***
Конечно, мое знатное рыцарство Лоркан не смог обойти стороной. Он тут же воспылал ко мне какими-то нежно-розовыми чувствами и вообще вел себя, как полный сопляк. Даже заговорил, как моя первая девушка, которой, кстати, на момент наших отношений было лет пятнадцать. Началась дикая эпопея из «расскажи о себе», «что ты любишь?», «у тебя много было до меня?», «ты когда-нибудь убивал людей?» Слюнтяйство. Я держался красавчиком, настоящим мужиком и отвечал в такой последовательности: нет, отвали, отвали, да. Лоркан, естественно, этому был крайне недоволен, в его понимании я после того случая должен был мгновенно надеть рыцарские доспехи и оседлать коня, чтобы женится на нем. Но что-то как-то не вышло. Рыцарем ты ошибся, Лоркан. Зато сам он стал старательно рассказывать о себе. Даже несмотря на то, что я этого, собственно, слышать не хотел. Даже просил не делать этого и пару раз врезал ему подзатыльников. Но Лоркан был непоколебим. Так все и происходило: он залезал посреди ночи на переднее сиденье, пока я был за рулем, и начинал бесконечно трендеть. Надо сказать, Лоркан в этом сильно преуспел. Всего за пять ночей он рассказал мне о том, что, оказывается, он из невъебительно богатой семьи, что у них даже дом называется Поместье Флэмингов (мое сознание охотно подкинуло картинку особняка Бэтмена и Лоркана в костюме летучей мыши). Рассказывал он мне о том, как однажды психанул на безразличие родителей и разбил новую тачку, а ему на следующий день купили новую. И не разбил тачку – попал в аварию, а разбил тачку – запрыгнул на крышу автомобиля и начал лупить шипованной битой по лобовому стеклу. Такой Лоркан мне представлялся с трудом, но я охотно ему верил. Еще рассказывал о том, что родители у него совершенно конченные, а сестра ходит в секту секс-рабов, мне оставалось только дивится таким чудесам, потому что я вообще-то мирный гражданин, зарабатываю своим честным посильным трудом и совершенно не ебу как развлекаются усатые богачи. Лоркан моим восхищениям искренне умилялся и начинал лезть ко мне еще больше, хоть я и отодвигал его от себя со словами «держи расстояние, парень». Ему мои попытки отгородиться мешали мало, так что он даже не упускал случая мазнуть своими губами меня по шее, щеке или уху, пока я сижу за рулем. Перед самим отъездом из Миннесоты я угнал для нас фургон (минивэн), чтобы мы хоть чутка, но пожили как люди. И в Лоркане поселилась курица-наседка. Различные бессмысленные пылесборники начали скапливаться в нашем доме на колесах. Повсюду будто невероятным мистическим образом вырастали статуэтки, коврики и даже одна сюрреалистическая картина, которая меня до того смущала и нагоняла на меня экзистенциальный кризис, что на ночлежках я каждый раз занавешивал ее покрывалом. Страшная вещь, говорю вам. Айову мы тоже не смогли проехать без приключений. Именно в Айове запал Лоркана неожиданно дал сбой, а я прямо-таки почуял в воздухе запах побега. Я и так знал, что он сбежит, я знал это с самого начала, еще когда этот пацан довольно насвистывал, пока мы перегоняли тачку, но теперь почему-то его побег стал расцениваться как предательство. Действительно же, каков засранец. Влезает в мою жизнь, выпрашивает у меня уроки по взлому тачек, захламляет мой фургон статуэтками дурацких слонов, которые, кстати, падают на каждом повороте, а теперь он зассал и захотел сбежать. Вот ублюдок. Этого, желания побега, он конечно не показывал в открытую, но я знал, я видел это в его красных от недосыпа глазах, постоянном густом молчании, повисшим между нами, в его утреннем нытье о том, что он не мог заснуть всю ночь из-за того, что фонарный свет постоянно падал прямо на него. А потом я буквально слышу треск того, как он ломается. - Твою мать! – я вздрагиваю, дергаюсь, в жизни бы не подумал, что смешливый и дурашливый Лоркан может так злиться, - Тут нихера нет, нихера! Лоркан идет позади меня по пустым ночным улицам Давенпорта в штате Айова. Его лицо выглядит смертельно уставшим, под глазами залегли темные синяки, на нем порванные красные джинсы, которые он отказывается менять на новые ворованные, волосы его больше не выглядят такими жгуче