irukanji /symmetry/

“Placebo – Speak In Tongues” Жаркий летний день. Воздух в легких сходит комком и сжимается. Чонгуку очень жарко, никакая тень, даже от самого большого пляжного зонта не спасает загорелое тело подростка. Он лежит на влажном махровом полотенце под зонтиком, но все равно обливается потом и почти задыхается от теплого летнего ветерка. Недовольный ребенок просит у своего «спасателя» стакан воды, а лучше виски со льдом и слышит тихие шаги в сторону кухни. - Виски со льдом могу принести разве что для наружного использования. - Я же потом весь липкий буду, - черноволосый парень морщится и вскидывает плечами, в надежде убрать с тела тяжелую вуаль обеденного солнца, - принеси, пожалуйста, воды, Тэхен-и. - Ты же сам хотел во Флориду. А теперь жалуешься? Младший встал, чтобы искупаться в бассейне: он был шикарный, а все потому что его брат дизайнер и вообще умный мужик, это ж надо так круто придумать! Вместо беседки на заднем дворе дома бассейн. Один порок – братец питает слишком сильную симпатию к розовому цвету. Так что все лежаки розовые. И полотенца. И вообще сорок пять процентов дома представлено именно в розовом цвете. "Не удивительно, что у него нет девушки", думает Чон и чувствует, как темнеет в глазах и голова кружится. "Неужели из-за жары". У Чонгука занемела левая рука и это единственный раз, когда он был рад этому – холодок прошелся по пальцам и резко уколол в сердечную мышцу. - Чонгук? Тебе лед класть? Ты слышишь меня? Во дворе его не было. Тэхен осмотрелся вокруг и увидел только деревья, тяжело покачивающиеся из стороны в сторону и волнистый жар, что распределялся по воздуху, словно прозрачный гель. Смольная макушка мелькнула на поверхности бассейна и старший выронил из рук стакан с водой. Когда он сорвался с места и нырнул под воду, оставляя за собой лишь волны на голубой воде и лужи на блестящем кафеле, воздух словно разошелся и застыл. Хрупкие руки и ноги Чонгука свисали к полу, на ковре в уютной гостиной образовалось маленькое озеро из теплой хлорированной воды. - Опять... это важно?.. Потерял сознание.... На улице невыносимая жара... быстрее... - Чонгук слышит отрывками, но слава богу, слышит. Пытается открыть рот шире, потому что ему кажется, будто воздух закончился и нечем дышать. Сжимает крепко ладонь Тэхена и успокаивается: он рядом. Все хорошо. *** Здесь даже стены пропахли медикаментами. Холодом веет из туалета, когда кто-то открывает дверь. Тэхен сидит, уставившись в одну точку и молчит. В комнате напротив лежит весь взмокший от жары беспомощный Чонгук. Он слышит, как противно пищит аппарат и громко стучат колеса кушетки, проезжающей мимо него в реанимацию. Приехал брат Чона и уже через минуту очень обеспокоено дергал задумчивого Тэхена за руку. - Джин... - он не мог рассказать ему, что случилось, потому что это ужасно страшно и при одной мысли о том, что Ким мог задержаться на кухне всего на минуту дольше и больше никогда не увидеть Чонгука живым, у него начиналась истерика, которая никогда не заканчивалась – он постоянно пребывал в таком состоянии. - Прости.... - Сильно не переживай. Сейчас же все хорошо? - Джин крепко обнял парня за плечи и присел рядом. - Слышишь? Хватит. Прекрати волноваться. - Это я виноват. - Слезы текли толстыми полосками по красным щекам и шее. - Его нельзя оставлять одного. - Ты же понимаешь, что это невозможно. Ты мне не ответил. - Не то, чтобы Джин не доверял своего брата Тэхену, просто он тоже очень сильно переживал. - Да, - Ким потер глаза тыльной стороной ладони и шмыгнул носом. - Ему уже лучше. - Сколько вы уже здесь? - Три с половиной часа. - Ты должен ехать домой, - Ким быстро замотал головой из стороны в сторону, - пожалуйста, Тэхен. Я разберусь сам. Честно, ты можешь ехать. Маленький зародыш мысли о том, что он действительно может поехать домой и, хотя бы прибраться до приезда Чонгука, умерла так же скоро, как и родилась, когда тонкий, но сильный голос прозвучал на всю больницу. - Тэхен-и-и-и! Где он?! Позовите его! Позовите! Светловолосый парень шмыгнул в палату так быстро, что Джин и глазом моргнуть