***
Они лежали на грязном деревянном полу и смотрели в потолок. Аггер медленно водил сжатым кулаком по своему твердому члену. Мышцы его руки подрагивали от напряжения и движения, татуировки, казалось, двигались. Мартину именно так и померещилось, когда он оторвал взгляд от потолка и уставился на бицепс Аггера. Шкртел перевернулся на живот и лизнул соленую кожу. Он готов был поклясться, что на его языке завертелся вкус всех цветов, из которых сливалась тату Даниэля. Мартин не мог сфокусировать взгляд и вспомнить об изображении рисунка тоже не мог, спрашивать не хотел. Говорить было лень, голос как будто пропал по его собственному приказу. У Шкртела было только одно желание – чувствовать. Губами, зубами, языком он прикасался теперь уже к шее Даниэля. Целовал, прикусывал, облизывал, наслаждался упругостью натянутой под кожей жилы. Отчаянно хотел впиться зубами в теплую шею и прокусить мягкую плоть. Но где-то на задворках его измененного сознания еще пульсировало одинокое «нельзя». Захотелось большего, захотелось еще более мягкого и отзывчивого тела. Шкртел зарылся пятерней в короткие волосы Даниэля, мазнув по впалой щеке мокрыми губами, Мартин коснулся губ Аггера и вобрал в рот его нижнюю губу. Шкртел посасывал ее, облизывал внутри своего рта. Кайфовал от нежной гладкости. Даниэль отпустил свой член и обнял Мартина за шею двумя руками. Они без остановки целовались и стонали в этом наркотическом угаре нахлынувшей страсти.***
- Когда ты снимешь нормальную хату? – спросил Мартин, обведя брезгливым взглядом всю небольшую площадь жилья Аггера. - Мне нравится тут, тебе не понять, - совсем без раздражения ответил Даниэль, сидящий у мольберта. - И как твои заказчики не бегут от тебя, когда видят, где ты пишешь для них полотна?! – Мартин был в полном недоумении. Впрочем, в недоумении он пребывал с самого первого дня знакомства с Аггером. И до сих пор успешный биржевой брокер не мог понять, в первую очередь, самого себя. Мартин не понимал, как его угораздило связаться с этим человеком, который был безумно богат, но жил в настоящем клоповнике, одевался в тряпьё с барахолок, принимал все из возможных наркотиков, и был гениальным художником, чьи картины выставлялись в лучших галереях города. - Ты бы видел их глаза, когда они приходят ко мне в первый раз, - Даниэль беззлобно улыбнулся, внимательно смешивая краски в палитре. – Такие смешные и очень учтивые, никто ни разу не упрекнул меня за место, в котором я живу. - Но почему ты тут живешь? Ремонт хотя бы сделай! Или служанку заведи, чтобы убиралась тут, - носком ноги Мартин пнул ветхую пыльную табуретку. - Тут живёт моё вдохновение, Мартин. В этой пыли, свисающих со стен обоев, грязной, пропитанной дымом тюли, полуразломанном скрипящем диване, во всём! Понимаешь? Во всём! В глазах Аггера горел непонятный Мартину огонь. - Ты псих! - Ты говоришь мне об этом уже столько лет, - Даниэль отвел сосредоточенный взгляд от своего творения и взглянул на Мартина. – Сегодня ночую у тебя. Шкртел засиял, услышав о решение любовника. Даниэль повернул мольберт к Шкртелу. Глядя на холст, Мартин узнавал знакомые черты, свои собственные, но с полотна на него смотрел какой-то вурдалак. Он был словно живой. По спине Шкртела пробежали мурашки, а в кончиках пальцев почему-то закололо. Даниэль лишь улыбнулся. Больше никогда Мартин не сказал и слова против волшебного клоповника, в котором жил и творил его любимый мастер.