***
- Наш друг уже очнулся! - Красноволосая девушка склонилась над не понимающим ничего парнем. - А мы так ничего и не решили. Виоле? - Оставьте нас! - Холодный голос смутно знаком и, несмотря на приятный тембр, вызывает стойкое чувство ужаса глубоко в груди. Темноволосый мужчина садится на край кровати, на которой расположилось несчастное тело Агеро. Поправив длинные, собранные в высокий хвост волосы, янтарными глазами внимательно изучает замершего перед ним парня. Скорее всего они ровесники, только вот для Куна жизнь всегда была игрой. Рулеткой, бросающей из одного пекла в другое, а холеный парнишка, нависший над ним, привык повелевать. Холодное презрение пополам с пониманием, не многие могут так смотреть. Один из золотой элиты, сынок какого-то высокопоставленного буржуа, которому сойдёт с рук не одно убийство. - Я спас вашу жизнь... - Теперь она принадлежит вам. Кун никогда не был глуп, а распознать в этом парне хищника, готового вонзить когти в добычу, было просто. Одно спасение - сдаться на милость самому! Потерять свободу и даже, может быть, самого себя, но это всё же лучше смерти в подворотне. - Здравый выбор, - задумчиво бормочет Виоле, касаясь тонкими пальцами чужого лица. Пряный запах корицы, как удар под дых, лишает пленника остатка сил к сопротивлению. Сознание, как будто только этого и дожидаясь, покидает воришку. - Хва Рьюн! - Господин Виоле? - Я должен уйти, надеюсь, к моему приходу наш гость будет в силах продолжить диалог со мной? - Не вопрос, требование! - Конечно, я сделаю всё, что в моих силах. - Немного помолчав, девушка добавляет: - Будьте осторожны, мой господин! - Всегда... всегда... - За захлопнувшейся дверью ещё слышны удаляющиеся шаги, а Хва уже сползает рядом с кроватью на пол, давясь беззвучными рыданиями. Каждый раз! Каждый раз, когда он уходит, возможно, что и навсегда, она проклинает саму жизнь и судьбу и просит другого для своего господина. Замирая от ужаса, стоит замку защёлкнуться за его спиной, сползает на пол и рыдает, забывая, что она безжалостный убийца. - Надеюсь, ты стоишь всех этих трудов... - бормочет с усталой злостью, вытирая свой единственный здоровый глаз. Стеклянный плакать не умеет. Иногда она мечтает о двух стекляшках вместо одного.***
Следующее пробуждение оказывается ещё хуже - все бегают, кричат, зовут Виоле. Кун осторожно, стараясь не повредить только начавшую заживать рану, приподнимается на локтях. В дальней части комнаты на столе лежит чьё-то тело. Сердце замирает в груди и, пропустив несколько ударов, начинает частить. Пересохшее горло не даёт задать вопрос всем этим людям. Одни, самый главный для него вопрос. Когда переживания за жизнь Виоле стали столь сильны? Когда он стал бояться увидеть темноволосую копну длинных волос испачканной в тёмной крови на холодном металле хирургического стола? Переборов слабость и придерживая немилосердно ноющий бок, Кун делает первый шаг. В просвете среди мелькания белых халатов становятся видны беспорядочно разбросанные по полу золотистые нити. Золото и на столе - обрамляет милое личико, украшенное россыпью веснушек. И кровь, так много крови. Она запуталась в золоте, испачкала неопрятными разводами светло-золотистую кожу. Под глазами всё отчётливее становятся видны тёмные, отливающие сталью круги. Кожа стремительно сереет. - Баам, она ещё жива! - За спиной замершего у стола Куна раздаются торопливые шаги. Даже на вид дорогое пальто укрывает окровавленное тело, прячет от холода, дарит покой. - Ты такой же заботливый, как всегда, малыш Баам. Хриплый, ослабленный кровопотерей голос на удивление красив. Он завораживает, заставляет замереть, чтобы не пропустить ни звука. В комнате почти два десятка человек, но тишина в этот момент просто оглушает. - Так меня больше никто не зовёт. - Знаю, но для меня ты навсегда останешься тем наивным мальчиком, бегущим за машиной и умоляющим меня не уезжать. - Тогда... там мы были счастливы. Мы были никем, но были счастливы друг другом. Пока ты меня не бросила, не предала. Горечь в голосе подобна застаревшей ране, что уже не кровоточит, но стоит сделать неверное движение, и начинает ныть, выматывая душу и источая силы. На глазах умирающей девушки появляются слёзы, и кончиками