Real life

Не знаю, сколько пройдёт лет, — только в Каперне расцветёт одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. (с) А.Грин, "Алые паруса" Июльский день истекает мёдом И тонет в солнечном янтаре, И время медленно – год за годом – Смолой течет по сухой коре, И травы гнутся, изнемогая Под тёплым ветром – сродни волне, И в легком платье – почти нагая – Ассоль забылась в глубоком сне. Смеются губы, дрожат ресницы – Ассоль свободна, она ничья. Который год ей упорно снится Сюжет, рассказанный у ручья Бродягой Эглем, смешным и мудрым: «Гляди в рассветные небеса – Над гладью моря однажды утром Там вспыхнут алые паруса; Беги на берег, туда, где вечно Ласкает камни морской прибой – И будет лодка, и будет встреча: Он плыл – всю жизнь – за одной тобой; И Меннерс бросит, кривясь от злости: «Помилуй, Господи, дурака!», И ваше счастье куриной костью Застрянет в горле у городка; В момент сгорит со стыда Каперна, А ты на праздничном корабле Уйдёшь. И всё это так же верно, Как то, что мне полтораста лет». Ассоль смеётся – бродяге-барду На вид от силы под пятьдесят – Но всё же ставит на эту карту: Иначе, в общем-то, жить нельзя. Изменчив мир, и любая мера Не может мерой служить вполне, И только вера – святая вера В простое чудо – всегда в цене. Она не фея и не принцесса, Но ведь случается ж, боже мой… Оборван сон, и с опушки леса Ассоль уходит: пора домой. Каперна курицей безголовой Метнется под ноги: шум и гам. Никто не скажет Ассоль ни слова. Плати-ка, дурочка, по долгам: За Эгля с милой, наивной сказкой; За веру в чудо; за то, чья дочь – Здесь все обходят её с опаской: Она же Лонгрен – почти точь-в-точь! «Она горда и высокомерна», - Судачат жители меж собой. «Она рехнулась!» - клеймит Каперна. Её боится почти любой. О ней злословят чужие жены. Дома закрыты, как от чумной. Ассоль привыкла быть прокаженной. «Неправда. Это всё не со мной», - Слова как морфий – хвала отраве. Ассоль удобнее жить в бреду. Но плохо то, что в любом из правил Есть исключение – на беду. Нет смысла дольше тянуть резину. Всё ближе лавка, всё тише шаг. Ассоль несет на руке корзину, И пульс грохочет в её ушах. В корзине парусник – бригантина, И шёлк на мачтах, как мак в цвету. Опять игрушка. Опять рутина. Опять она продаёт мечту. Отец её научил как надо: «Ровнее руку!.. Спрями обвод!..» Игрушки – блеск, но Ассоль не рада: Всё как обычно – свело живот Не то от страха, не то от злости. Открыть проклятую дверь ногой. «Ты что-то редко заходишь в гости», - Всё тот же Меннерс… А, нет – другой. Сынок того. Но всё так же гнусен. Кривит в ухмылке щербатый рот: «Я не в твоем королевском вкусе?» Ассоль молчит. Чтоб ты сдох, урод. «Смотри-ка: мантия вся в заплатах», - Его рука на её плече. Терпи, Ассоль, получи оплату. «Опять ломаешься?.. Ну зачем?..» Ты что, свалился с другой планеты? Затем, ублюдок, что ты не Грэй. Давай, скотина, гони монеты – Причем, желательно, побыстрей. «Послушай, чёртова недотрога…» Ну как же, сдайся и отрекись. «С пьянчугой Эглем ты так же строго?» Рывок – и боль прошивает кисть. «А ну не дергайся, ишь ты, леди… Я, знаешь, очень давно хотел…» Мечта и вера презренной меди Не ровня – знает Ассоль. Предел Её терпению вышел. «Может, - Звенит пощечина как набат, - Ты знаешь, Меннерс, с подобной рожей Тебе полезнее целибат». И – прочь. «Еще пожалеешь, сука!.. Еще, мерзавка, пойдешь ко дну!.. И впредь не вздумай зайти без стука! Ползком – иначе башку сверну! Имей в виду, что – ты слышишь, шлюха? – Я ничего больше не куплю!..» Ассоль смеется – надрывно, глухо, И горько плачет – по кораблю. Морская соль – вся её награда. Ей сушит горло июльский зной. «Неправда, - шепчет Ассоль, - неправда. Неправда. Это всё не со мной…» Закат погас, наступает вечер. В окне висит фонарем луна. Бутылка виски. Заняться нечем. Ассоль