Тайна Гэбриэла Грэйсвуда

Дождливым днем, как это зачастую и случалось в Англии, в дверь поместья Грэйсвудов постучался солидный джентльмен. Ему тут же отворили, и седой дворецкий незамедлительно предложил войти. Кучер, доставивший нежданного гостя, лишь только дверь за ним закрылась, отправился прочь. Кони резво поцокотели копытами по ухабистой каменистой дороге, и весь силуэт мокрой коляски скрылся за ближайшим поворотом. У человека попросили его шляпу и плащ. Он брезгливо освободился от своего одеяния и подал лакею. Тот принял и умчался куда-то в другую комнату. Имя джентльмена было Джонатан Элленктон. Широкая лестница ручной работы предстала перед ним. Искушенный изыском дома, Джонатан замер в восторге. Хотя и бывал ранее в поместье Грэсвудов, но никогда не переставал восхищаться тонкостью вкуса, с какой было оно обустроено. Услужливый мальчонка оповестил гостя о том, что его уже ожидают и предложил следовать за ним. Они оба миновали роскошную лестницу и очутились на втором этаже. В дождливую погоду все внутри казалось тоскливым и унылым. Особенно теперь, когда переполнялось трауром и скорбью. Мрачные тени гостя и его проводника волочились следом, от чего становилось жутко неприятно. Даже такой храбрец как Джонатан Элленктон содрогался от ползущего следом мрачного пятнища. Но вот уже вскоре они прибыли к большой дубовой двери, и слуга, откланявшись, в туже минуту испарился. Джонатан ухватился за ручку и потянул дверь на себя. Та со скрипом отворилась, и перед его глазами образовалась библиотека. Массивные шкафы (до самого потолка) были набиты доверху всевозможными книгами. В кресле у камина в другом конце библиотеки сидел молодой человек. Он держал в руках книгу и хмуро вглядывался в непогоду через большое библиотечное окно. Дождь барабанил по стеклу, а по библиотеке разносилось его громыхающее эхо. Джонатан вошел, затворив за собой дверь, и стал медленно продвигаться вперед, меж тем с любопытством разглядывая книжные полки. Молодой человек не отводил глаз от окна. Его мысли вырывались наружу. И всякий раз, когда это случалось, он лишь тоскливо хмурил брови. - Спасибо, что ты приехал, Джон. Я рад тебе, хоть это и странно... – произнес лорд Грэйсвуд, едва ли оторвав взгляд от окна. - Что же в этом странного? – удивился Джонатан. - Пожалуй ты прав. Ничего странного. Я всегда тебе рад. - Это лестно. Но я не за тем приехал, Гэбриэл. Позволь мне выразить свои глубочайшие соболезнования по поводу Эмили. - Спасибо, друг мой... – с тоской ответил молодой лорд и указал рукой на большую кушетку возле камина. Джонатан присел, - Знаешь, в чем трагедия жизни, Джон? – продолжал Гэбриэл Грэйсвуд. - Очевидно в смерти? – догадался Джонатан и забросил одну ногу на другую. - Ты прав. Но я самая настоящая трагедия заключается во внезапной смерти. Вчера ты еще ликовал, будучи счастливым из-за какой-то пустяковой жизненной безделушки, что люди привыкли называть «осуществлением мечты», а вот уже завтра ты лежишь бездыханно и тебе чужды всякие мечты и желания. А все то время, что ты так простодушно строил планы на будущее, оказывается потраченным впустую. Мало того что ты уже не представляешь для общества никакой ценности, так и какой-нибудь самодур, последовав твоему примеру, покончит с собой... - А вот тут-то ты не совсем прав, Гэбриэл. Если человек при жизни был весомым элементом социума, или допустим какого- нибудь небольшого товарищества, то после смерти он так и останется его почетным звеньем. По крайней мере, память об этом человеке сохраниться, а это уже что-то да значит. Ну, а если ты был никем, то и после смерти ты никто. Какая от тебя была польза? Что о тебе можно вспомнить? Тут ты, несомненно, прав! - Ну, а как быть с теми, кто, будучи живим, имел множество друзей, поклонников, находился на вершине и имел успех, а как только жизнь отступила перед смертью, его ненужность стала очевидной, поскольку даже его разлюбезная женушка не является к нему на могилу, чтобы возложить цветы и оплакать свою утрату? - Быть знаменитым, богатым или, как ты выразился, «иметь успех», не значит быть нужным или важным. Можно иметь множество друзей, а можно лишь думать, что имеешь множество друзей. Это разные вещи. Многое происходит в мире из-за денег. Вот о них – то человечество скорбит от души! Да и притом слово «важный» так многогранно. Ты и сам это прекрасно знаешь. - Знаю, но не совсем понимаю, о чем