Lay down your arms

      Кто-то из фанатов написал: «Дженсен выглядит так, как будто готов побить того, кто их сфотографировал». Эклз ухмыляется: "Поправочка – я выгляжу так, как будто готов убить того, кто нас сфотографировал". Он насвистывает мелодию, происхождения которой не помнит, и оглядывается на Джея. Тот, вцепившись в руль, молчит – о чем-то думает.       - Ты злишься на то, что мы попали под прицел фотоаппарата, или на меня - за то, что приехал? – в вопросе Эклза звучит осторожность, хорошо, если Джаред не услышит там еще и обиду. Джаред злится и потому молчит. Крутит радио, чтобы побороть гнев. Мотив похож на тот, что напевает Дженсен: All has changed but nothing"s really different We"re the same but something is missing Now we blame each other and it feels so wrong Anything goes in war and love Anything goes until it hurts       - Я просил тебя не приезжать. Я радовался, что ты не настоял на совместном Рождестве. Ты дал так мало времени, не предупредил практически ни о чем – и вот ты здесь. А потом этот... заходит, по-идиотски улыбается, машет своим телефоном, - все! - нам приходится тут же выставлять это на твиттер, - пальцы Падалеки с новой силой сдавливают руль. - Так было не раз, Джей, - мягко произносит Дженсен. – Да, это было неожиданно, но мы же все время на виду, и ничего с этим не поделаешь. Ты же знаешь: мы должны им нравиться. Это все-таки наша работа, - он не может удержать вздох.       - Мы должны скрывать усталость от людей. И мы не должны от них убегать или прятать глаза, – намекает Дженсен на закрытое лицо Падалеки на фото. Нотки старшего брата, ой-ё. Не понравится мелкому, нет.       Он прав. На все слова Джаред сжимает челюсть и резко выворачивает руль. Свой самовольный приезд Эклз предпочитает не обсуждать – сам виноват, слабохарактерная истеричка. Из несостоявшегося Рождества проблему сделал, не дает парню никакой свободы... Новый год провести вместе? Ха! Сопли-то его, не Джареда.       В конце пути молчат оба. Толку? Холоднее вампирской кожи, хмыкает про себя Дженсен. I need you to know that i want you to come back So don"t let your pride get in the way - we"ve come too far Baby lay down your arms So why can"t you see that i"m waving a white flag To give us a chance to work it out here and now Lay down your arms ***       Они заходят, садятся друг напротив друга. В доме тепло. Холод между ними не тает. Дженсен кидает бейсболку на кресло, трет привычным жестом лоб – он всего лишь ждет.       Джей, все еще мрачный, подходит, обнимает, и Эклз мгновенно теряется, ощущая тепло сильных рук, от внезапной девичьей, иначе не скажешь, томной слабости. - Какой ты весь запакованный, - бурчит Джаред и сосредоточенно снимает все с Дженсена – и туго повязанный шарф, и клетчатую куртку. - Ну чего ты? Чего ты? - шепчет Дженсен, гладит по волосам, вдыхая неслышно его аромат. Джаред продолжает недовольно пыхтеть и возиться с рубашкой. - Ненавижу то, что не могу сказать тебе «нет». Его браслет тихо светится в темноте, волосы падают вперед, и за ними не видно глаз.       Только пару крепких поцелуев спустя он успокаивается и затихает. Долго изучает непроницаемым взглядом лицо, повторяет взгляд пальцами. Задержавшись на губах, смотрит жадно и хмуро на щетину и угол рта. А потом, снова зажегшись, чуть ли не искрясь, настойчиво ведет, добивается своего. Дженсу только и остается, что сдавленно охать - то от неожиданного напора Джареда, то от удовольствия, чего греха таить, – долгожданного и оправдавшего все ожидания.       После жарких объятий серьезного и злого Падалеки Дженсен лежит разморенный и счастливый, правда, все еще обеспокоенный, но Джей расслабляется наконец, только так и остается под боком, не желая отпускать. - Я соскучился, - выдыхает Джаред в район затылка. - Прошло всего восемь дней, - фыркает Дженсен. - Да знаю я, зануда, - смеется невесело тот. В ответ Эклз поворачивается, молча ерошит волосы и еще крепче прижимается к телу. - Твои морщинки… Они такие… такие беззащитные. Хочется их оберегать, - Джей вдруг «кивает» уголкам глаз легким прикосновением губ. Дженсен фыркает снова. Нашел мне тут, морщинки у него, видите ли, беззащитные, но не говорит ничего, блаженно жмурясь от ласки. ***       Тихие разговоры, осторожные прикосновения. Улыбки, рассеянные повсюду. - Я люблю обнимашки, - в голосе друга слышен покой. - Нет, не так, - весело поправляет Дженсен. – Нужно говорить: я люблю абнимашке-е-е! Абнимашке-е! - Я! Люблю! Абнимашке-е-е!!! - орет Джаред что есть сил и хохочет. Взмах длинных ресниц, и Джаред видит тонкую тень боли, что бежит по лицу, Дженсен отстраняется, справившись с собой, но он уже пытает – что? А потом вдруг резко и ясно понимает, что. И шепчет: я тебя так люблю, так сильно люблю. Люблю, люблю, люблю… И Эклз удивлен, что тот смог в который раз (в который же раз?) считать и озвучить то, что немыми всполохами рвалось из его груди. - Джей, – словно издали зовет он, чувствуя, что стеснение вырвалось наконец, обрело голос. И на одно его робкое слово Джаред пробегает быстрыми, пылкими поцелуями по лицу, и, наверное, это все, что сейчас нужно… *** - Девять лет уже, девять... И почему я до сих пор в тебя влюблен, как пятнадцатилетний мальчишка? – возмущенно бормочет куда-то в левый бок Эклза Джаред. - Не знаю, - хихикает от щекотки Дженсен. Потом молчит с минуту и говорит: - Наверное, потому, что ты не один такой глупый мальчишка. - И почему это я глупый мальчишка? – опять возмущается Джаред. - Мой Глупый Мальчишка. – Твердо и в то же время ласково говорит Дженсен, не пытаясь объяснять.