзья … И, вполне возможно, — новый Том. Словно Джейн стала неотвратимо отдаляться — уходить куда то в даль и Дарья почувствовала себя вдруг страшно одиноко. Ей почему то в тот момент даже не пришло в голову, что и для неё самой меняется всё, начинается какая то новая жизнь — и возможно, а скорей всего так и будет, появятся новые друзья, а может и новая любовь и, в конце концов, и в Бостоне немало пиццерий, маленьких кафе, ресторанчиков и для чего ещё и нужны телефоны как не для того чтобы договориться о встрече в одном из этих уютных заведений, а какое нибудь тихом кафе, которое, в конце концов, может стать постоянным местом для их встреч — с любимым столиком, знакомым официантом и наконец может появится любимый маршрут для совместных прогулок? Но именно в тот момент мысль, что кто то или что то встанет между ними, отдалит их друг от друга, разлучит, отозвалась для Дарьи болью где то в груди. Это было как в тот памятный вечер — импульсивно, не задумываясь даже, что она делает — Дарья внезапно бросилась Джейн на шею. Так неожиданно, что та едва удержалась на ногах. Джейн немного выше подруги и Дарье пришлось слегка приподняться на носки чтобы, закрыв глаза, найти своими губами губы Джейн. Когда Джейн ответила на этот нежданный поцелуй, у Дарьи задрожали колени, а сердце забухало в ушах молотом. Ноги у подруг подкосились и они рухнули на диван. Очки Дарьи уцелели просто каким то чудом и нашлись позже под диванной подушкой. Тогда они просто целовались … Дарья так крепко стиснула в объятиях Джейн словно кто то или что то в тот момент уже пыталось оторвать их друг от друга. У Джейн хватило тогда душевных и физических сил только на то чтобы, между обменом поцелуями, прошептать Дарье на ухо: «Тебе кто нибудь говорил, подруга, что ты совсем чокнутая? Временами особенно …» Обе были от произошедшего в полном шоке …       Потом они просто сидели на старом, пыльном диване и Дарья, уткнувшись мокрым носом в плечо Джейн, прошептала: «Я не хочу тебя потерять …» И услышала от неё, в ответ, сказанное без какой либо дрожи в голосе, твёрдо: «Не потеряешь.» … Они встречались то у Дарьи то у Джейн. — Элисон была в чём то права насчёт меня. У этой сучки всё-таки был нюх, — пробормотала однажды Джейн задумчиво, разглядывая потолок. — Кто такая эта Элисон? , — сонно поинтересовалась Дарья. — Та самая наглая лицемерка, что подкатывала ко мне. Когда мы с тобой так глупо поцапались из-за Тома и я на всё лето оказалась в этом долбанном летнем лагере художников. Ради полезных знакомств и связей среди галлеристов, эта лживая дрянь легла под нашего препода. А до этого пыталась залезть в мои штаны. — И? — Она тогда, когда полезла ко мне с обнимашками и поцелуями, сказала, что чувствует … ну … таких же как она … Что у неё чуй. Верный. А её послала подальше. Слиняла из её домика по быстрому. И прекратила с ней даже разговаривать. Да и сама она, тоже не пыталась заговорить со мной, объясниться что ли, извиниться хотя бы… Даже близко ко мне не подходила недели две. Но оказывается она была отчасти права … — То есть? — Если Элисон угадала верно насчёт меня то это касалось только нас с тобой. Судя по всему — ты моя половинка. — В этом что то есть знаешь ли … Джейн поцеловала Дарью во, влажный от пота, лоб: — Слышь, половинка, мне конечно плевать на слухи, шопоток за спиной и прочее. Да и тут, среди наших, например, ко многим вещам относятся много спокойнее чем в «милом» провинциальном Лондейле. И к «травке», и к нашему брату … Богема, видишь ли. Вольные нравы. Свобода самовыражения. Но мне надоело искать где нам бы голову преклонить если у тебя или у меня несвободно. — О чём ты? — А не снять ли нам, подруга, квартиру?.. Или студию? Ты будешь стучать себе по клавиатуре, а я заниматься своими художническими делами. И никаких, сующих носы в комнату по поводу и без повода, соседей. И их шумных гулянок до утра. … Дарья стояла у больничного окна. Странно было стоять у этого окна распахнутого в такой солнечный день но чувствовать себя так, словно стоишь у края тёмной бездны. У края провала. На краю мрака и полного отчаяния. Джейн … Только вчера всё было нормально, но ночью она почувствовала