Становление

      Если у Левы спросят журналисты, кто для него Шура, он, безусловно, ответит: «Лучший друг». Если его спросят друзья, он ответит: «Самый важный человек». Если спросит сам Шура, он улыбнется и поцелует его, чтобы не задавал бессмысленных вопросов.       Лева не помнит, когда и каким образом их отношения перешли из категории «друзья» в категорию «любовники». Сначала были долгие взгляды, совместные преодоления трудностей, безмерная поддержка. Потом – прикосновения, случайные, но слишком частые и интимные, чтобы можно было списать все на дружбу: соприкосновение рук, неловкие объятия, сорванное дыхание. А однажды, после чересчур эмоционального и выматывающего концерта, случился поцелуй. Резкий, безжалостный, не оставляющий возможности повернуть все назад. Прилив адреналина и возбуждения, еще не сошедший на «нет» бросил их Леву в руки своего тогда еще совсем-не-друга-но-я-сделаю-вид-что-это-так. После этого он долго терзался сомнениями, заглядывался на пальцы, как-то нервно перебирающие гитарные струны, на губы, шепчущие в микрофон слова выученных наизусть с первого раза песен. И Шура ничуть не помогал разобраться в том дерьме, которое царило у него в душе. По длинноволосому тогда вообще мало что можно было сказать, его внешний вид демонстрировал миру спокойствие и непоколебимость, правда те, кто знали его достаточно близко заметили, что он стал более резким и раздражительным, но списали это на тяжелый график, хронический недосып и напряжение, связанные с концертной деятельностью.       Лева продержался почти полгода. Он терзался, волновался, ревновал, но терпел. А потом, выпив пару стаканов виски для храбрости, буквально ввалился к Шуре и, не дав тому и слова сказать, крепко обнял. Долго молчал, жарко дышал в шею, вдыхая знакомый с юности запах, и все крепче смыкал руки на его талии. А потом был долгий поцелуй, нежный, но в то же время абсолютно сумасшедший, других слов не нашлось, чтобы описать близость того, кого отчаянно желаешь уже столь долгий срок.       Утром не было никакой неловкости или смущения. Просто на столе стояли две чашки кофе и тарелка с оладьями, а сам Шура, с влажными после душа волосами, стоял около окна и курил. Так привычно и в то же время ново. Потому что вместо привычного «доброго утра» был теплый поцелуй, руки на пояснице и счастливый взгляд карих глаз.