ты, - ответил Гэбриэл и отложил свою книгу, что до сих пор он держал в руках, на маленький круглый столик. Беседа увлекла его, и он принялся слушать внимательно. Его скорбное выражение изменилось и стало заинтересованным и задумчивым. - Ну, вот допустим... Вспомни покойную леди Маркес. Какие вечера она устраивала! Ее дом был единственным местом, где можно было встретить весь аристократический свет Англии разом. Всем им нравилось там бывать. Но как только леди Маркес не стало, аристократам сразу не стало где собираться. Ее важность очевидна, хоть смешна и нелепа. Хотя бы по той причине, что уже через месяц ту же картину можно было наблюдать в доме лорда Коуорда. Теперь важность перенял он. Об этих людях будут вспоминать не более чем, как об угодниках английским богачам. А вот о твоем покойном дяде до сих пор помнят, как о благородном и щедром человеке, и его имя носит открытая им некогда библиотека. В этом его важность. И как ты уже успел заметить, она значительно отличается от той, что я привел ранее. - Теперь мне стало ясно, о чем ты говоришь. Важность человека определяют поступки, сделанные им при жизни. - Не просто поступки. А лишь те, что он делает во благо. - Но ведь в поступках леди Маркес и лорда Коуорда нет ничего дурного. - Нет. Это ты верно заметил. Только и благородства в них ровным счетом никакого. Люди пытаются осчастливить себя, подняв свою скверную репутацию. А запоминают тех, кто, не заботясь о себе и своей репутации, делает счастливыми других. Одна беда и тех и других в том, что они никогда не смогут понять друг друга, - сказал Джонатан и выпустил короткий смешок. - Отнюдь! Ты, Джонатан, прекрасно понимаешь и тех и других! – возразил Гэбриэл Грэйсвуд, чуть ли не подскочив в кресле. - А знаешь почему? – спросил гость и расплылся в какой-то хитрой улыбке. - И почему же? – поторопился выяснить молодой человек. - Да потому, что я не отношусь ни к тем, ни к другим. Мой нейтралитет – мой принцип. - Завидую я твоему нейтралитету. И не только ему... – тяжело вздохнул Гэбриэл и развалился в кресле, мимолетно бросив взгляд в окно. - Зависть – черта слабых и немощных. Но скорее слабых. Хотя мне любопытно, что же еще вызывает у тебя ко мне зависть? – и Джонатан забросил другую ногу. - Как я уже сказал, твой нейтралитет и отношение к жизни. В твоем мире все так просто. Ты всему умеешь найти разумное объяснение, находишь на поверхности ответы на самые трудные вопросы. Как бы мне хотелось уметь так же! - Любой человек может точно так же. Просто не хочет. Мы слишком ленивы и зациклены на своих проблемах, чтобы успевать озираться кругом. Человек вообще удивительное существо! Он никогда не возьмется за что-нибудь грандиозное, однако продевать нить в игольное ушко может часами! Разве не мы сами все усложняем? Ты позволишь - я закурю? - Да, пожалуйста. А вот скажи-ка мне, Джон, то, что случилось со мной – это тоже следствие моей ленивости и зацикленности? Джонатан закурил папиросу, что вот-вот достал из дорогого портсигара, немного подумал и сказал: - После всего, что я только - что сказал, мой ответ может показаться тебе странным. Но я скажу. Есть вещи не подвластные человеку. Даже на порядок выше его! Время, сны, любовь... - Разве любовь не подвластна? – перебил Гэбриэл. - Бесспорно! Я плюю в лицо тем, кто утверждает, что возможно влюбить в себя кого – либо! Да и тем, кто говорит, что разлюбить проще, чем сплясать Кан - Кан! Но я не договорил... Есть еще одно никем не изученное явление – судьба. И то, что произошло с тобой не что иное, как она. - Ты действительно удивил меня этим заявлением. До этого я считал, что Джонатан Элленктон не верит ни в судьбу, ни в магию. - Я ничего не говорил о магии. Для меня это полная чушь и вздор. А вот в судьбу, как, впрочем, и в Бога, поверить стоит. - Я атеист, мой друг. Мое мировоззрение далеко от Бога и церкви. - Я скажу тебе больше – я никогда не был в церкви. Но это не лишало меня чувства веры. Не хочу навязывать тебе свои взгляды, но во что-то верить человек должен. Пусть не в Бога, так хотя бы в судьбу. На худой конец в фортуну или еще во что-нибудь. - Поразительно! – возбужденно воскликнул вдохновленный речью юноша и, вскочив с кресла, стал выхаживать взад- вперед по библиотеке. Джонатан, докурив свою папиросу, стал следить за этим действом, а затем, переведя взгляд на книги, спросил у Гэбриэла: - Как много книг! Сколько из них ты