рыжими. Я подхожу к нему, и, кажется, впервые жалею. Не потому что он снова облажался и выкрал кошелек без налички с какой-то парой центов, а потому что он впервые выглядит по-настоящему заебанным. А от такого его вида мне самому становится страшно. У меня сложная жизнь в постоянных разъездах, я же нахожусь в розыске уже в трех штатах и не могу задерживаться где-то надолго. Если и жить со мной, то надо быть изначально подкованным. Потрепанным жизнью, скорее. Чтобы было нечего терять, чтобы не приходилось привыкать к худшим условиям. - Вообще нихера, - он как-то безнадежно трясет раскрытым кошельком над асфальтом, роняет его, а потом дергает меня на себя, чтобы уткнуться рыжей головой мне в плечо. Совсем не знает границ этот пацан. Да я что, я и не против, собственно. Пускай перетерпит, потом успокоится. Но он, конечно, успокоился еще не скоро. Это только в кинолентах бывают герои, которые после срыва быстро собираются по частям и железные идут дальше, реальные же люди ломаются и еще долго воспитывают себя. Не знаю, кому повезло мне, что я впервые ощутил за собой чувство ответственности за кого-то (а оно мне понравилось даже сильнее, чем чистый шотландский скотч) или Лоркану за то, что я был с ним, как настоящий мастер Йода, или наставник, или криптонский отец. В общем, впереди было еще много машин, которые Лоркан неумело царапал - их приходилось перепродавать со скидкой, было много пустых кошельков и охранников, которые гнались за нами от самого торгового центра аж до следующего квартала. Но в конечном счете случилось то же, что со мной и угоном машин. Лоркан встретил профессию своей жизни. И это был… - Взлом карт. Уже восьмой раз удачно, - Флэминг трясет перед моим носом купюрой в пять тысяч и от него исходят лучи самоликования. - Ты мухлюешь. - Конечно, мухлюю, как бы еще я умудрялся скрывать их пины, - мы выходим из банка, где обналичили аж пять карт за один подход. Сегодня за нами точно поставят контроль. Пять карт в одном банке – американская система слежения такого не упустит. - Хочешь, я свожу тебя в ресторан? – у этого рыжего долбаеба снова на лице дебильная улыбка и ведет он себя, как полный уебан, но это лучше, чем, как неудачный актер из американской драмы. - В Аойве? В ресторан? Тут такое есть? Лоркан кивает и обещает мне волшебную ночь. Я тоже киваю, как его двойник, и обещаю, что волшебная ночь будет, но только платить мы будем по-моему. Когда я соглашался пойти в ресторан, я не задумывался о том, как это будет выглядеть, но, когда я в неудобном сжимающим мне плечи пиджаке сел напротив Лоркана, который неожиданно стал похож на одного из тех высокомерных детей миллионеров, все как-то пошатнулось. Увидел в новом свете, так это называется? Лоркан с уложенными волосами, в ровно выглаженной рубашке выглядел до того правильно и гармонично, что становилось страшно, что я с ним рядом тут делаю? Флэминг точно был предназначен для таких вечеров. Смеяться за каким-нибудь банкетом с сыновьями каких-нибудь охуенно богатых обладателей нефтяных скважин или вроде того. - Чо, застыл-то? – подает голос Лоркан и тот образ богатенького высокомерного мальчишки мгновенно тает на моих глазах, - Давай возьмем лобстера, у моей сестры была аллергия на лобстеров и мне всегда запрещали их есть, но сейчас то я с ним могу поквитаться. И он Флэминг глупо хихикает, давится воздухом, начинает еще больше смеяться. Так что, одно я знаю точно: Флэминг, конечно, сыночек богатеньких родителей, воспитывался в лучших традициях светских вечеров и прочей вротебистики, но вырос Флэминг абсолютным конченным мудаком. Этого не исправить. За тот вечер сформировалось три истины: 1. Лобстер – это какой-то метафизический ужас, который совершенно точно не оправдал моих надежд. 2. Лоркан Флэминг не умеет пить. Видимо на фуршетах совсем никто не учит молодежь правильно напиваться, поэтому уже после второго бокала шампанского в глазах Лоркана селится пьяная веселость и он посылает мне через стол свои абсолютно засранские ухмылки. 3. Охранники ресторанов в Айова-сити не рассчитаны на бег на длинные дистанции. Как я утверждал, заплатили мы по-моему, то есть, не заплатили вообще. Сбегать, не заплатив – это особая классика жанра в сиротских приютах, но Лоркан был в восторге от этого, а я в восторге от него. И это как-то смущало.***
