***
Кай встретил его год, а может, два назад, он не помнит, как и своего прошлого, не знает, как будущего и не уверен, как в настоящем. Для него жизнь делится на две части: до – которую отчаянно силится вспомнить, но узнать о которой боится и после – с того дня, когда он прошептал едва слышное: "Согласен", на заданный незнакомцем вопрос. У него не стоит спрашивать о жизни, ответы он найти не сможет, но спросите его о Су и Кай расскажет вам все о своем Папе, вплоть до количества вздохов и непрерывном, нечетком ритме биения сердца. Для него нет ничего роднее ледяных узких ладоней с длинными гибкими пальцами, что оставляют багрово-черные синяки. Ему нравится глубокий, властный голос, самый мягкий и теплый, как бархат, в который Су укутывает его по ночам. Кай теряет себя в горячности сердцевидной формы, пухлых всегда миндально - горько, лакрично - сладких губ. Перестает дышать, каждый раз, встречаясь взглядом с практически черными, бездонными, словно адские глубины, огромными глазами Кенсу. Кай – имя данное ему Папой, для него нет ничего дороже. Вокруг шеи его обвился широкий, кожаный ошейник, декорированный серебряными кольцами, к которым пристегивается тонкая длинная цепочка. Подарок, преподнесенный Каю любимым Су. Кёнсу терпеть не может светлые яркие цвета, они угнетают его душу, хотя Джонин иногда задается вопросом: «А есть ли она у него?», раздражают и вгоняют в тоску. Поэтому все окна в доме всегда плотно зашторены, не пропуская ни малейшего света, стены украшены тканью – темнее от непроглядных зимних ночей, а мебель – роскошная, тяжелая и старинная - под стать королевскому величию владельца. Иногда Су гладит его по вечно растрепанным волосам, от столь трепетной ласки, сердце снежного мальчика захлебывается в океане нежности и поджимаются пальчики на аккуратных ножках. Целует в губы так, что он совершенно забывает свое имя, стараясь раствориться в поцелуе и навечно остаться на пухлых любимых губах. Кай старается во всем угодить своему господину, он привык беспрекословно повиноваться, опускаясь на колени, уважительно склонять голову, отводя взгляд и послушно следовать любым указаниям. Джонин попал в искусно сотканную паутину своих желаний и чувств, запутался в ней и выбираться не хочет. Его удел быть послушным, кротким мальчиком, чтобы Папа им гордился. Кёнсу совершенно восхитительный, такой совершенно непохожий на всех остальных в этом мире. В те моменты, когда тело выгибается дугой, горло болит от беспрерывных стенаний, что, кажется, раздирают плоть до крови, он прирожденный доминант, подчиняющий его своей воле. В совершенно изумительное время теплой совместной ванны и тихое убаюкивающее пение перед сном, он любящий Папа, что относится к нему как к редчайшему произведению искусства, словно стоит лишь прикоснуться и он рассыпется на куски. Кай любит смотреть на то, как господин готовит. На кукольном личике всегда играет улыбка, что ярче самого солнца, приятный грудной голос вторит словам, звучащим в песне, разливающейся плавными божественными звуками по всему дому. Господин так заманчив и притягателен, грех – в его первозданности. Кёнсу любит связывать его черными шелковыми лентами, на самые прочные, создавая изысканное творение и отрезая любую возможность притронуться к желанному телу, ощутить холодность практически прозрачной кожи с россыпью восхитительно-трогательных маленьких родинок. Джонин мечтает исцеловать каждый сантиметр этого тела. А что же Су? Кёнсу просто обожает своего маленького щеночка. Покорного, нежного, совсем ручного. В своих невесомых поцелуях в чуть раскрытые губы, в кроваво-алеющих засосах на золотистой коже и в этом безумном, тихом: «Джонин», которого Кай никогда не слышит, беззаботно посапывая в изгиб его шеи, чувствуется небывалая привязанность, безграничная потребность и, конечно же, неиссякаемая любовная нежность. Су прекрасно помнит его, такого брошенного, испуганного и потерянного. Милый, действительно милый, крохотный малыш, так нуждающийся в заботе, тепле, ласке. Просто он не хочет делить его со всем остальным миром. Кай принадлежит ему и только ему. Кёнсу таит в себе страх расставания, боится, что Джонин бросит его, стоит только чуть ослабить натянутые цепи, как он моментально захлопнет за собой дверь, выбросив ключи. Забудет, как прошлое и больше не захочет никогда вспоминать. И Су останется один. Держать его для себя, владеть им безраздельно, любить сильнее жизни, вот смысл его существования.***