пальцев Виоле нежно их стирает, не давая стечь по щекам. - Прости... я всего лишь хотела увидеть звёзды! Свет в полуприкрытых глазах медленно тает, дыхание почти не слышно, и пальцы оставляют в покое измазанную в крови ткань чужого пальто. Дождавшись последнего вдоха, Виоле делает шаг назад. Опёршись спиною о стол, замирает. - Оставьте нас! - Приказ, которого никому не ослушаться, и комната стремительно пустеет. Вот дверь захлопывается за последним чужаком, и остаются только двое, он и она. Живой и мёртвая. А ещё так и не добравшийся до двери Кун. Он замешкался в первый момент, и теперь у него просто не хватает сил пройти без чьей-либо помощи оставшиеся метры. Замерев мышкой, он старается даже не дышать. Нет, не из страха, что страшный легендарный киллер вырежет ему за это сердце. Просто здесь и сейчас это было столь неуместно. Утерев проступившие на остекленевших глазах слёзы и закрыв веки умершей, Виоле целует испачканный в крови лоб, искусанные от боли губы. - Теперь всё не имеет значения... а тем более моя жизнь! - Хриплый голос полон не сдерживаемой больше боли. Лезвие скальпеля замирает над самой кожей, медленно касается, заставляя проступить рубиновую каплю. - Если ты это сделаешь, они меня грохнут, посчитав виновником или убийцей! - не придумав, чем ещё можно отвлечь от попытки суицида убийцу, Кун произносит первую пришедшую на ум не связанную с самоубийством или, не дай боги, ценностью каждой человеческой жизни вещь. - Можно я сначала отсюда выйду? И сдам тебя санитарам! - Последнее он, правда, говорит почти про себя, опасаясь не совсем адекватной реакции на шутку. - А? - Не совсем понимающий, кто и что от него хочет, Виоле замирает. Потом указывает лезвием на дверь. - Эм... У меня тут небольшие трудности. - Кун сдержанно кивает на окрасившиеся красным бинты. - Ты не мог бы помочь? Стук упавшего на кафельный пол скальпеля с одной стороны вызывает облегчение, но с другой... а не решит ли он вначале придушить не к месту оказавшегося чрезмерно болтливым свидетеля? Приготовившись уворачиваться от очередной опасности, Кун с удивлением замечает, как фигура страшного киллера начинает мелко дрожать. Вцепившиеся в край стола пальцы кажутся белой костью даже на фоне практически касающейся их руки мёртвой девушки. Слеза, наконец вырвавшись на волю чувств, медленно сползает по дрожащей щеке. Зависает на безумно долгое мгновение на кончике заострившегося подбородка и медленно, сверкая в свете операционной, величественно падает. Растекается прозрачной кляксой на коже. Рядом появляются её сёстры, омывая вымазанные кое-где в крови пальцы. Смешиваясь с густой, собравшейся лужицей кровью. Не понимая, как, когда, Кун Агеро Агнис переходит черту. Руки обнимают плечи, сходясь в неразрываемый замок напротив груди. Лоб упирается в затылок, глаза, полные ужаса и надежды, прячутся в чёрной копне волос. Губы вопреки всему беззвучно шепчут утешения, попутно целуя нежную кожу. И замерший на безумно долгое мгновение Виоле отмирает, интуитивно подаётся назад, позволяя себя обнять. Позволяя себе быть слабым и раствориться в чужой силе. Всего лишь мгновение, но этого хватает, чтобы понять - жизнь не закончилась сейчас. Его жизнь это не весёлое солнце по имени Рахиль, его жизнь это не попытка доказать, что она прогадала, променяв его на мечту. Его жизнь - люди, что окружают. Его друзья, те, кто любит его, кто готов рискнуть жизнью ради его. И этот странный парнишка, которого безжалостный убийца так и не смог выкинуть из головы даже уходя от безжизненного тела посреди груды нечистот. В тишине раздаётся смех, сначала непривычно, как будто за долгое время отвыкнув, он переходит в всхлипы и рыдания, а потом происходит то, чего Кун уж никак не ожидал. На его руки опускаются чужие, легко размыкают захват и, удерживая их на весу, касаются губами. Холодными, мокрыми от слёз губам. - Подарок, - усмехаясь, бормочет заплаканный парень. - Я же принёс тебе подарок. Знакомо блестит бронзовая гравировка, иззубренное лезвие до сих пор в крови. - Похоже... я уже выбрал, пусть даже не осознавая. Солёные губы, горячий язык и застарелый запах крови и смерти. И Кун понимает, к этому можно привыкнуть. Легко. Ведь выбор делали они вместе.