***
Когда Кристина шла к венцу [свадьба в типично американском стиле], то все смотрели на нее. Я не мог оторвать взгляд от нее. Моя_не моя. Далекая_родная. Терпеливая. Умная. Импульсивная. Страстная. Я бы мог вечно перечислять эпитеты, которые бы восхваляли ее, но зачем, если это все канет в черную дыру? Я с завистью и ревностью смотрел на жениха, который понимал, что нашел самую лучшую девушку в мире, способная сделать его таким счастливым. Я считал, что Соколовская, снова по щелчку пальцев простит меня, и мы будем вместе несмотря ни на что, но нет. Она осталась преданной себе и своим принципам. Она прощала мне и так много, а я думал, что простит и удар в спину. Кристина прошла середину пути и резко остановилась. Все замерли, затаили дыхание. Неужели она сейчас сбежит? Сбежит ко мне? Простит все?! Вау, вау, стоп, Мартынов, притормози! Ты в это веришь? О, да, черт подери, я так в это верю! Я очень хочу, чтобы она сейчас прыгнула в мои объятия! Я приподнялся со стула, горя надеждой. Я смотрел на нее в ожидании, ждал ее. Она оглянулась, словно знала, что я сделаю так. Она смотрела на меня уже не так, как смотрела минут десять назад в комнате. Это был другой взгляд, полный нежности и прощения. В ее глазах стояли слезы, казалось, что сейчас она разрыдается, но сдерживала себя. Мы смотрели друг другу в глаза, пока я не прочел в них то, чего бы лучше не захотел никогда в жизни прочесть. Ее губы медленно зашевелились, я понимал, что она собиралась сказать: «Я тебя прощаю». Кристина улыбнулась мне тепло и ласково, сглотнула комок, повернулась и пошла дальше. Думаете, мне стало легко? Нет. Она так сказала мне, что отпускает меня и забывает, чтобы начать новую жизнь с новым человеком, который умеет ценить ее так, как она того заслужила. Она ушла из моей жизни, чтобы стать по-настоящему счастливой. А что я? А я остался, чтобы стать по-настоящему несчастным.Антон
3 марта 2015 г. в 21:08
- Пойдем, пойдем, сынок, - язвительно сказал мой отец, когда мы подошли к комнате невесты. Мой желудок внутри скрутило в узел. Мне было очень страшно. – Посмотришь, какую девушку упустил из своих рук, думая не вот этим местом, - он постучал по моей голове, а за тем тыкнул своим пальцем в мой член, - а вот этим, бесстыжий ты засранец!
Да, мой отец продолжал бушевать даже спустя полтора года, когда мне удалось найти в себе смелости, чтобы признаться, что нас с Кристиной больше нет.
Юля не стала забытой историей, как бы вы могли подумать. Юля стала неотъемлемой частью моей жизни, спасающая меня от одиночества. Она существовала тупо по факту и для жесткого траха. Когда мы занимались с этой малолеткой сексом, то я всегда был грубым и жестким, наказывая ее за все те страдания, которые она причиняла нам с Кристиной. Себя я наказывал не меньше, чем Юлю, которая от такого секса ловила кайф, даже не подозревая, что едва сдерживал себя, чтобы не задушить ее.
- Кристиночка такая умная и невероятная красивая девочка, а ты променял ее на молокососку, которая тянет из тебя мои, между прочем, деньги, - он тыкнул себя пальцем в грудь. Он был прав от и до. – Теперь ты тоже женатый человек – в себе наказание, да.
Мне пришлось жениться на Юле, когда я познакомил ее с отцом. Я знал, что он надо мной издевался и наказывал. Его жестокие методы отрезвляли меня, но всегда возвращали к прежнему. Я не знаю, сколько отец собирался мучить меня замужеством с Юлей Семакиной, но я извлек полезные уроки для себя, решив, что никогда не наступлю на старые грабли.
Я в руках держал невероятно шикарный букет любимых Кристининых цветов, а отец держал в руке конверт. Я не знал, что там. Подарок для нее он выбирал сам, без моего участия. После того, как мы расстались, он продолжал ее любить, как дочь и заботился о ней больше обычного. Как-то тайком я услышал разговор Кристины и моего отца в нашем блоке, они рассчитывали, что будут одни. Я никогда не слышал, чтобы мой отец говорил так заботливо и жалобно: он умолял свою дочу вернуться ко мне, но та лишь холодно, но с теплом и уважением к моему отцу, четко и категорично ответила, что нет. Хоть кто-то из нас двоих пытался что-то сделать. Хоть кто-то из нас двоих еще надеялся и верил.
Дверь распахнулся, и Белова быстро замахала руками, приглашая нас внутрь.
- Быстрее, быстрее! – она говорила так, словно боялась, что сейчас все услышат и сбегутся. Она была хранителем тайны.
- Кристиночка, доченька! – радостно, заботливо произнес мой отец, распахнув руки для того, чтобы заключить ее в крепкие объятия. – Ты такая красивая в этом платье! – он изумился, как и я. Я раскрыл рот удивления, увидев бывшую девушку в замечательном свадебном платье, с красивой прической и макияжем. Это платье подчеркивало ее отличную фигуру, открывало статные плечи, красивые лопатки. Она была идеальной. Она могла бы быть моей.
- Мы с Антоном, - он повернулся и посмотрел на меня сурово. Я быстро подошел и встал рядом с ним. Он опять повернулся к Кристине и смотрел уже другим взглядом, которым никогда не одарит Юлю. – Поздравляем тебя с таким событием! Мы желаем тебе искреннего счастья и долгой любви! – он нежно поцеловал ее щеку, а она его. Он протянул ей конверт.
- Лев Андреевич, что там? – она нахмурилась и поджала губы. – Вы преподнесли мне итак самый дорогой подарок: это платье.
- Бери, бери, доча, не отказывайся. Это мелочь, - произнес отец, отмахиваясь.
Кристина отложила конверт, даже не посмотрев в него. Похоже, она догадывалась, что это могло быть, как и я. Меня все равно съедало любопытство. Для отца мелочь – это могло значит, что ключи от машины, путевки куда-нибудь, какая-нибудь еще дребень. Но правда лежала в этом конверте, который никто из нас открыть и не решался.
Отец толкнул меня в бок. Я опешил, откашлялся и протянул букет.
- Поздравляю, Кристин! Надеюсь, что ты будешь счастлива! – жалобно произнес я, как котенок, которого пнули ногой. Не получилось радостно это все сказать. Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, а я ее в ответ.
- Спасибо, Антон, - сказала она равнодушно. Не простит. Никогда. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Она покусывала губы, сдерживая в своем горле слова. Кажется, ей было что сказать, но не в самый счастливый день в ее жизни. Тут вмешалась Маша.
- Все, все, невесте скоро надо будет выходить! Давайте оставим ее, чтобы она собралась! – она начала провожать нас к выходу, и мы покорно с отцом удалились.
Меня только что словно изнасиловали. Я почувствовал себя таким уродом, что чуть не впечатал кулак в стену. Отец увидел мое состояние и понял, что поступил правильно. Он хотел, чтобы я мучился с этим всю жизнь, чтобы я наконец-то ценил, что имею, чтобы начал думать. Лев Андреевич хотел создать для меня персональный ад на земле, в котором я заслужено должен был гореть.
- Я понял, понял тебя. Я уже в аду, отец, - сказал я ему, цокнул языком и похлопал его по плечу.