Иллинойс обдал нас душным дыханием юга и по-адски сухим летом. Встречать гостеприимно нас этот штат не собирался, даже выталкивал своим огромным количеством пробок и шумихой. Во всем штате проходил какой-то дрянной фестиваль (или парад, или марафон, или одна большая свадьба, не знаю), потому пробки были на каждом шагу, постоянно происходила какая-то ерунда вроде конкурсов, песен, плясок и маршей. А от сильнейшей духоты народ вовсе начинал сходить с ума: однажды мы стали свидетелями того, как мужчина вышел с молотком из автомобиля и ринулся бить окна впередистоящих машин. Лоркан отзывался об этом, как о первых вестниках апокалипсиса, а я уговаривал его сесть за руль вместо меня, чтобы я мог отправиться на волонтерские начала и помочь бедолаге крушить все подряд, а то он один-то не справляется. Мои планы на то, чтобы сдать здесь свой старый груз сушенной марихуаны, обломались – всюду стоял полицейский патруль, короче говоря, всю дорогу мы с Лорканом оставались добропорядочными гражданами США. Флэминг даже отказался от взлома кредиток ссылаясь на то, что здесь все пропахло копами и это его нервирует. Его творческая душа не может работать в таких условиях, знаете ли. Моя нетворческая душа, собственно, тоже не могла. Короче говоря, ехали мы долго, старательно, попробовали на вкус все пробки и успели дважды поссориться. Судя по всему, летнее сумасшествие не обошло и нас. От постоянных напряжений в душных пробках мы начали потихоньку сходить с ума и огрызаться. Итог был таков, что спустя три дня в Иллинойсе, мы стали больше похожи на цепных псов, чем на напарников (или кем мы там были). Первая ссора вспыхнула быстро и так же быстро успокоилась, все было так: - Твоя очередь рулить. - Это мой фургон и мне решать, когда моя очередь рулить. АТОМНЫЙ ВЗРЫВ. Меня оглушило ударной волной, я слышал где-то через пелену приглушенные возмущения Флэминга: «ты охуел?», «Рой!», «ты хоть знаешь, что…» Ради этой ссоры был даже аккуратно припаркован наш фургон, чтобы ругаться в лучших условиях. Аргументированной критики было мало, доводов еще меньше, но ор, конечно, все переплюнул. Вся ссора больше напоминала возню в детском садике, мы только и делали, что выкрикивали «А ты…», «А я…», «А вот ты…». Честно, не помню чей победой закончился этот батл не на жизнь, а на смерть, но очнулся я уже на полу с фингалом под глазом, двумя огромными засосами на правой стороне шеи и Лорканом под боком (он, кстати, очнулся с разбитой губой, и я знать не хочу, как это могло произойти). Остаток недели прошел успешно, то есть, без происшествий: Лоркан довольно рассматривал свою опухшую губу, сообщая, что раньше его всегда раздражали его тонкие губы, а я просто был самоудовлетворен тем, что, наконец, выпустил на ком-то пар. Вторая ссора, как и полагается, была хуже. Стоит сообщить, что из-за огромного количества пробок, во всем Иллинойсе (даже на гребанной дикой природе) нельзя было остановится и не столкнуться с какой-нибудь мудацкой семейной парочкой или с гребанным палаточным лагерем. Все те люди, что нам встречались, были до омерзительного милые, приторно сладкие, и вынуждали меня всем своим видом отойти в кусты – проблеваться. Лоркан, если и пытался меня остановить, ссылаясь на человеческую вежливость и любезность, то выходило у него хреново и чаще он нарывался на грубость от меня. Хотя, он уже привык. - Мой сын тоже гей, - произносит улыбчивая женщина в преклонном возрасте, да-да, это именно она разрушит временную идиллию в нашей жизни, - А как давно вы вместе? - Полгода. - Мы не пара. Надо, наверное, заранее обозначить, что он, Лоркан, по моему авторитетному мнению был той еще смесью, даже сказал бы, гремучей смесью. И Флэминг, когда злился, когда по-настоящему злился, не как во время той дебильной ссоры из-за очереди вести фургон, он мгновенно становился похожим на какого-то пугающего директора школы. Лоркан выпрямлялся, во взгляде появлялись стальные нотки, а в сочетании с серыми глазами