прочел? - Ни одной. Сегодня утром, войдя сюда, я тоже словил себя на этой мысли. Как видишь, я даже пытался заставить себя читать. Но книги скучны и бестолковы, - ответил Гэбриэл, продолжая выписывать круги по библиотеке. - В любой книге, даже самой убогой и бездарной, можно почерпнуть немалый запас полезных истин. Для чего-то же люди пишут книги. Уж явно не для того, что бы они пылились на полках в бесполезном ожидании дня, когда какая-нибудь инквизиция найдет их неугодными и сожжет. По сути, книга не несет никакой важности! Важно то, что ты сумеешь в ней отыскать. А в книге, поверь, есть все! - Все? – молодой лорд остановился и пристально поглядел на друга. Глаза его наполнились надеждой и каким-то дивным рвением. На лице появился легкий румянец. - Большинство книг, которые я прочел, сейчас мне и помогают давать ответы на твои вопросы. Куда проще было бы найти их самому. - Я рад! Я очень рад, что ты пришел ко мне, Джон! Ты даже не представляешь, как я рад! – Гэбриэл Грэйсвуд быстрыми шагами подошел к Джонатану и обеими руками пожал ему руку. Это было крепкое рукопожатие. Рукопожатие настоящего мужчины. - Я тоже рад. Что ж, теперь, пожалуй, мне пора. Я надеюсь, что после нашей встречи твое самочувствие улучшится, и ты многое поймешь и осмыслишь. Пэрсивальд известил меня вчера о твоем горе и сообщил, что ты сам не свой. Я примчался, как только смог. Теперь, я вижу, ты немного оживился. Румянец тебе к лицу, - и гость встал с кушетки. - Не знаю, как надолго... -Надеюсь, что достаточно надолго. - Завтра я собираю траурный ужин, в память об Эмили. Я бы хотел, что бы ты и Пэрсивальд присутствовали на нем. - Разумеется, мы будем. А теперь до свидания, - ответил тот и поспешил удалиться прочь из библиотеки. Получив свои вещи абсолютно сухими, Джонатан покинул поместье и отправился домой. Гэбриэл остался сам в окружении множества книг, которые ему вдруг захотелось прочесть. Причем все и сразу! Он сотни раз прокручивал в голове все то, что узнал от Джонатана. Каждое слово казалось ему очень важным. Даже особенно весомым. Все, что он знал до этого, казалось теперь ему бредом и бесполезным мусором, забивающим его юною голову. Дело оставалось за малым – выбрать книгу, что наполнила бы его чашу полезными знаниями о мире и людях. Теперь его, как никогда, беспокоил вопрос его важности в этом мире. Он стал обдумывать и это, приняв в конечном итоге решение, во что бы то ни стало стать важным, как его покойный дядя. Гэбриэл стоял посредине библиотеки в каком-то ожидании, то и дело, что разглядывая книжные полки. Неожиданно его взгляд остановился на стареньком красном переплете. Книга, увиденная им, была почти на самом верху. Молодой лорд приказал принести лестницу и достать эту книгу. Все тот же услужливый лакей торопливо засуетился, и уже через десять минут Гэбриэл держал книгу в руках. Книга не имела никаких опознавательных знаков. Скорее походила на домашнюю рукопись. Гэбриэл приказал не беспокоить его, а сам, присев обратно в кресло, принялся за чтение. Мысли о смерти его жены отступили и на какое-то время. Могло даже показаться, что ничего не произошло. Книга, выбранная им наугад, и действительно была очень занимательна. В ней, как ни в одной другой, Гэбриэл находил полное отражение самого себя, от чего чтение становилось еще более приятным и интересным. Во многом он находил все то, что около получаса назад говорил ему Джонатан. Все это было странно. Дождь давно перестал идти. Сквозь грозовые облака пытливо проглянуло солнце. Но вот вскоре принесли записку. Это было послание от их общего с Джоном Элленктоном друга - Пэрсивальда Нолтона. Он выражал свое соболезнование об утрате друга и говорил о том, что вечером к нему приезжает сестра. И если Гэбриэл не возразит, то Пэрсивальд возьмет ее с собой завтра на ужин. Гэбриэл быстро отписал свою благодарность и соглашение и отправил кого-то из слуг доставить ответ. А сам снова принялся за чтение, точно в нем теперь заключался весь смысл его жизни. Так незаметно прошел день. Готовясь ко сну, Гэбриэл постоянно прокручивал в голове то, что успел прочитать. Успел он не много. Около трех – четырех глав. Однако каждую главу он читал так внимательно, даже перечитывал по – несколько раз, что бы отыскать то самое «все», о котором рассказал ему Джон. Кое-что отыскать Гэбриэлу удалось, но это не удовлетворило его. Завтра он непременно примется за новые поиски.