не успел. - Я тут. Не кричи, я здесь, Чонгук. - Не уходи. - Он хватал его за руки, цепляясь за тонкую футболку холодными, как лед пальцами. - Останься со мной. Мне страшно. Я без тебя не усну. - Младший говорил так много, что Тэхен не успевал соображать. Медсестра отпустила Чонгука, когда блондин кивнул в ответ на ее обеспокоенный взгляд. - Все нормально, я справлюсь. - Его акцент был хуже, чем у Джина, привыкшего к Америке за два с лишним года. - Вы уверены? Если что, экстренная кнопка за тумбочкой. - Извините, - он посмотрел на Чонгука, прижимающего его ладонь к своему лицу, - не могли бы ли вы принести воды, пожалуйста? Девушка улыбнулась и кивнула, пораженная вежливостью иностранца. Через минуту тишину нарушил полушепот Джина, который осторожно шагал к кушетке и понимающе смотрел на Тэхена. - Как ты тут? Справляешься? - Джин-хен, - черноволосый сладко улыбался и продолжал сжимать тонкими пальцами ладонь Кима, - ты тоже здесь? Только маме не говори. - Сон кутал его в свои сладкие сети и он закрыл глаза, поддавшись забвению, расслабляя плечи и маленькие побледневшие губы. В палате было тихо. Сокджин положил свою руку на плечо блондина и вышел, мягко заперев за собой дверь. Сердце старшего сжималось каждый раз, когда он слышал этот противный писк аппаратуры. Он выглядел уставшим; поглядывал на Чона и, как казалось, еле дышал, когда мальчик на кушетке дрожал всем телом, а в уголках глаз скапливались мутные из-за крема капли слез. Сейчас загар не спасал Чонгука - кожа посерела, а лоб блестел от холодного пота. Даже спустя несколько часов болезненность не сходила с его лица. *две недели назад* “Wolf Colony – Holy” Аномально жаркое лето во Флориде не пугало Чонгука. Дом его старшего двоюродного брата Джина находился недалеко от шумного океана. Днем волны пенились прямо к ногам, пузырясь и покрывая собой почти все побережье. Каким образом ему удалось уговорить Тэхена поехать на каникулы в Америку – никто, даже сам Тэхен, понять не мог. Холодный бриз и небольшие волны встречали обоих после трудоемкого дня гостеприимно. Чонгук зарывался пальцами ног в мокрый песок и глубоко вдыхал свежий воздух. Свитер, который заставил надеть Тэхен был очень мягким и плотным, но младшему просто необходимо было повозмущаться. Тэхен встречал каждый его каприз и упрек с радостью и мирился с его маленькими прихотями. Небо затянулось тяжелым темно-серым полотном и клубилось черными объемными шарами, которые разбухали, растворяясь во мгле подступающего вечера. На берегу стоял Чонгук, сверкая своими угольными глазами и улыбался светловолосому Тэхену, держащему в руках теплый плед. Он вздрогнул, когда тот накинул его на плечи, потому что они немного обгорели, а покрывало кололо и весило не один килограмм. - Ну я же в свитере. - Прошептал Чон. Шумящие волны заполнили песчаный берег пеной и ракушками из самого дна океана. - И в шортах. Тебе нельзя болеть такой мелочной фигней. - Чонгук цыкнул и дернул плечами. - Ты будешь злиться, если я не захочу носить тебе чай с малиной и салфетки каждые пять минут. А я не захочу. - Тэхен. - Немного зло и раздраженно произнес младший. Холодный ветерок забирался под тонкую футболку Кима, из-за чего он сильнее прижимал Чонгука к себе, вдыхая запах его волос. Парень сплетал их пальцы между собой и зарывался носом в грудь Тэхена. Плед хорошо вместил их обоих, но все равно кололся, как жесткие колосья на пшеничных полях. Вода почти доставала до сидящих на берегу парней, но неохотно возвращалась обратно, впитываясь в рыжий песок и оставляя за собой дорожки из разноцветных перламутровых камней. - Знаешь про "синдром Ируканджи"? - Голос Чона дрогнул, потому что разговаривать на подобные темы ему всегда было неприятно. - Расскажи, - прошептал светловолосый, - чего ты там боишься? - Видеть его насквозь он научился еще тогда, когда узнал о его заболевании. - Алатина Морденс, тихоокеанские ядовитые медузы, чей яд вызывает целую цепь паралитических эффектов. - Тэхен молчал, сверля взглядом серые скалы, которые лениво развалились на берегу. - Как я могу забыть о своем сердце, когда