Водная гладь: Сказка о Драконе и Нимфе

Мясной пирог в руках, стоявший всего медяк – непомерно дешево для своего вида – оказывается, полностью соответствовал цене. Кажется, он остыл еще до того, как его приготовили. И, конечно же, румяная торговка, с профессиональной сноровкой и невзирая на свои внушительные габариты, уже испарилась в толпе, и теперь ее голос слышался откуда-то с другой стороны площади. Медяка было не жалко, но вслед очень хотелось прокричать что-нибудь язвительное и вредное, но, увы, ничего более остроумного, чем «чтоб ты провалилась» в голову не приходило. Брюнет фыркнул и, опустив руку с надкушенным пирогом, устремил взгляд в сторону помоста. Рынок рабов. Вся улица и по левую, и по правую сторону забита клетками, загонами и вольерами, в которых можно найти кого и что угодно: от сине-серых, королевских северных ирбисов, скорее всего старательно покрашенных чем-то не слишком полезным, до ребенка-нага, тощего, грязного, с неестественно большими желтыми глазами. Чешуйки на его хвосте были мягкие, значит, ему вряд ли больше семи лет. «Варварство...» - мысль, промелькнувшая в голове, заставила мужчину оскалиться в улыбке. Будто бы он лучше этих самых «варваров». Площадь же, делившая улицу пополам, была отведена на аукционы – здесь рабов продавали с помоста, и здесь можно было найти стоящих людей за малую цену. Что вполне подходило сегодняшним требованиям капитана. Впрочем, сейчас черноволосый откровенно скучал – на помост одну за одной выводили женщин, девушек и девочек. Начинали традиционно, со старух и древних развалин, которые еще могли сгодиться бедным купчихам на прислугу или няньку или нагам – на пожевать. Хотя, нагов, конечно, на площади не было – в город их не пускали – но несомненно, были их поставщики. Люди-змеи по каким-то причинам любили жилистое мясо. Старший их знает, почему. После старух шли женщины и девушки, которых покупали понятно куда – в бордели да личные гаремы. Или в прислугу, но таким обычно занимались замужние господа, которым гаремов иметь было не положено, хотя цель у «прислуги», несомненно, будет та же самая. Потом были девочки, и вот здесь начинались бешенные торги. Маленькие девочки с трогательным, часто заплаканными глазами, слабенькие и миленькие – вот зачем приходили сюда многие и многие богачи. Лакомый кусочек, тьфу, чтоб их Старший побрал. Сам черноволосый пират к таким вот девочкам питал ярую нелюбовь и чрезмерное раздражение. Ноют, плачут и опять ноют, просят еще чего-то, кричат, потом опять плачут, мерзость. После этого этапа обычно идут маленькие мальчики, и там тоже разгораются торги, причем примерно по той же причине, что и с маленькими девочками. Хотя говорят все, разумеется, что покупают пажей и помощников прислуге. Этот этап пират, получивший распоряжение найти новых рабов взамен выброшенных за борт три дня назад, тоже хотел равнодушно пропустить. Но, когда уже подошел черед пажей, на помост внезапно вскарабкался какой-то толстяк и вперевалку посеменил к глашатаю, объявляющему всему нечестному народу цены, имена, покупки и продажи. Это заставило народ слегка оживиться. Даже черноволосый мужчина, машинально откусивший от пирожка еще кусок, поддался этому всеобщему интересу и взглянул на помост. Толстяк что-то жарко зашептал на ухо глашатаю. Тот поморщился. От слишком близко находившегося клиента или от содержания его слов – понять невозможно. Но в итоге кивнул (не без пособничества пары серебряных монет), выглядя при этом слегка растерянным. Сглотнул, кашлянул, прочищая горло, и громкое объявление разнеслось над толпой: - Фейри! На этот возглас обернулись все. Те, кто уже стоял у помоста, те, кто гуляли рядом, те, кто ходил по улицам, рассматривая ирбисов и степных коней. Глашатай еще раз прочистил горло и продолжил: - Фейри, возраст – семнадцать лет, поймана на просторах степей два года назад, повреждено левое крыло, летать не способна! Начальная цена – четыре золотых! – Закончив, он махнул рукой толстяку, и тот довольно расторопно побежал к краю помоста и наклонился туда так, что, казалось, сейчас на нем лопнет одежда. Причем вся, и не обязательно по швам. Повозился там, потом встал, держа в руках веревку, и, не прерывая движения, дернул