Искупление

      Через несколько дней Акира понял, что своим признанием родил в Шики нового зверя. Причём более хитрого, утончённого и изощрённого. Раньше, чувствуя обоюдное влечение, они просто добирались до кровати и начинали своё совокупление. Теперь же Шики приходилось быть изворотливым и находчивым.       На первый взгляд, Акира стал холодным и равнодушным. Казалось, даже если мужчина возьмёт его силой, то не сможет растопить гордеца, а его тело не отдастся ему. Однако, всё было немного иначе. Парень действительно был холодным и даже сопротивлялся, но лишь в первые минуты, когда Шики в открытую наступал на него. Первый раз всегда получался сумбурным: Акира никак не мог расслабиться и настроиться на любовную схватку, поэтому первые пятнадцать минут вместо прелюдий они боролись, катаясь на кровати, пока Шики не побеждал. Причём побеждал он не силой, а скорее упорством, заставляя парня в полной мере почувствовать желание чужого тела.       Их первый раз всегда проходил в таком ключе, зато потом они оба превращались в пылких любовников. Акира разогревался, в нём появлялось больше уверенности, он чувствовал, что всё-таки может дать Шики то, чего тот желает. После сумбурного начала парень частенько сам услаждал любовника и забирался на него сверху. Секс стал более размеренным и чувственным. Взрослым. Да, его стало меньше, он стал реже, зато эмоций приносил гораздо больше. Акира настолько привык, что стал относиться к этому, как к части своей жизни. Он уже не представлял, как все ночи могут быть спокойными. Три или четыре, а то и пять обязательно должны были стать такими.       Когда у Шики случался редкий выходной, и он оставался дома, они могли сделать это в любом месте: на кухне или в ванной, один раз получилось даже на улице (Акира тогда мыл машину, и Шики понравилось, как тот изгибался над капотом). В общем, о потере желания ни тому, ни другому волноваться не приходилось: да, Акира вёл себя гораздо скромнее, но Шики легко мог направить эту скромность в нужное русло и переплавить её в агрессивность.       Волноваться приходилось о другом. Когда их жизнь, пройдясь по различным перипетиям, устоялась и стала стабильной, Шики начал замечать и другие изменения в Акире, кроме интимных. Если раньше парень молчал из-за того, что боялся или не хотел говорить, то теперь он часто пребывал в задумчивости. Он говорил, охотно отвечал на все вопросы, но никогда не спрашивал сам, словно ему были не интересны проблемы других людей, в частности, Шики или Мотоми. Занятие спортом вошло в привычку – военный уже этому не удивлялся. А вот действительно его изумило то, что в один прекрасный день Акира начал рисовать.       Со школьной программой и учёбой было покончено – парень усвоил всё, что было необходимо для основы. Шики подумывал, что теперь, когда Акира полностью восстановился и стал более менее самостоятельным, подыскать ему колледж или университет, однако новое увлечение парня заставило ненадолго забыть об этом.       Шики никогда не замечал, чтобы юноша интересовался искусством: да, ему нравилось читать, слушать современную музыку – в этом он был как все. Но делать что-то большее, увлекаться игрой на инструменте или живописью парень никогда не стремился. Он предпочитал тратить физическую энергию, а не умственную. Пару месяцев назад Шики нанимал ему художника, тот научил юношу азам, но Акира бросил, нарисовав пару деревьев и птиц (тогда ему был интереснее футбол). Теперь он, похоже, серьёзно решил взяться за это дело.       Возвращаясь со службы Шики всё чаще замечал парня, склонённого над письменным столом. Перед ним лежала стопка бумаги, валялась куча карандашей и ластиков. Под столом стояла переполненная скомканными бумажками мусорная корзина. Видимо у него не получалось. Порой Шики видел раздражение на его лице. Парень мял испорченную бумажку с рисунком и выкидывал её в мусорную корзину. И вновь принимался рисовать. Он мог сидеть часами, не отрываясь от этого занятия. Это становилось каким-то наваждением.       За неделю Шики выкинул пять полных корзин с мятыми бумажками. Точнее, сделал вид, что выкинул. На самом деле он развернул все листки и пытался понять, что же там изображено. Но не понял ничего. Это были в основном наброски на той стадии, где не ясно, что вообще предполагалось рисовать. Какие-то линии, полукруги, всё перечёркнуто, зачёркнуто… Однако на последних, самых поздних рисунках уже прослеживалось, что это были головы людей. Чьи-то портреты.       - Тебе ещё не надоело? – как-то раз спросил Шики, застав Акиру с самого утра за письменным столом. Тот вновь беспрестанно водил карандашом по бумаге. В голосе мужчины звучало возмущение: своим рисункам Акира уделял больше внимания, чем ему.       - Подожди… ещё немного… - пробормотал парень, не отвлекаясь от своего занятия. Сегодня его явно посетило вдохновение: он был возбуждённее, живее, чем обычно, глаза горели, а правая рука, держащая карандаш, быстро двигалась.       - Что немного? – Шики подошёл ближе и встал за спиной юноши.       - Сегодня наконец-то хоть что-то получается, - через несколько росчерков Акира отложил карандаш и взял лист бумаги в руки. – Ну как? – он протянул его Шики, а тот, незаметно цокнув языком, взглянул. Он ожидал увидеть очередные каракули, однако сегодня действительно прослеживалось что-то определённое. Три лица, три быстрые зарисовки. Конечно, пропорции явно оставляют желать лучшего, однако, уже сейчас можно понять, кто на них изображён. Но лучше бы он не видел этого.       Шики вырвал лист из пальцев ошеломлённого Акиры, чтобы удостоверится, что не ошибся. Военный вглядывался в рисунок и пытался найти в себе силы хотя бы пошевелиться. В его глазах застыл забытый ужас. Нет, этого не может быть. Просто не может быть! Почему? Почему на этом рисунке изображены N1 и N2? Юкихито и Кейске? И кто-то третий, неизвестный ему… Неужели…       - Что с тобой, Шики? Ты побледнел… - Акира неловко приподнялся на ноги и настороженно заглянул в глаза военного. Тот не отводил взгляда от рисунка. Мальчик в левом верхнем углу ему неизвестен, но два остальных – его бывшие подчинённые. Ошибки быть не могло. Однако они выглядят гораздо моложе, как подростки лет четырнадцати.       - Тебе не нравится? – испуганно спросил Акира. – Наверное, я зря тебе показал, это просто набросок…       - Нет, - военный старался дышать глубже и не показывать парню своего волнения. – Кто это? Кого ты нарисовал?       Акира покачал головой и пожал плечами.       - Я не знаю, - вздохнул он. – Просто в последнее время эти лица всё время стоят у меня перед глазами. Я вижу их и днём и ночью. Но я не знаю их. Так странно… Мне казалось, что если я визуализирую их, перенесу на бумагу, то смогу разобраться и вспомнить. Может быть, это из какого-то забытого фильма, или образ из книги, которую я давно читал… - задумчиво произнёс Акира. - Будто я их не сам придумал, а где-то видел. А может быть, я их знал? – он перевёл взгляд на Шики. Тот сложил листок пополам и спрятал во внутренний карман.       - Нет. Это всего лишь твоё воображение, но нарисовано неплохо. Хочу показать специалисту. Возможно, ты сможешь проявить себя где-нибудь, - быстро договорив, он спешно начал одеваться. Глаза Акира загорелись.       - Было бы здорово. Хотя я не совсем уверен, что у меня получится хорошо нарисовать, но… Шики? – парень рассеянно посмотрел, как тот скрывается за дверью.       - Буду поздно, – лишь бросил он.