любая тварь на этой земле может убить меня еще быстрее? Ты в курсе, что яд Ируканджи вызывает одиннадцать побочных эффектов на организм человека? Он испытывает невыносимую боль по всему телу целые сутки, прежде чем умирает. - Почему ты думаешь об этом? - Холодный ветер подул на парней и те сжались вовнутрь, как цветочные бутоны прячутся от колючего инея, прижимаясь к друг другу ближе. - Потому что переживаю за тебя. - Чонгук посмотрел на Тэхена со всей своей детской неуверенностью, а тот в ответ заправил пепельно-черную прядь волос ему за ухо и улыбнулся как-то устало, но тепло и любяще. - Я могу умереть в любой момент. Прямо сейчас, понимаешь? Или секундой позже. Я боюсь лишь представить... как ты на это отреагируешь. - Чон не мог больше смотреть ему в глаза. Он знал, что ему больно слышать такое, но однажды это произойдет и Тэхен должен быть готов. Младший брал слишком много ответственности на себя. - Ну, во-первых, - Ким поправил свитер на плечах Чонгука, стараясь скрыть волнение, - ты не в списке. Во второй группе риск потенциального развития болезни не так велик, как в первой. - Мое сердце, Тэхен, почти не бьется. Оно вообще не вечное. - Слезы не срывались с ресниц, размывая горизонт в тушеванный серый. - Да, но ты очень молод. - Это ничего не значит. Прими это, пожалуйста, - полушепотом, - прошу, поверь в то, что я рассыпаюсь на частицы пыли. Я словно расстворяюсь в воздухе. Даже если меня переведут в первую группу, донорское сердце сразу же не появится и я буду в самом конце этого списка. Значит, риск огромный. - Чонгук-и, пока ты со мной – все хорошо. Не думай об этом. Пожалуйста. Ты напрасно переживаешь. - Прости, я как порок для твоего сердца, такой эгоист. - Чон опускает глаза вниз, рассматривая кристаллики оранжевого песка и прижимается спиной к Тэхену, стараясь его утешить. - Не расстраивайся. Просто наслаждайся. - Тэхену было больнее, чем Чонгуку, и он был бы рад, очень рад помочь ему, но для этого должно прийти время. *настоящее время* - Молодой человек, - врач немного нервничал, так как видел, что Джин мог разреветься в любой момент, потому что ему было сложно выдержать эту шокирующую новость, - его состояние ухудшилось. Мы должны перевести его в первую группу и поставить в очередь на донорское сердце. У него вторая отрицательная группа крови и будет сложновато найти донора так быстро, как вы хотите. - Простите. - Сокджин не мог смириться с тем, что его брату стало хуже именно тогда, когда он приехал к нему погостить. - А резкая смена климата может негативно повлиять на его состояние? - Я не думаю, что ему можно сейчас отправляться в такие долгие и опасные поездки обратно домой. Мистер.... - Ким Сокджин. - Ким Сокджин, мы дадим вам пейджер, который оповестит вас сигналом, если найдется донор. Надейтесь только на лучшее, у него есть замечательная поддержка, а это важнее, чем горькие пилюли и капельницы. Бывали случаи, что людям очень помогало самовнушение. "Только вот Тэхен на это не поведется", - подумал Джин. - Спасибо вам за все. Ноги почти онемели, разум затуманился. Джин не мог просто подойти и высказать Тэхену все как есть. Это было бы очень жестоко с его стороны. Чонгук не существует без Тэхена, а Тэхен не существует без Чонгука. Они друг другу семья и друзья, поддержка и надежда, спасительное убежище и разрушительная боль. Если кто-то из них страдает, другой страдает еще сильней. Если кто-то из них падает, другой обязательно его подхватит. Если не успеет подхватить, разобьется на тысячу осколков больше, чем тот, кто упал. Не простит себе грусть другого, боль делит на двоих, а радости приподносит в пять раз больше, чем нужно. У них был крепкий союз и Джин каждый раз удивлялся такой преданности и такой чистой любви. Не мог он так ранить Тэхена, ведь на самом деле не все так плохо?.. - Тэхен-и, как ты? - Джин почти неслышно шмыгнул носом и медленно подошел к замершему в одной позе блондину, тепло улыбаясь, дрожащими пальцами вытирая соленые слезы с щек. - Мне можно зайти в палату к Чонгуку, хен? - Его большие лисьи глаза с надеждой уставились