за нее. На помосте показались руки, безуспешно пытающиеся вскарабкаться повыше, потом кончик правого крыла, работающего на пределе сил, и, наконец, мучительно вскарабкалась фейри целиком. Толпа всколыхнулась. Короткие, неровно обрезанные светло-синие, цвета морской волны волосы, тусклые большие глаза, мечущийся по помосту взгляд. Тонкое, если не сказать, отощавшее тело, руки, лихорадочно пытающиеся прикрыть наготу. Безвольно обвисшие крылья, худенькая шея, выпирающие ребра, полное отсутствие груди, шрамы на плечах и, кажется, на спине. В общем и целом – образец неприглядности. И тем не менее, в воздух взмывают штук тридцать рук, наперебой называются цены. Брюнет равнодушно смотрит на это безумие, не вмешиваясь, но, впрочем, прекрасно понимая, почему появление феи вызвало такой ажиотаж. Степные крылатки красивы, невероятно красивы. Очаровательны и эфемерны в своей легкой, хрупкой прелести. И недоступны. Их не поймать и не подманить, они не разговаривают с людьми, и многие воспринимают их, как очередную сказку – иногда просто красивую легенду, иногда байку, специально придуманную церковью для прославления Богини. И, конечно же, когда живой миф вот так вот совершенно реально стоит на помосте и за него предлагают всего четыре – хотя сейчас цена взлетела под десять – золотых, всем хочется обзавестись диковинкой. А то, что она летать не умеет – так и ладно. Зато точно не улетит. Толстяк, кажется, наслаждается вниманием. На проверку дергает крылья фейри, доказывая, что они настоящие, бьет по рукам, не позволяя прикрыться. Пират же смотрит, мыслями пребывая где-то определенно не тут. Из этого состояния его вырывает взгляд. Редфокс моргает, возвращаясь в реальность, и понимает, что смотрит на него фейри, причем смотрит так, будто знает его. Карие глаза с золотистыми искорками словно гипнотизируют, не отрываясь ни на миг. Черноволосый улыбается уголком рта – старый трюк, но она должна была выбрать кого-то получше него. Вон, например, какой-то юнец, кажется, сын богатого землевладельца с тугим кошелем. Ему бы строила глазки – глядишь, со временем стала бы любимой игрушкой и купалась бы в роскоши. С ним такой трюк не пройдет. Но фейри не смотрит больше ни на кого. Искрящиеся глаза прикованы к нему, а с тех пор, как он улыбнулся, в них еще и полыхает ярким пламенем надежда. Старший, что за демон? На что она надеется? Редфокс приподнимает бровь, потом жестко ухмыляется и отворачивается. Цена поднимается до двадцати двух золотых. На эти деньги можно где-то месяц прожить в лучшей гостинице столицы, ни в чем себе не отказывая. Неплохо же разживется хозяин этой крылатки. Подождав еще чуть-чуть, пират снова оборачивается на помост. И застает картину еще несчастней прежней. Теперь эта крылатая девчонка плачет, безвольно уронив руки и даже не пытаясь вытереть серебристые слезинки, катящиеся из глаз. Цена возрастает еще на два золотых – это ж ценный ингредиент для декоктов! Редфокс ухмыляется. Да церковные нищие ей в подметки не годятся, так разыгрывать представление. Бедненькая, несчастненькая феечка, еще Богине начни молиться прямо на помосте, может услышит. Или во что там степные фейри верят. Внезапно за спиной брюнета раздается знакомый голос: - Хороша, а, Гаж? – насмешка в голосе, да и сам голос, кажется, слышен всем на площади. Торги слегка стихают, но вот именно что слегка. Ну, как же, объявился один из пиратских королей, сам Жозе, второй по силе в водах Фиора. - Да, капитан. Несомненно, – слегка хмыкая, в тон ему отвечает подчиненный. Один из приближенной пятерки капитана, ему можно говорить таким тоном. Капитан позади, кажется, усмехается в свои жиденькие усики. - Тридцать пять золотых, – отчеканивает он, непостижимым образом перекрывая рев толпы и торги. На площади воцаряется почти что абсолютная тишина, следом за которой следует слегка охрипший и мгновенно покорный голос глашатая, произносящего счет раза в три быстрее, чем нужно: - Тридцать пять золотых раз... Тридцать пять золотых два...