Тонкие пальцы запутались в шелковистых смоляных прядях, запрокидывая голову назад, заставляя смотреть прямо в глаза. - Кай, – звук хрипло-низкого голоса, током прошелся по телу, опаляя каждый нерв, проникая в каждую клетку, въедаясь в кожу, растворяясь в крови. – Мой милый Кай, ты был таким послушным сегодня, – кончик языка провел по раскрытым горячим губам, лизнул гладкую – нежность щеки, обвел контур аккуратного покрасневшего ушка. – Ты заслужил награду, – чувственный шепот, обдающий горячим дыханием кожу. - Папа… - Иди ко мне, малыш. Я позабочусь о тебе, – сильные руки потянули безвольное тело вверх, усаживая к себе на колени. – Если будешь вести себя хорошо и дальше, а также делать все, что тебе говорят, Папа исполнит любой твой каприз, мой сладкий малыш. Глаза Кая широко распахнулись, он сделает все, чтобы угодить Су. - Я буду, – большего в ответ и не нужно. - Вот и славно, – узкая ладонь любовно огладила бедро, слегка оцарапывая его ногтями, – Подготовь себя, покажи мне насколько ты хочешь меня, чтобы я отымел эту маленькую попку, как сильно ты нуждаешься в своем Папе. Начинай! – легонький толчок и Кай вновь на полу, готовый на все ради любимого господина. Он удобно устроился на пухлой шелковой подушке, широко разведя ноги и прогибаясь в спине, Су нравится красивый секс, Кай знает это. Ошейник неожиданно натянулся, и парень выгнулся, словно кошка, впиваясь зубами в полные губы и томно прикрывая глаза. Кёнсу наслаждался зрелищем, перебирая в руке серебряные звенья цепи, к которой крепилось драгоценное украшение. Цепь звякнула, падая к его ногам, а Кай вновь раскрыл свои глаза. Су увлеченно наблюдал за каждым движением Джонина, за этой неповторимой смесью эмоций на красивеньком личике, часто вздымающейся от рваного, неровного дыхания, грудной клеткой. Его малыш, на губах появилась сладкая улыбка, а сердце приятно кольнуло. Он так сильно любит своего маленького щеночка. Кай смотрел на Кёнсу своими завораживающими блудливыми глазами. Слегка размазанная подводка, усиливала гипнотический эффект его взгляда, он выглядел, как опытная шлюха, на деле будучи робким мальчишкой. И это привлекало в нем больше всего, тонкая грань между безнравственной, животной натурой и скромной, тихой, нескладной личностью. Грех и добродетель в одном лице. Пухлые непозволительно пошлые губы обхватили поднесенные ко рту пальцы, скользя по ним безбожно медленно. Мягкий гибкий язычок с блестевшим в нем рубином, облизывал их, обильно покрывая прозрачной слюной. Он ни на секунду не позволял себе разорвать зрительный контакт, господин наслаждается шоу, а большего ему и не надо. - Быстрее, хватит медлить! – Кёнсу начинал терять терпение. Его член, напряженный и скованный тканью плотно облегающих узкие бедра брюк. Кенни начал массировать ладонью затвердевший орган, прикусывая губы, чтобы сдержать рвавшиеся наружу стоны. Кай должен поторопиться, иначе пожалеет. Губы изогнулись в порочной ухмылке, он знал, он прекрасно знал, как действует на него, но в этом спектакле ему отведена роль покорного мальчика и Кай исполнит ее великолепно, ведь в его умной головке так много фантазий, а возможность осуществить их так редка и слишком заманчива, чтобы ее упустить. - Да, Папа, как пожелаешь, – голос глубокий и тягучий, словно растопленный шоколад, смесь горечи и сладости, так подходящей ему. Руками вниз по телу, влажному, гибкому. Пальцы сжимают набухшие от умелых прикосновений соски сильно щипают, царапают ноготками чувствительно-нежную кожу ореола, прокручивают и оттягивают. Кай умеет доставить удовольствие. Ладони опускаются ниже, гладят плоский, слегка впалый животик. По комнате, отбиваясь эхом от стен, разносятся громкие стоны. Слишком громкий. Джонин так хотел поласкать свой истекающий эрегированный член, но не смел сделать этого, Папа любит, когда он кончает без прикосновений. Кай развел ноги шире, нежели, они уже были, открывая хороший вид, на подергивающееся колечко розовых мышц. Растраханное, но на удивление узкое отверстие, требовало подготовки. Кёнсу не хочет навредить крошке Джонину. Один пальчик без труда входит в него и Кай рефлекторно пытается насадиться глубже. Не достаточно. Два и он бесстыдно двигает бедрами, в попытке достичь большего удовольствия. Мало. Когда три пальца входят в него, Джонин понимает, что все бесполезно, ему нужен член: большой, со