на старшего. - Он уже спит. - Я знаю. Просто хочу увидеть его. - Мне нужно с тобой поговорить. - Произносит сиплым голосом и открывает дверь в палату мирно спящего ребенка. - Знаешь, вы хоть и не родные братья, но заботишься ты о нем так, словно он твой собственный ребенок. Спасибо тебе. Ему с тобой повезло. - Эй, что такое? - Джин не мог полностью прочувствовать всю его боль, но мог четко ощущать ее вокруг уставшего и сонного парня. - Просто я думаю, что делаю недостаточно много. Ты... ты должен мне помочь. Я попрошу об одном одолжении и знай, что я все равно это сделаю, даже если ты откажешься. - О чем ты? - Чонгук выглядел очень спокойным и отдохнувшим - при тусклом свете настольной лампы было видно здоровый румянец на его пухлых щечках. - Будь рядом с ним столько, сколько понадобится после того, как я воплощу свою идею в жизнь. - Тэхен улыбнулся парадоксальности звучания самой идеи и последнего предложения вместе. Младший слышал, о чем они говорили, но отрывками. Он проваливался сквозь сон, цеплялся за реальность, но соскользнул и упал в самую пучину темноты и сладкого спокойствия. - Нет, Тэхен, что ты такое говоришь? - Сокджин уже представлял, насколько сильно будет ненавидеть его младший двоюродец после того, как узнает, что он не смог его отговорить. - Все хорошо. - Он улыбался, поглядывая на свою спящую любовь. - У него есть ты и он очень хотел жить где-нибудь рядом с океаном. Чонгук не любит холод. - Тэхен посмотрел на Джина, который очень хотел возразить его безумному благородству, но почему-то не мог. - Если бы я не знал, что могу положиться на тебя, я бы ни в коем случае не оставил его одного. Никогда, хен. Я знаю, как это звучит, но ты должен понять, потому что он не поймет. Первое время будет жутко злиться, дуться, обижаться. Драться и плакать всю ночь напролет. Обнимай его, он расстает. - Ты просто идиот, если думал, что я соглашусь на это. - Когда придет время он поймет. Я люблю его, Джин. - Тэхен боялся, что разбудит Чонгука или переломает ему все пальцы, так крепко сжимая его ладонь. - Я должен сделать это ради него. *** - Ну что, вы готовы вернуться домой? - Чонгук дулся, потому что это был очень глупый вопрос. Медсестра стянула улыбку, когда поняла, что не дождется ответа от этого обиженного, злобно сопевшего в ее сторону, поджимающего свои маленькие губы и сверкающего красными от слез глазами "ребенка". Первое время он думал, что ему удастся сбежать вместе с Тэхеном, но тот лишь улыбался и хлопал его по плечу со словами "скоро выйдешь легально". Джин даже слышать не хотел о преждевременной выписке. После нескольких визитов к нему в палату он стал носить с собой зефирки и затыкать ими его рот, когда речь заходила о побеге. - Я позову вашего врача. - Девушка не стала ждать неловко-затянувшейся паузы и вышла из палаты, оставляя троицу наедине. - Чонгук, ты обижаешься? - Отстань, Джин. - Младший упал лицом на подушку и поджал под себя ноги. - Чонгук-и, - Тэхен начал тыкать в спину брюнета пальцем и уклоняться от его ударов, отшагивая назад, - дубина ты мелкая, чего злишься? Все ради твоего же блага. - Если не прекратишь, я тебя укушу! Когда дверь в комнату открылась и в проходе показался среднего роста мужчина в белом халате и с планшетом в руках, Чон приподнялся и сел на край кровати. - Как самочувствие? - Улыбнувшись, спросил врач. - Дома было бы лучше. - Обиженно произнес Чонгук. - Да не переживайте вы так, вот ваша выписка и вы можете быть свободны. По поводу пейджера, - все внезапно напряглись, - не упускайте его из виду. И удачи. Свежий воздух заполнил легкие и ударил в голову, как вино - так долго (всего неделю) Чонгук находился в больнице, словно в окупации. Ощущать под ногами твердый асфальт, неровную каменную поверхность стало спасением для младшего, так что он даже заулыбался и засиял ярче солнца, полностью освещающего открытую площадь возле медцентра. Пока тяжелое для Тэхена и Джина молчание заполнило такси, Чонгук разглядывал зеленые деревья, склонившиеся от жары к домам спасительной тенью, счастливых людей в легкой одежде, маленькие фургончики