Тридцать пять золотых... – договорить он не успевает, в воздух поднимается чья-то рука на другой стороне площади. - Тридцать шесть золотых!.. Соседи шикают на какого-то неугомонного и его рука быстро опускается. И, когда Редфокс уже навострился было бежать в ту сторону, бить морду какому-то непонятливому придурку, ему на плечо ложится рука капитана, удерживая от этого. - Тридцать пять золотых. И торг окончен. – голос Жозе заливается в уши толпы липкой патокой, и черноволосый еле удерживается от того, чтобы потрясти головой, надеясь их прочистить. Больше никто не возражает, и через несколько минут, когда толстяк довольно шустро выталкивает фею с помоста и трясущейся рукой вручает конец ее поводка Гажилу, стоящему рядом с капитаном, Жозе перестает сверлить взглядом толпу и поворачивается к Редфоксу. Это словно служит спусковым крючком – люди снова начинают болтать, и месиво из серых в большинстве своем людей снова начинает бурлить и кипеть. На помост снова выводят очередного раба. - Тащи ее на корабль, Железный. Отмой, накорми, покажи каюту. Леди не пристало жить с матросней, – капитан хищно улыбнулся, и Редфокс мгновенно понял, чью каюту ей надо показать. Единственное, что его теперь интересовало, это почему именно он должен возиться с феей, когда на соседней улице можно найти несколько чудесных борделей, а что куда интересней, почему этот факт игнорирует капитан? Но приказы Жозе оспаривать было себе дороже. А потому Редфокс, недовольно хмыкнув, намотал поводок рабыни на руку и устремился к причалу, таща за собой новую покупку. Фейри не говорила ни слова. Просто шла следом, иногда спотыкаясь и все еще стараясь прикрыться руками. Разумеется, ей это не удавалось. Впрочем, людям вокруг такое зрелище казалось если не в порядке вещей, то точно не в новинку, так что Редфокс не обращал внимания на эти телодвижения, продолжая вести девушку к кораблю. Корабль «Призрачный Владыка» Жозе и его команде достался относительно недавно. А значит, имел новые, нетрёпанные паруса и почти совсем не поцарапанные борта. А так же новый такелаж и мачты без привычных зарубок. Впрочем, все это, несомненно, придет со временем, а пока что важно только то, что «Владыка» быстрее их прежнего корабля. И, что еще важнее, она раза в два быстрее кораблей Величества. На рабыню корабль не произвел никакого впечатления. То есть, может, и произвел, но она ничем его не выказала, продолжая с тем же видом плестись за Редфоксом, по трапу и по палубе корабля. Железный тем временем привязал ее поводок к перилам, удостоверившись в том, что она сама развязать его не сможет, и отправился за лоханью. Фейри должна влезть в большую бадью для мытья посуды – раньше в нее влезал юнга, а он был точно не больше нее. Впрочем, юнга туда влезал совершенно по другой причине, совсем не для мытья. Гажил ухмыльнулся, вспоминая дурашливого блондина-юнгу. Недолго же он проплавал в их компании, уже на четвертый день бросившись за борт. Не церемонясь, Железный ногой пнул дверь камбуза и прямо с порога заявил: - Фиди! Мне сейчас же нужна та большая лохань, в которой мы топили Рэтта три недели назад! – Но, оказывается, все просьбы бесполезны – кок, с блаженной улыбкой сжимая в руке морковь, лежал пузом на столе и спал. Интересно, что ж он такое делал, что уснул в такой позе?.. Редфокс удержался от того, чтобы совершенно по-детски надеть ему на голову кастрюлю. Не ребенок, чай. Лохань нашлась довольно быстро. Можно надеяться, что кок не сразу заметит ее отсутствие, а если и так, то не будет переживать по этому поводу. А потому, сцапав двумя руками тяжеленую бадью темного дерева, Редфокс устремился наверх, не слишком-то торопясь, а по дороге выкинув за борт пирог, окончательно остывший и потерявший вкус. Капитана на корабле нет, и еще часа два, пока не закончатся торги, не будет. Двое парней, которые должны охранять корабль в его отсутствие, наверняка свалили с палубы, как только спина Жозе скрылась из виду. Ну, а кок, как уже видно, спит без задних ног. Надо было спустить с него штаны, тогда вид очень подошел бы к морковке в руке и блаженной улыбке – возникла запоздалая мысль, но возвращаться было уже поздно, да и слишком мелко. Пусть уже спит. Мужчина поднялся на палубу, первым делом ставя бадью около борта, дабы легче было потом таскать воду, и только после этого оборачивается туда, где должна стоять и ждать его фейри, привязанная к перилам. И только тут понимает, какую ошибку допустил.