вздутыми венами, влажный и липкий от выделяемой смазки. Он нуждается в Су. - Папа, – умоляюще смотрит в глаза и впивается зубами в мягкую плоть алых губ. – Умоляю тебя, прикоснись ко мне. Я хочу ощутить тебя в себе, – пальцы входят глубже, стоны становятся невыносимо пошлыми. Кай ведет себя, как маленькая шлюшка, живущая только ради толстого, длинного члена в своей заднице. - Как сильно, ты хочешь меня? – Су судорожно сжимает подлокотники кожаного кресла, он невыносимо хочет затрахать это божественное создание перед ним, обнаженное, покорное, сексуальное. Но терпит, стискивает зубы и шипит, словно кошка. Давай, доведи меня до предела. - Прошу, выдери меня, я хочу кричать твое имя оглушительно громко. Накажи меня, заставь плакать и просить большего. Мой Папа, мой господин, моя жизнь, я хочу ощутить твой большой, твердый член, хочу облизать его, попробовать твой изумительный вкус. Раздери меня на части, мой демон, только, пожалуйста, притронься, – он разрывает ногтями тонкую нежную кожу бедер, оставляя за собой кровавый след, бездумно трахает себя пальцами, глубоко, но недостаточно, кричит и выгибается. На глазах выступают слезы, застилая зрение мутной расплывчатой пеленой. Он слишком возбужден, чтобы помнить о гордости. Готов, полностью готов для своего любимого Папы. Су усмехается, в Кае всегда было много животной оголенной страсти, он любит его необузданный пыл. Цепь снова звенит,ошейник душит и Джонин повинуясь, ползет к господину. Люби меня. Кай стоит на коленях между ног Кёнсу. Нетерпеливые руки поглаживают внутреннюю часть бедер, надавливают на немаленьких размеров бугорок, заставляя Су дернуться и протяжно застонать. О, его ангельский голос, так не вяжущийся с дьявольским характером. Кричи громче, сильнее, дай мне услышать тебя. - Кай, – его притягивают за ошейник, безумно больно впиваясь в губы, требовательным, испивающим душу поцелуем, – Не заставляй меня, применять к тебе силу, мой милый снежный мальчик, – каждый звук покалывает на опаляемых горячим дыханием губах. Нуждаюсь в тебе. - Простите меня, Папа, – полный обожания взгляд, трепетное, боязливое прикосновение к шелковой коже губами и лукавая, так не вяжущееся с невинность улыбка. - Ты слишком много говоришь, – проникновенный голос, разъедающий тонкую кожу. Джонин незамедлительно повинуется, переходя к самому главному. Он смотрит прямо в невероятно большие, затуманенные похотью глаза, расстегивая молнию брюк зубами, открывая уже давно возбужденный член. Красная, набухшая головка, вся влажная от обильного количества выделяющейся смазки. Кай облизывает губы в сладком предвкушении. Хочу испытать твой вкус. Су выжидающе смотрит на сидящего передним парня, запутываясь пальцами в иссиня - черных мягких прядях. - Папа, – заискивающий взгляд из - под растрепанной челки. И больше ни слова. Обжигающе горячие губы ласкают возбужденный орган, так неспешно, невесомыми поцелуями поднимаются от основания до головки и обнимают ее пухлыми жадными губами. Кай начал посасывать ее, периодически описывая круг по ободку, похабно причмокивая, он втягивает щеки и влажным тлеющим взглядом неотрывно смотрит в глаза Кёнсу. Кенни прогнулся в спине, начиная рефлекторно двигать бедрами, проталкивая не малых размеров член глубже, насколько это возможно. Но привыкший угождать и подчиняться Кай отчаянно пытался заглотить весь орган до основания, несмотря на неприятные спазмы мышц. Энергично двигая головой и помогая себе руками, он все же сумел принять его в рот полностью. Замурлыкав, словно котенок, тем самым вырвав мелодичный стон из полураскрытых губ Су, Джонин с блядским чпоком выпустил изо рта мокрый от смеси слюны и смазки член. Обвив длинными пальцами напряженный ствол, он начал умело его надрачивать, размазывая липкую жидкость по всей длине и водить истекающей головкой по своим губам. Кай приоткрыл свои губы полные кроваво – алые, еще более распухшие и вызывающие, в полной мере наслаждаясь всем происходящим. Иногда его острый язычок проводил по вздутым венкам и чувствительному местечку у основания. Кёнсу самозабвенно стонал от этой чувственной ласки, поглаживая Джонина по голове и шее, пальчиками разминая мышцы покатых, невыносимо вкусных плеч. Да, именно вкусных и никак не иначе, его милый щеночек был исключительно вкусным и отвратительно сладким, но Су любил это. Движения рук стали быстрее, дыхание сбивчивей и рваней, а голос уже, кажется, сорвался