с мороженым и содовой. Его мечта попасть в город-курорт сбылась, теперь ему уже ничего не нужно. Джин смотрел на него - такого беззаботного сейчас, такого спокойного и довольного: теперь он сможет быть со своим Тэхеном столько, сколько захочется. Чонгук пребывал в каком-то ясном и добром сне: Ким уставился на него так, словно пытался взглядом остановить время, кровоточащее рядом с ними из самой глубокой раны их совместной души. Ничего не существовало вокруг так четко, как его пальцы, нежно касающиеся ладошки Тэхена и так крепко сжимающие его запястье, словно железный браслет - такой же холодный и обременяющий. Он улыбался всего лишь уголками губ, но глаза выражали больше радости. Чонгук и подумать не мог, не смел представить даже, что тэхенова искренность и нежность сейчас имеет несколько иной подтекст. - О, - Джин должен был придумать причину, по которой он сейчас незаметно слиняет от этой парочки еще в машине, но не смог, потому что голову не покидали идиотские мысли, - извините, но мне нужно заехать в офис, посмотреть кое-какие файлы, которые оставил мне заказчик еще позавчера. - Он взрослый мужчина и не должен реагировать так эмоционально, но то, что крепко засело у Тэхена в голове, очень сильно его тревожило. - Справитесь без меня, ребята? Если что, Чонгук знает, как пользоваться домашним - позвоните мне на работу. В самых экстренных ситуациях.... - Вызывать скорую. Таблетки в аптечке. - А.... - А аптечка на кухне в правом верхнем шкафчике на нижней полке за упаковкой овсяных хлопьев, Ким Сокджин-ним. - Тэхен явно перегибал палку, но это здорово помогло старшему справиться с паникой. - Я позабочусь о нем, не переживай. - Бла-бла, как романтично. Не хватает сопливой песенки на заднем фоне и капелек дождя, медленно спускающихся по капоту машины для полноты картины. - Чонгук младше и поэтому просто обязан подживлять чужие надежды своей непосредственностью. - Джин-хен, все в порядке. Обещаю, что не позволю ему угробить меня. - Чонгук поклонился своему брату и потащил за собой немного взволнованного блондина. Джин повернул ключ в коробке зажигания и улыбнулся, провожая взглядом свой дом. Словно завтра оттуда исчезнет что-то очень важное. Как будто что-то изменится. "Тетя убьет меня, ей-богу, убьет. Тэхен-а, что же ты делаешь?" - он не знал, за что волноваться больше - за спокойствие своего брата, за целостность их союза или за жизнь того, чья поддержка как кислородная маска для задыхающегося Чонгука? Глаза его уставились прямо на дно голубого бассейна, где побывало его безвольное тело с неделю назад. Он сглотнул, расправив плечи так, словно хочет показать кому-то всю свою силу, стойкость и непобедимость, расслабляясь только тогда, когда Тэхен кладет на эти плечи свою теплую ладонь и протягивает Чонгуку стакан апельсинового сока. - Не думай об этом, хорошо? - Тэхе-е-ен, Тэхен-и, я устал, - ребенок повис на шее у блондина и уставился на него щенячим взглядом, - Давай поедим? - Уже поздно, ты хочешь кушать? Обжора, - Ким стучит ладошкой по лбу черноволосого и встречается с взглядом, внушающим страх и опасность, наблюдая его резкую перемену в настроении, - импульсивный, как псих, только что сбежавший из больницы, - смеется, - ну что? Что ты сделаешь? - Эй, ты! Ты страшно пожалеешь об этом. Получи, слышишь? Получи-и, неблагодарный. - Чонгук толкнул Тэхена в плече и тыкнул пальцем в живот. - А за что это я должен тебя благодарить? - Что? Иди сюда, я покажу, ну-ка сюда иди! - Тэхен умчался на кухню, но Чонгук успел схватить его за рукав кофты раньше, чем тот скрылся в гостиной и плотно прижал его к холодной стенке. - Холодно, - Ким поморщился, - Чонгук, я знаю место потеплее. - И где же? Тэхен снова смотрит так. Как будто Чон его главный приз, самый уникальный подарок, золотая медаль. Для первой любви поздновато было, но Тэхен ничего не смог поделать, когда увидел эти заплаканные глаза в темном переулке и сорвал с его уст тихое, почти не слышное, жалкое "помогите". Просто почувствовал, что он готов защищать его. Оберегать, как самое дорогое сокровище. Он целует Чонгука, отлепляясь