резь внизу живота и поспешила списать это на несвежую пиццу, нервы и прочее. А в конце занятий Дарья почувствовала острый приступ тревоги, почти паники. Они с Джейн, видимо не просто «половинки», а скорее сиамские близнецы. Когда то разделённые в детстве. И разлучённые. Как в каком то дурацком сериале, мексиканской «мыльной опере» или индийском фильме. Иначе не объяснишь почему Дарья летела домой так, что ветер в ушах свистел и чуть не сшибла с ног своего профессора, неслась не слыша окликов, не отвечая на вопросы приятелей. Она и не помнила как взлетела по лестнице — Дарья страшно боялась застрять в лифте. И не зря Дарья в то день так торопилась домой. Джейн лежала на полу. Скрючившись в позе эмбриона. Без сознания. Телефон. Амбуланс. Звонок Тренту. Дарья и не знала, что может быть так суха и лаконична, говорить так спокойно — хотя внутри… «Джейн в тяжёлом состоянии. Её срочно оперируют. Если Аманды нет дома приезжай сам.» Внутри словно сжималась пружина. Всё туже и туже. Глаза были сухими. Голос был твёрд. Не дрожал. Операция прошла успешно но … Ждать. А пока — сдать реферат, извиниться перед профессором, объясниться. Прибраться дома. Стереть пятно краски с пола — пока не застыла. И вернуться в больницу к Джейн. … Дарья так и стояла у окна, когда появился Трент. И Хелен. Квин. И, когда Хелен положила старшей дочери руку на плечо, пружина разжалась. Разрывая и взрываясь. Мир рассыпался на мелкие кусочки. И разноцветные искры потухли в блаженном мраке. Дарья потеряла сознание. … Очнулась она в палате. Когда Дарья открыла глаза тень на стуле у её кровати встрепенулась — и оказалось, что это Квин. — Где мама? — прошептала Дарья. Слабость во всём теле и какой то звон в голове. — Пошла поговорить с доктором. — Как Джейн? — Ещё спит. Квин сильно изменилась. После того как «Модный клуб» приказал долго жить Квин наконец взялась за учёбу. И в результате превратилась в законченную «ботаничку». «Яблочко от яблони …» — ворчала Сэнди имея ввиду, конечно, Дарью. Ей было отчего быть недовольной — Стэйси стала ходить за Квин хвостиком и во всём ей подражать — в библиотеке Стэйси и Квин стали появляться чаще чем во все предыдущие годы учёбы. А общение с Тиффани даже Сэнди не могла назвать особенно увлекательным и интеллектуально насыщенным. Вот и сейчас, в ожидании, когда Дарья очнётся, Квин, аккуратно подсвечивая себе фонариком, штудировала учебник и делала какие то пометки в блокноте. Дарья облизнула пересохшие губы: — Что со мной … случилось? — Обморок. — С чего бы? — Стресс. Ты вся была на взводе. И, когда доктор сказал, что с Джейн всё будет в порядке, ты просто вырубилась и рухнула на маму. Знаешь, я как-то читала, что радость тоже может убить. — Да уж. Дарья попыталась сесть. Голова кружилась но со второй попытки это удалось. Рядом, на тумбочке, обнаружился стакан с водой. И очки. Дарья их надела и мир вокруг стал немного чётче. Опустошила стакан. Квин, отложила учебник и блокнот в сторону, спрятала фонарик в сумку, встала и зажгла свет. Потом вернулась и снова уселась на стул. И с каким то странным выражением на лице уставилась на старшую сестру. С непривычным любопытством. Как-то изучающе. Пристально. Дарья поморщилась: — И? — И? — В чём дело? — Я знаю о тебе и Джейн. — Откуда? Кто тебе сказал? — Родители ссорились. Из-за тебя. Как когда-то в детстве. Очень громко обсуждали всё произошедшее. С тобой и Джейн. Особо не стесняясь Трента. Правда отец не хлопнул, как тогда, дверью но в больницу не поехал — сослался на срочные дела. Выгодный клиент. Вроде бы не очередная чепуха вроде сигар для домашних животных. Но, как мне кажется, папа просто решил избежать встречи с тобой. И главное — общения с Джейн. — Он в растерянности … Ему нужно время — переварить новости. А откуда они сами то узнали? — От Трента. Ему Джейн всё рассказала. Он с самого начала знал. Но она просила никому не говорить. Мол, сама приедет и всё расскажет. Джейн с Трентом же чуть ли не каждый день по СКАЙПу болтала. Ему немного тоскливо одному в большом, почти всегда пустом, доме. Джейн действительно часто болтала с Трентом. Иной раз часами. И показала ему их новую квартиру — просто прошлась