одна – и она пьяна. В уставшей за день Каперне тихо, И камни молятся о дожде. Ассоль отчаянно ищет выход И не находит его нигде, И нервно мечется, как тигрица, И мысли, словно удар хлыста, Её преследуют. Ей за тридцать. Неправда? Правда. Она проста – Её нельзя предавать огласке: Отец в могиле, а Меннерс жив; Эгль что-то спутал в дурацкой сказке – Он был, как все стихоплеты, лжив: Наврал с три короба и отчалил, Уплыл, паршивец, за семь морей – Ни горя нет ему, ни печали; Не существует прекрасный Грэй; Нет парусов, что алее маков; И сон останется только сном… Каперна есть – это та клоака, Что нынче плещется за окном: И вера в городе под запретом, И счастье, кажется, под замком… «Привет тебе, о Ассоль-с-приветом!» - А голос вроде бы незнаком. Ассоль к окошку – подбитой птицей. Змеёй скользит по плечу коса. Она не девочка. Ей за тридцать, Но… Эти клятые паруса… Нет, тьма кругом. Пьяный хохот, крики. «Свихнулась! – Точно, давно пора б!» И вдруг – в заливе – огни и блики… И… быть не может – большой корабль! Ассоль кричит – на разрыв аорты, И всё встаёт на свои места. Без парусов? Ну и ладно. К чёрту. Пришла пора закрывать счета. Пусть только в доме всё разгорится, И сразу тронемся – налегке. Ассоль не девочка. Ей за тридцать, И нож удобно лежит в руке. Змеёй петляет в пыли дорога, И за спиной – языки огня. «Послушай, чёртова недотрога…» Нет, ты послушай теперь меня. С меня, ты знаешь, похоже, хватит. Всё это – правда, и всё – со мной. И Меннерс спит на большой кровати: Лицом к стене, и к Ассоль – спиной, И на виске бьется жилка нерва, И город давится тишиной. Я, знаешь, милый, такая стерва – Опять без стука. Прости, родной. Мне очень стыдно – вот право слово. Чудесно, что не видать лица. Удар. Еще. И еще. И снова. Вот так. За маму. И за отца. И тут же пламя – повсюду пламя. Гори ты, Меннерс, в своём аду, А мне заняться пора делами: Ты оставайся, а я пойду. Забор, проулок, сарай, таверна – Здесь пахнет выпечкой и вином. Ты спишь, Каперна? Ну, спи, Каперна. Спокойным, мать твою, вечным сном. Мы все живем по своим законам – Ты, если можешь, меня прости: Огонь крадётся за мной драконом, И я сжимаю его в горсти; Он накрывает дома, овины, Сады – прожорливой саранчой, И я, явившись на суд с повинной, Наверно, тоже сгорю свечой… Но это после, а нынче – нынче Они, я знаю, обречены; И где-то сзади – ребенок хнычет, А где-то спереди – плеск волны; И я бегу - нет, серьёзно, я ли? – На свет мерцающих фонарей; Прохлада моря, двухместный ялик; Эх, где ж ты, сказочный эглев Грэй? Всё очень просто – мелькнули вёсны В тоске по призрачным парусам. Ты хочешь чуда? Садись на вёсла И делай – сраное – чудо – сам. Ассоль кричит – на разрыв аорты, И вместе с лодкой идет ко дну… Звучит свисток. «Человек за бортом!» Господь, пошли мне еще весну! Я верю в чудо – так дай мне это! А после я расплачусь сполна… Ассоль хватают и тянут к свету. Она – ей кажется – спасена. Ассоль не девочка. Ей за тридцать. Но всё еще хороша собой. И с ней остаться, как говорится, За счастье счел бы почти любой. Ассоль завернута в одеяло. Она от жизни возьмёт своё. Рассвет на небе пылает ало. Нет больше веры, но есть чутьё. Ассоль не девочка. Ей за тридцать. И время чувствуется острей. Не верить сказкам – железный принцип. Нет больше Грэя, но есть не-Грэй. Ассоль устала смотреть в оконце – Идёт на палубу, на корму. Дерутся чайки. Сияет солнце. Каперна тонет в густом дыму. А всё, похоже, не так уж скверно, И, глядя в темную глубину, Ассоль смеется: «Прощай, Каперна. Спасибо Эглю – не обманул». Песок в часах истекает ядом, И у Фортуны капризный нрав. Покойный Меннерс стоит с ней рядом: «Увидишь, детка: и я был прав. Судьбу, к несчастью, не переспорить. Ты в очень, очень большом дерьме…» Корабль с рассветом уходит в море. «Титаник» – золотом на корме.