от стены, нежно целует и делает шаг навстречу. - В духовке. - Ты дурак, - младший хлопает ладошкой по его плечу и улыбается, обнажая чуть торчащие зубы, - Ким Тэхен. *** - Расскажи мне, что ты делал, когда я спал? - Чонгук наливает себе гранатовый сок в большую кружку и накалывает на вилку макароны со свежим томатным соусом. За окном тихо шумел океан, разливаясь волнами по золотистому песку в такт их разговору, и синие тучи обволакивали небо в темную вуаль беззвездной ночи. - Когда ты был в больнице? Чонгук, - Тэхен поерзал на подушке и поставил тарелку с пастой на жесткий ковер в спальне Джина, - забудь об этом. Почему тебя так тревожит этот случай? Ты же не думаешь, что раз тебя перевели в первую группу и поставили в очередь на.... - Именно так и думаю. - Чонгук вдруг становится совсем серьезным, виновато посматривая на Тэхена. - Перестань. - Ким отводит взгляд. - Хватит уже, слышишь? - Он злится не потому что младший постоянно напоминает ему о своей болезни, а потому что он заранее чувствует вину перед Тэхеном за свой уход. - Эй, ты понял меня? Никаких мыслей о хриплых конвульсивных стонах на кровати. - А я правильно понял, что ты сейчас имел в виду, что мы…. - Чонгук! - Младший рассмеялся в голос, постукивая вилкой по тарелке. - Ты невероятно испорченный для своего возраста. Тебе вообще не стыдно? - Тэхен не мог скрыть улыбку. Уголки его губ вымазались в острый томатный соус, и Чонгук инстинктивно облизнулся, на секунду опуская взгляд в пол. - Нисколечки, вообще. - Чон посмотрел ему прямо в глаза и подмигнул, снова рассмеявшись, но только лишь из-за того, что ему стало неловко. - Распоясался в своей больнице, - говорит тихо, потирая пальцем кончик носа, - ну погоди, я возьмусь за твое воспитание и тогда посмотрим, как ты заговоришь. - Хен, давай лучше сыграем. - Чон загорелся страшно одной шикарной, как ему казалось, идеей. - Я буду показывать животное, а ты угадывать. - И что мне будет, если выиграю? - Увидишь, - младший уверен, что после такой эмоциональной взбучки это единственный выход разрядить обстановку, - ты готов? - Ладно, давай. Чем бы дитя не.... - Э! - Чонгук приставил кулак к лицу Тэхена и грозно сверкнул глазами, что блондину аж запекло в горле от сухости. - Только попробуй закончить это предложение. Большие лисьи глаза расслабленно посмотрели на черноволосого ребенка, разглядывая в них все эти детские заморочки. "Как же он изменится, боже". - Не взрослей никогда, Чонгук, слышишь? - Старший чмокнул его в пальцы, крепко сжатые в кулак и улыбнулся так, что даже Чонгуку в груди защемило от маленькой искорки боли, просочившейся сквозь душу Тэхена случайно. - Ладно, угадывай. - Он чувствовал, что не стоит заострять на этом внимание, иначе Тэхен свернется моментально, как цветок от колючего холода. “Three Days Grace – Goin’ Down” Встал на четвереньки и медленно вытянул ногу назад. Маленькие пальчики касались грубого ковра, а бедра виляли в такт тихому сопению младшего. Тэхен просто внезапно охринел, насколько сексуальным может быть человек, недавно возмущавшийся, что его называют маленьким ребенком. Чонгук поводил плечами и подполз к Тэхену чуть ближе, выгибаясь в спине. Мягко прорычал и посмотрел на остолбеневшего хена из-под угольной челки, спадающей на лоб сухими прядями. - Э.... - Все, что было в его голове, исчезло в миг и повеяло холодом по ногам. - Кот? Это... должно быть кот. Чон подполз ближе, почти вплотную, совсем до интимного близко и шепнул тихое "правильно", оставляя мягкий поцелуй на тэхеновых губах. Ким крепко обхватил плечи Чонгука руками и сжимал кожу так, словно в последний раз ощущает такое тепло. Поцелуй жарко ударил в грудную клетку, дыхание стало намного чаще и громче. Тэхен приподнял его на руках и остановился всего на секунду: Чонгук прикусил нижнюю губу, разглядывая его лицо так тщательно, детально и провел кончиками пальцев по мягкой маслянистой от пота щеке. Трепетно касаясь пальцами его подбородка, поцеловал так, как тихая прибрежная волна касается мокрого и вязкого песка. Совершенно нежно, как никто на свете не умеет. Тэхен