до хрипа. Кай с нескрываемым удовольствием ласкал член Кёнсу, вылизывая его со всех сторон, как леденец. Чертова изощренная шлюха. Через несколько минут этой изысканной пытки, Су кончил, пачкая своей спермой, пухленькие румяные щечки и сочные, порочно – жадные губы. Джонини тщательно облизал поникший член его Папы. Пальчиками утер свое грязное личико и с чувством вылизал их до полной чистоты. - Ты маленькая блядь, мой сладкий мальчик. Папа так любит тебя, – Кая вновь поднимают с пола и сажают на колени. – Ты так старался, – тонкие пальчики вырисовывают запутанные узоры на возбужденной плоти Джонина и тот жалобно скулит. – Чего ты хочешь? - Вставь мне, Папа, – буквально кричит Кай, потому что Кёнсу кусает его шею, он буквально чувствует, как рвется под острыми зубами золотистая кожа. Невыносимо больно, запредельно хорошо. Джонин сейчас сверхчувствителен, словно все его нервы оголены. Тело покрылось мурашками и отнюдь не от холода, член подрагивает и неприятно тянет, пачкая смазкой живот, по лицу стекают хрустально – соленые дорожки, ему нужно кончить. - Все чего пожелает мой малыш. Су разворачивает Кая лицом к себе, заставляя того обвить тонкую талию его Папы ногами. В таком положении головка вновь возбужденного члена упирается прямо в покрасневшее от стимуляции колечко мышц. Джонин начинает двигаться, имитируя секс, чем доводит их обоих до исступления. Одним сильным толчком Кёнсу полностью входит в разгоряченное нуждающееся тело. Кай сразу же начинает подпрыгивать на твердом горячем органе, он протяжно стонет, широко раскрывая рот и откидывая голову назад. В при такой позиции член Су каждый раз попадает точно по простате. Дикий темп в совокупности с мощными резкими фрикциями заставляют Кая безбожно кричать и расписывать узором царапин, атласную кожу на спине Папы. Су матерится сквозь стиснутые зубы, проклиная всех и вся, а в особенности эту похотливую маленькую тварь, что сейчас так отчаянно на нем скачет. Он оттягивает зубами набухшие вишневые соски, сминает мягкую пухленькую плоть ягодиц иногда разводя их, бездумно целует длинную шею, оставляя засосы, облизывает оставленную им слегка кровоточащую ранку. Его, только его. И от этой мысли сносит крышу куда больше, нежели от громких криков и стонов. Кай уже не понимает, где он и что сейчас с ним происходит, он слишком потерян в своем удовольствии, в голове нет ни единой рациональной мысли, кроме как: «Выеби меня сильней. Вставь мне глубже. Ах, Папа твой член такой огромный и толстый, твоя маленькая шлюшка так сильно любит его». Все это и слетает с его губ оглушительными криками, которым вторят не менее громкие стоны Кёнсу. Пара минут и Джонин кончает. Заливает белесой жидкостью свой живот и грудь Кёнсу, сжимая стенки ануса так сильно, что Су практически не может двигаться. Кай собирает пальцами свою сперму и проталкивает их в рот своего Папы, завороженно наблюдая, за тем как тот начинает их посасывать. Как только Джонин расслабляет мышцы, Су вновь начинает двигаться, но надолго его не хватает и он изливается внутрь Кая, заполняя его до краев. Малыш утомленно сползает с Кёнсу, опускаясь на холодный пол и распластывается звездочкой. Паркет приятно холодит тело, позволяя выровнять дыхание и привести чувства в порядок. - Детка, ты знаешь, что Папа любит тебя, – бархатный голос, лаской проходит по телу. - Знаю, я тоже тебя очень люблю, – счастливо улыбаться Джонин прижимаясь пухлой, раскрасневшейся щечкой к холоду пола. - Ты у меня самый лучший, о другом не стоит и мечтать. Кай не отвечает, он так устал, что просто на просто, уснул. Кёнсу глядя на это не может сдержать улыбку - буквально несколько минут назад это мило сопящее существо просило выдрать его, а теперь преспокойно спит, лежа на полу и свернувшись калачиком. Для Су до сих пор остается загадкой, как в нем могут мирно уживаются две такие кардинально разные стороны. Он медленно поднялся с кресла, весь испачканный спермой вперемешку с потом и подошел к Джонину. Кёнсу легко поднял его на руки, осторожно держа обессиленное тело, неся в спальню. Уложив малыша на мягкие простыни и прикрыв сапфировым бархатом покрывала, Су поплелся в ванну, не замечая лукавого взгляда подведённых чёрным глаз, брошенного ему вслед. Джонин безгранично любит Кёнсу, полностью отдаваясь ему как душой, так и телом. А Кёнсу нечего больше в жизни и не надо, кроме как любви своего маленького дьяволенка.