Почти

- Смазывай ее каждый день, - продолжала Уинри наставлять своего непутевого друга, который, как только они прибыли на станцию, сразу отыскал глазами свободную лавочку, с блаженством развалился на ней и громко зевнул, даже не потрудившись прикрыть рот. Да… Если она не вобьет в эту бестолковую голову хоть немного правил по уходу за броней, Эдвард снова приедет домой, держа свою автопротезную ногу в подмышке. - Ага. Весна в Ризенбурге разгулялась не на шутку. Несмотря на то, что на дворе стоял конец марта, яблони уже давно покрылись цветами, а привычную деревенскую тишину наполняли птичьи голоса. Уинри больше всего любила это время года, радуясь каждому мгновению цветения. Утро выдалось прохладным, и поэтому девушка перед выходом набросила на себя теплую хлопковую ветровку, но сейчас, когда воздух нагрелся, она с наслаждением расстегнула ее. Легкий ветерок обдал приятной прохладой кожу. - И следи, чтобы все винты были крепко затянуты. - Ага… На лицо Эдварда снова вернулась кислая мина. Уинри понимала, что его уже достало по сотому разу выслушивать одно и то же, но так же она прекрасно знала, насколько ленивым может быть этот парень. Поэтому лишнее напоминание не повредит. - И не забывай вытирать ее как следует после ванной. - Ага… - Эй, ты вообще меня слушаешь? - Ага… Уинри подняла глаза к небу и обиженно отвернулась. - Боже. Гудок приближавшегося вдалеке поезда вывел Эдварда из транса. Парень дернулся от громкого звука, чувствуя, как последние остатки сонливости стремительно покидают его. Все мучающие его мысли, которые он уже несколько дней держал в себе, болезненным комом застряли где-то в груди, вынудив Эдварда сделать судорожный вдох. В панике он повернул голову к сидящей рядом спутнице. Уинри была увлечена рассматриванием подъезжавшего к станции поезда, так что не видела направленный на нее взгляд, от чего Эдварду стало немного легче. Черт, да за сегодняшнее утро он в первый раз смог прямо посмотреть на девушку. На солнце выгоревшие волосы Уинри приобретали забавный желто-зеленый оттенок, напоминая Эдварду спеющие на деревьях груши. Такие деревья росли в саду соседей, неподалеку от старого дома, где когда-то жили старший Элрик с братом. Дети любили тайком срывать с деревьев еще не спелые фрукты, пока хозяйка дома не заметила это и нажаловалась матери. На поверку груши были мелкими и жесткими, хотя уже имели сладковатый оттенок, создавая во рту терпкий вкус. Эдвард просто обожал такие груши и Альфонс, кривясь, всегда отдавал ему свою нарванную долю. Неделю назад Ал уехал из Ризенбурга, решив перед путешествием в Ксинг навестить старых знакомых в Централе. Теперь настала и очередь Эдварда отправляться в путь. Дорога его лежала на запад за пределы Аместриса в суровую страну под названием Драхма. Там он и собирался приступить к поискам новых знаний об алхимии для их с братом книги. Долгое время остававшиеся напряженными отношения между Драхмой и Аместрисом всего за какие-то два года разрешились мирным соглашением. Преимущественно благодаря новому фюреру. Это событие пестрело на первых страницах любой более или менее значимой газеты, демонстрируя на развороте фотографию генерала Груммана, пожимающего руку драхманскому царю. Теперь Эдвард мог свободно отправляться в путь, не опасаясь быть убитым на границе своими же. По территории Аместрис значительно уступала Драхме, а Эдвард, как уполномоченный государственный алхимик, за несколько лет своей службы объездил страну вдоль и поперек и мог предположить, сколько времени может занять его нынешнее путешествие. Минимум полгода, если конечно он не станет делать долгих остановок. Маршрут он давно уже проложил, рассчитывая тратить по три-четыре дня. И за это время ни Эдвард, ни Уинри, скорее всего друг друга так ни разу не увидят. Если Элрик, конечно же, не оправдает мрачных предсказаний своей подруги и не разломает броню при ближайшем удобном случае. Сейчас был его последний шанс признаться девушке в своих чувствах. И все равно он продолжал тянуть. Тянуть когда поезд остановился на станции. Когда редкие пассажиры зашли в вагоны. Когда раздался последний свисток об отправке. - Если будешь снова лезть на рожон, тебе скоро придется возвращаться снова чинить броню, - продолжала ворчать Уинри, неуверенно поглядывая на друга, с самого утра решившего поиграть с ней в молчанку. - Да, да, знаю я, - Эд рассеяно отмахнулся, направляясь к двери вагона. - Если тебе понадобится ремонт, пообещай что позвонишь и договоришься со мной заранее. - Ага, - стоя к девушке спиной, Эдвард знал, что на лице у него не написано ни одной испытываемой сейчас эмоции, но все равно боялся оборачиваться. Встав ногой на железную планку, он, наконец, понял, что вот он, тот самый момент. Сердце бешено застучало в ушах. – Договориться заранее. Последний раз глубоко вздохнув, он развернулся, пристально посмотрев девушке в глаза. От этого зрительного контакта