это было страшнее, чем на любом фильме ужасов. Голос его становился твердым, и он заговаривал тихим убедительным шепотом: - То есть, у тебя другая позиция по поводу того, что происходило между нами за последние месяцы? От таких сугубо культурных претензий я теряюсь, как малолетка. Это он так наезжает, этому их учат в каких-то особых мажорских академиях? На меня, конечно, наезжали (и не раз), но все это было шумно, хаотично, такого я не боялся, я мог сразу поставить на место зарвавшихся, как минимум, физической силой. А тут и сказать даже как-то нечего, но я из всех сил выговариваю нечто нечленораздельное, вроде: - Это, ну, блять... да, похуй вообще... - Понятно, - Флэминг встает с поваленного бревна, на котором мы сидели, и уходит. Нормальные люди в таких ситуациях подрываются, шепчут извинения или хотя бы догоняют дорогого человека, но я, как был, так и остался самим собой. Ненормальным. Сидел и рассматривал пепел от сигаретного фильтра на своих потертых джинсах. Спустя час, как погасили фонари по всей парковочной зоне, в фургон вваливается сначала запах перегара, а потом уже и его обладатель. Я, еще лежа в кресле, вспоминаю где именно у нас стоит тазик. А то наследник поместья Флэмингов вполне может заблевать мне весь фургон. К слову сказать, извинения выходят у меня прям херовые. Я это прекрасно знаю, даю себе об этом отчет еще с того времени, как в приюте меня отхлестали мокрым полотенцем за одно такое мое извинение, поэтому в этот раз я решил извиниться по-особенному: я притворился спящим. Откинулся на спинку кресла, постарался выровнять дыхание, почти не двигался, но это засранец, Флэминг, просто не давал мне шансов. Когда я ощутил, буквально кожей ощутил, что Лоркан подозрительно долго смотрит на меня, я был готов уже разыграть представление Неожиданное Пробуждение, но итог оказался еще хуже. Флэминг, по всей видимости, почувствовал себя героем-любовником или гениальным обольстителем – тут кому как – и потому пьяно оседлал мои колени, решая, что раз уж я сплю, то со мной можно делать все, что вздумается, он принялся покрывать мою шею и ключицы небольшими мокрыми поцелуями. - Поразительно, - быстро выдал я себя. Лоркана мое Неожиданное Пробуждение никак не смущало, поэтому он только вопросительно промычал, оставляя болезненный укус на моем плече. - Поразительно как можно так нажраться. Это его, конечно, рассмешило, но совсем не остановило, он поднял голову вверх и его жаркое дыхание обдало мои губы. В ночной темноте без всех этих едко-ярких шмоток, с растрёпанными волосами и почерневшими от желания глазами Лоркан напоминал мне какое-то мифическое существо. Бледная почти белая кожа, темные горящие глаза, стройное высокое телосложение. Предо мной сидел совсем не человек, а нечто фантастическое. Фантастическое красивое (привлекательно, обольстительное, очаровательное, нереальное). От такой близости с Флэмингом начинало сладко ныть внизу животу, пересыхало в горле и чертовски вротебательно пугало. Пугало от этой власти, которой он обладал надо мной и как просто он мог заставить меня нервничать, путаться в мыслях и дико-дико хотеть. А потом дыхание сбивается напрочь. Меня простреливает по позвоночнику возбуждением, когда я чувствую настырные губы Флэминга, которые ввязывают меня в невозможно пошлый пьяный поцелуй. И я срываю все тормоза. Я обхватываю Лоркана за талию и дергаю на себя, руками забираюсь под его совершенно дикой расцветки майку и впечатываю ладони в него так сильно, будто пытаюсь поставить печать. Мне нравится чувствовать его подрагивающие горячие пальцы на своей коже. Он обхватывает руками мою шею и сорвано дышит между поцелуями, смазано целует мои щеки, виски. Опускаю ладонь на его пах, глажу, одновременно жадно целуя в шею. Он ерзает на моих коленях, так что меня почти пополам сводит от болезненного стояка. Лоркан шепчет мне какие-то глупые пошлости, признания, прижимается доверчиво близко и, кажется, уже совсем плохо соображает. Я глажу его, дрожащего от возбуждения, и это кажется вполне естественным, долгожданным и – главное – нужным. Он тянет ко мне худую руку, и я прижимаюсь губами к его