с ноутбуком в руках. Много времени это не заняло. Даже вид из окна продемонстрировала. И туалет. И мусорное ведро. И соседа с собакой. И плывущие над крышами облака. И усталую Дарью, что как раз вернулась с занятий в колледже, и стояла в проёме входной двери с ключами в руках. А до этого Джейн успела, видимо, доложиться об изменениях в своей личной жизни. Если бы Квин посчитала рассказ о встрече со случайной «коллегой» по работе в ресторане (недолгая отработка долга официанткой) и знакомство с её подругой интересными для Дарьи, она бы рассказала об этом — но… Сначала непривычно бледный и встревоженный Трент. Джейн. Джейн и Дарья. Ссора родителей. Поездка в Бостон — Хелен была во встрёпанных чувствах — в результате Квин пришлось самой сесть за руль и, твёрдой рукой, невозмутимо и спокойно, вести машину до самого аэропорта. Хелен была удивлена не меньше чем когда то Дарья — младшая дочь так уверено заняла её, Хелен, место за рулём. Как будто водила машину с рождения. Трент воздержался от комментариев — он предпочёл впасть в своё привычное дневное состояние — заснул и проспал всю дорогу чуть ли не до самой стойки регистрации. Квин случайно пересеклась в городе с Линди. Та выглядела гораздо счастливее, более спокойной и уравновешенной чем тогда, когда Квин видела её в последний раз. А потом Линди познакомила Квин со своей черноволосой подругой-художницей. Художницу звали Элисон. Мир наш действительно страшно тесен… … А потом Дарья сидела на стуле у кровати Джейн сжимая в ладони её пальцы. И … заснула. А проснулась, когда почуствовала слабое ответное пожатие Джейн. Та наблюдала за Дарьей со слабой улыбкой на непривычно бледных губах: — Я напугала тебя, подруга? — Не то слово. — Чёрт, я только хотела дописать ту картину. — Дура ты упрямая. Я тебя гнала и гнала к врачу, а ты:"Всё само пройдёт!» Не прошло как видишь… — Прости. Больше это не повторится. — Принимается. Трент здесь. И моя мама. И Квин. — Трент уже заглядывал — но ты спала и он не стал нас тревожить. Хорошо, что хоть не пол Лондейла сюда притащила. — Я боялась, что ты … А то собрались бы вокруг твоей постели, как вокруг моей, когда у меня была эта непонятная экзема. Бритни с Кевином и Джоди с Маком. — А «помидорчиком» тогда ты стала из-за моего братца. Всё таки в самом начале ты запала на него, а не на меня! — Ревнуешь? … … Джейк появился позже всех. С очень виноватым видом, унылый — как в воду опущенный. Когда Дарья и Джейн уже покидали больницу. Квин уехала в Лондейл первой — ей не хотелось сильно запускать занятия. Предварительно совершив «визит вежливости» к Дарье домой. И по дороге, в очередной раз, слегка поцапалась по телефону со Стэйси — та ничуть не изменилась — чуть что была готова залиться слезами. По любому, самому ничтожному, поводу. Хэлен, в это время, как всегда бурно обсуждала что то с Эриком по своему телефону. Джейк с Дарьей вёл себя крайне странно — словно его старшая дочь стала хрустальной или превратилась в мину незнакомой конструкции и именно Джейк должен был её немедленно обезвредить. Рядом с Джейн отец Дарьи чувствовал себя более чем неловко — было даже хуже чем при его первом знакомстве с Томом. В квартире Дарьи и Джейн, пока сама Дарья возилась на кухне, а Джейн придирчиво изучала холст — Дарья, конечно, неплохо научилась у подруги как обращаться с красками, кистями, холстами и прочим да и Джейн, придя более менее в себя, загрузила подругу просьбами и инструкциями — но … Доверяй но проверяй. Джейк забился в тёмный угол — ему явно хотелось скрыться в каком-нибудь дальнем конце дома, в другом его крыле, сославшись на, скажем, отставшую половицу или перегоревшую лампочку, которую просто необходимио срочно заменить — но тут, он был не в Лондейле, не в своём большом доме, а в маленькой бостонской квартире старшей дочери и её … кхм … подруги и он мог только втиснуться в щель потемнее и стараться не издавать лишних звуков. Хелен, на повышенных тонах, выясняла что то по работе то с Эриком, то со своей помощницей. Шинкуя морковь и наблюдая за Джейн, которая хмурясь, задумчиво изучала кончик кисти Дарья вдруг ясно осознала — она наконец у себя дома, она вернулась домой.