его личное лекарство от всех бед и болезней. И он принимает его без рецепта, почти как наркоман, точнее, словно ребенок, безумно привязанный к своему плюшевому медвежонку еще с самого рождения. Тэхен почти спотыкается на пути к кровати, но без затруднений кладет Чонгука на постель и коротко целует его плечи, только плечи, срывая с него всю ненужную одежду. Словно резкий поток бурлящей лавы на него обрушается возбуждение, захватывает душу и испепеляет каждый миллиметр тела. - Очень горячо. – Шепчет Чонгук, когда Ким прижимается к нему и целует в висок, обхватывая губами кончики угольных волос, слабо пахнущие горной лавандой. Крепко сжимает запястья и проводит языком по ребрам, останавливаясь возле напряженно торчащих ключиц младшего. Чонгук издает еле слышный, искаженный приятным удовольствием стон и опрокидывает голову к потолку, когда Тэхен кусает его за подбородок, не больно сдавливая шею пальцами. Тэхен считывает ускоренный пульс на его шее горячим языком и слышит безумное «еще, Тэхен-и», сорвавшееся с губ Чонгука так приятно и беспомощно. Голова младшего становится тяжелее от мыслей и от застывшей под ладонью Кима собственной крови. Он извивается, хватается за него своими холодными влажными ладонями, дышит прерывисто и вызывающе расставляет ноги шире. Тэхен не может не смотреть – Чонгук настолько красивый, что хочется срываться на крик, чтобы каждый в этом мире узнал, что он существует. Старший слышит, как бешено стучит сердце этого безумно сексуального мальчишки и целует его ладони, пока Чон притягивает его к себе ближе ногами за талию и разминает пальцы, улыбаясь чертовски привлекательно и сексуально. - Ты прекрасен, Чон Чонгук. – Тэхен шепчет, натыкаясь на его влажные порозовевшие губы, и крепко обхватывает щеки младшего своими ладонями. Чонгук ерзает ногами по спине сосредоточенного блондина и царапает кожу на его блестящих плечах. Тихий сиплый стон срывается с губ Чонгука, когда Тэхен скользит внутри него очень бережно и глубоко. - Тэхен, - Чон раскрывает глаза и резко впивается в его плечо зубами, - больно, Тэхен. Только не останавливайся. Чонгук громко взывает, задирая ноги выше и кусает нижнюю губу до посинения. Тэхен крепко держит его за плечи и мягко делает толчок. По щеке младшего скатывается слеза, и он стискивает в руках спутанные белоснежные пряди волос Тэхена. Он делает глубокий вдох и бережно толкается в Чонгука, хватаясь за тонкий деревянный выступ кровати. Через секунду сухой треск оглушает Чонгука и тот вздыхает громко, жадно хватая такой необходимый сейчас воздух. Хрупкая деревянная колонна оставила от себя лишь деревянные опилки на угольных волосах Чонгука. - Джин будет злиться, - улыбнулся младший, впиваясь пальцами в напряженную шею Тэхена, - очень сильно будет злиться. Чонгук стонет кратко, но очень громко, скулит буквально, до дрожи в мышцах прижимается к нему и выдыхает так, что самому Тэхену становится не по себе. Колени у обоих дрожат и кости пропитываются жарким возбуждением. Капельки пота, словно масло кипят на горячей коже старшего и щекотно спускаются по животу. Простынь пропиталась атмосферой и была такой влажной, будто только что постиранной, но пахло от нее животной страстью и желанием. Тэхен дышал на ухо Чонгуку, утыкаясь носом в эту простынь и осторожно расслабил мышцы после того, как услышал удовлетворенный выдох младшего и почувствовал тепло, быстро растекающееся по бедрам и животу. - Прости, Чонгук, - Тэхен чуть испуганно посмотрел на него и осторожно погладил красные шершавые полосы на его плечах, - мне жаль. - Перестань, Тэ. Это всего лишь царапины. – Легкие словно разрывались от такой частоты расширений. Тэхен смахнул опилки с подушки и прилег рядом с Чонгуком, скользнув своим бедром по его влажному животу. Младший вздрогнул и повернулся к нему лицом, нежно обхватывая ладонями его плечи. Казалось, что заботы в нем переизбыток, который обрушился на Тэхена сейчас, словно снежный ком, надежно покрывая его всего от земных проблем. *** Только теперь Тэхен заметил последствия их пребывания в спальне Джина: рваная простынь, разбросанные