ладони. Соскальзываю, наконец, пальцами под резинку его трусов, Лоркан охает, вцепляется в мое запястье, пытаясь то ли остановить меня, то ли прижать мою ладонь к своему члену сильнее. Скорее второе. Несколько движений, и он вздрагивает, кончает, заливая мою ладонь. И отрубается. Я остаюсь придавленным в кресле спящим телом, обмазанный спермой и с болезненным стояком. Даже тут меня обыграл, Лоркан. - Воды, - на утро Флэминг превращается в умирающую принцессу, лежащую на разложенном кресле, - И тазик. Я хлопаю стаканом по столу около Флэминга, пока тот медленно, слово из гроба, поднимается, обхватывает ладонями голову и тихо поскуливает от мигрени. То то же, рановато так нажираться, совсем еще мальчишка. Я подаюсь к Лоркану навстречу, чтобы прикоснуться к его губам, но он останавливает меня, уперев ладонь мне в ключицы. - Ты чего? - Собираюсь поцеловать тебя до того, как ты проблюешься. - Мудро, - он почтенно кивает головой и позволяет мне оставить на его губах невесомый поцелуй. Это считается почти за признание, я такое обговаривать вслух не умею, не хочу и в скором времени не собираюсь, а Лоркан, слава богам, и без слов все понимает. Не знаю, как назвать то, что происходило между нами, но на нормальную гейскую парочку мы с Лорканом точно не походили. Это мы поняли на одном из превосходных фуршетных вечеров в одной крайне пидорской компании (нет, не гейской, даже не ЛГБТ, а именно пидорской). Мы с Флэмингом оказались на удивление идеальной парой, потому что ни я, ни он не можем вести себя культурно в высшем обществе. Сначала, конечно, я один позорился, когда недовольно дергал плечами в жутко тесной рубашке и пытался выпросить у официанта хоть одну бутылку пива, а тот приносил мне какие-то дрянные разновидности ликера, а потом уже и Лоркан показал себя во всей красе, когда в открытую начал оспаривать чужие мнения по поводу выставки картин, что происходила там. Флэминг оказался настоящим ценителем искусства, и готов был в любой момент защищать художества даже кулаками, поэтому я нашел Лоркана по выкрикам: «ты, нахуй, вообще не соображаешь!», «здесь хоть кто-нибудь заканчивал высшее художественное?!» Итогом было то, что мы с Лорканом гордо удалились, короче говоря, выгнали нас. Лоркана за то, что оскорбил хозяина выставки, а меня за драку. Но уходили мы довольные, пересчитывали деньги, выуженные из чужих кошельков, и обдумывали свои вклады. А потом случилось Страшное. Все стало слишком хорошо. Давяще слишком хорошо - это когда ты просыпаешься утром и ощущаешь, что у тебя совсем нет проблем, и все хорошо, и под боком спит Лоркан, по-детски подложив ладонь под подушку. Еще мой отец говорил, что «жизнь – дерьмо», и я помнил это, всегда помнил, это нельзя было выбить из меня. Именно поэтому спокойно наслаждаться счастьем я не мог, почти все время напряженно выжидал, когда же подкрадётся то самое дерьмо, и вот, где-то в середине марта, когда мы остановили наш фургон вблизи Питтсбурга, произошло Оно. Я знал, что Оно выжидало меня. Оно готовилось напасть в самый неподходящий момент, когда все улеглось, и у меня все хорошо. И вот ОНО. Я стоял около знака «осторожно, дикие животные!» совершенно беззащитный, без футболки, в одних наспех натянутых джинсах и курил. Не знаю, как я не услышал звука захлопывающейся дверцы фургона, но зато достаточно точно определил, что стальное прикосновение к затылку, это ничто иное, как дуло пистолета. Это не в первый раз, но сейчас по-особенному жутко. Тогда, в темном квартале, когда я взламывал автомобиль, это не было таким ужасающим, это было естественным, чего еще можно было ожидать ночью в грязном районе города? Но сейчас все было по-другому. - Стоять, - я слышу хрустящий ломающийся голос Лоркана, - Подними руки и медленно повернись. Хотелось рассмеяться, будто все это дрянная шутка, сообщить Лоркану, что он совсем не умеет шутить и что я понятия не имею, как терплю его до сих пор. Но я оборачиваюсь и вижу лицо человека, который точно сможет пустить мне пулю в лоб. Лоркан направляет пистолет мне прямо промеж глаз. - Так это ты - Рой Бартон, который был опознан, как соучастник в деле о убийстве Джона Флэминга?