Уинри почувствовала неловкость. Да что с Эдвардом такое? Как только уехал Альфонс, старший Элрик просто места себе не находил: днем уходил куда-то в поле, даже не предупредив, погруженный в какие-то ему одному известные мысли, вечерами его можно было увидеть на берегу реки, бездумно смотрящего на линию затухающего горизонта. Если Уинри не приходила за ним, то он мог вернуться домой лишь под утро, все такой же хмурый и отстраненный. Эдвард каждый раз уводил тему, стоило девушке поинтересоваться, что с ним происходит. Раньше, пока Ал был здесь, они втроем могли часами болтать о какой-нибудь ерунде, подтрунивая друг над другом и вспоминая времена, когда братья целыми днями думали лишь о книгах, найденных в кабинете отца. Тогда Элрики везде таскали Уинри вместе с собой, назначив их личным судьей, и ставили всевозможные эксперименты при помощи алхимического круга. От воспоминаний о некоторых из них у Уинри до сих пор волосы становились дыбом. А любимым занятием троицы были долгие прогулки по рынку, где братья искали новые ингредиенты для превращения. Во время этих задушевных бесед Уинри иногда забывалась и порой слишком долго разглядывала Эдварда, удивляясь, когда это он успел так сильно вырасти. Сколько себя помнила, Уинри в их троице была самой высокой, а теперь братья перегнали ее аж на полголовы, повзрослели и выглядели сильными уверенными в себе мужчинами, а не теми крикливыми мальчишками, которые из-за ерунды устраивали постоянные драки между собой. Уинри заметила за собой еще одну вещь – она слишком часто улыбалась Эдварду. И ничего не могла с этим поделать. Просто при виде Элрика-старшего губы сами расползались в широкой улыбке, а сердце ускоряло ритм. Эдвард в такие моменты забавно смущался, но затем в глазах парня вспыхивал робкий, но явный ответ, от чего Уинри резко бросало в жар. Да, она все больше осознавала, насколько это у нее серьезно. Что-то между Элриками изменилось прямо перед отъездом Альфонса. Разговоры были все те же, братья по-прежнему продолжали дурачиться, в предвкушении обсуждая свою грандиозную поездку, вот только Уинри начала чувствовать какое-то напряжение, исходившее сначала от Ала, и которое затем перешло и к Эдварду. Что-то между братьями произошло, чего Уинри не заметила, и чем ни тот ни другой не собирались с ней делиться. - Чего? – Уинри нервно улыбнулась в попытке отогнать волнение, возникшее от того, как именно сейчас смотрел на нее Эдвард. Словно хотел сказать что-то важное. - Уинри. И снова повисло молчание. - Ну чего, говори уже, - девушка незаметно сжала конец ветровки. Давай, Эдвард, ну же. Элрик застыл на месте, чувствуя, как начинает пылать лицо от переизбытка эмоций. От чего-то он догадывался, что ляпнет сейчас какую-нибудь несусветную чушь. Он обдумывал этот момент так долго, что уже вконец растерял последние остатки уверенности, зациклившись на дате и возможной реакции Уинри на свое признание. Вот Ал бы на его месте давно бы придумал нужные слова и организовал все так, как нравится девушкам – с романтикой, цветами. Эдвард одернул себя. Только не сейчас. Он не должен сейчас думать о брате. На языке вертелись слова самого неловкого признания в любви, на который парень был способен, когда в голове раздался спокойный голос Ала, от которого Эдвард никуда не мог деться уже несколько дней: «Повезло тебе, братик». Эдварда обдало холодом. Ал произнес эту фразу четко, смакуя каждое слово и так, как может только он, выделяя единственное «тебе». И Эдвард понял, что не может. И это конец. - Береги себя, Уинри. Девушка до боли сжала кулак. - И ты себя. Раздались хлопки закрывающихся дверей. Поезд испустил густой пар и двинулся, медленно набирая скорость. Уинри продолжала стоять на станции даже тогда, когда поезд вконец скрылся из виду, увозя вдаль человека, в которого она была по-настоящему влюблена. Уинри ощущала в груди тяжесть. Она не могла подобрать подходящего слова, обозначавшего это состояние. За всю жизнь она чувствовала эту тяжесть всего два раза. Первый - когда узнала, что родители больше не вернутся с войны. Тогда эта тяжесть была такой всеобъемлющей, что Уинри задыхалась, хватаясь рукой за горло и воя от горя и обиды. Второй раз - когда смотрела, как полыхает огнем подожженный дом Элриков. Тогда она плакала, поражаясь стойкости братьев, не обронивших ни одной слезинки за все время, пока горел дом, хотя боль Уинри не шла ни в какое сравнение с их. И вот сейчас, смотря на змеящуюся стальную дорогу, Уинри снова задыхалась, сжимая в руке ткань ветровки, и успокаивала себя повторяющимися фразами. Это ненадолго. С ним все будет в порядке. Он скоро вернется. А перед глазами потухший взгляд Эдварда и стена, незримая стена, выросшая между ними, когда сделав рывок, парень неловко остановился, так и не дойдя до Уинри, а девушка постеснялась сама его обнять на прощание. Так и расстались, как неродные, помахав друг другу рукой через стекло.