вещи, треснутая пластмассовая вставка на стенке кровати, сломанный деревянный выступ и очень довольный спокойный Чонгук, спящий на его груди. Тэхен ухмыльнулся, вспоминая, как стукнул кулаком по вставке, когда Чон простонал его имя со скоростью одно слово в секунду. Спящий и безмолвный, но такой живой. Ему, должно быть, очень понравилось. Тэхен провел пальцем по его груди, наблюдая за тем, как она медленно и коротко вздымается, пропуская наружу стуки его больного сердца. Это же не правда, что сердце любит. «Я люблю тебя всем сердцем». Так говорят, потому что это единственный орган, без которого жизнь человека невозможна ни при каких обстоятельствах. Сердце стучит быстрее, когда мы довольны, или испуганы, но истинная любовь идет прямо из души. То, что нельзя обследовать никакими приборами, поставить диагноз…. Это необъятное, абстрактное понятие, из-за чего происходит эта химия в голове. Это волшебство. Так думал Тэхен и так думал Чонгук. Без Кима ему никак, без него он неполноценен. Без него он словно стул на двух правых ножках. Словно бабочка с потрепанным крылом. Но Тэхен придумал другой способ удержать его на плаву. Именно поэтому он позвонил дежурному на время пребывания во Флориде врачу Чонгука и поехал в больницу ранним утром, пока тот еще спал. Нельзя было смотреть на то, как он – такой хрупкий и маленький для этого мира – карабкается по крутой каменой горе жизни, царапая руки, ломая кости и зарабатывая синяки, срываясь вниз. Если бы Тэхен мог стать его силой, а не просто веревкой, тянущей наверх, все бы кардинально изменилось. *** “Jason Walker – Cry” «Ты прекрасен, Чон Чонгук» Чонгук с рассыпающимися мелкими крупицами по мышцам удовольствием сполз с кровати и уставился на эти грязные тарелки с застывшей пастой и тотальный беспорядок, пропитанный энергией секса. Он улыбнулся и провел рукой по деревянным опилкам на полу. - Джин точно будет кричать. Возможно, даже запретит им двоим оставаться на ночь вместе, словно строгая мамочка. Чонгук был так счастлив, рассматривая в зеркале маленькие синие пятнышка и тонкие полоски царапин на коже. Он касался пальцами своих маленьких припухлых губ и вдыхал запах парфюмированного крема, которым пользуется Тэхен. Не смотря на то, что его здесь не было, Чонгук ясно ощущал его прикосновения на себе до сих пор. Ему стало любопытно, почему квартира пустует без него. Чонгук не чувствовал себя существующим человеком без Тэхена, именно поэтому позвал его тогда, когда очнулся в больнице. Он испугался, что совсем один и даже меньше – он испугался, что его всего половина. - Тэхен, где ты? – Младший ковырял пальцем прорезь на холодильнике и постукивал большим пальцем ноги по кафелю. - Я скоро буду, Чонгук. Ты завтракал? - Именно поэтому я и позвонил тебе. Спросить, где мой завтрак? – Он чуть засмеялся, пытаясь не выдать свое волнение, потому что чувствовал сердцем, что здесь что-то не так. - Какой же ты беспомощный, - подхватил Ким, - приготовь себе бутерброды. Только не режь ничего, а то поранишься. Возьми остатки колбасы и сыра со вчерашней пасты. - Ничего себе. Ты так сильно мне не доверяешь? – Чонгук был возмущен понарошку. – Что-то случилось? – Так странно, что он это чувствует, хоть и слабо, но все же. Понимает, словно верный пес своего хозяина. - Все в порядке, главное не покалечь себя. Ладно? - Хорошо. Я люблю тебя, Тэхен. – Чонгук добавляет в спешке, и не понимает, почему. - Я знаю, Чонгук. Я чувствую. И тоже тебя люблю. Вот так просто. «Я чувствую». Но ведь младший тоже много чего чувствует и старается отвлечься от всяких подозрений, включив канал новостей и потратив целых пятнадцать минут на то, чтобы поменять язык в настройках с английского на корейский. *** - Я хочу знать, какова вероятность того, что донор найдется в ближайшее время. - Я не знаю, Ким Тэхен, это очень сложно предугадать наверняка. – Он чувствует, что врач не хочет огорчать его, но все равно стоит на своем уже несколько минут. - Пожалуйста, скажите. – Слезы срываются с глаз быстро и заставляют его глаза поблекнуть. – Скажите, прошу вас. – Его ладони крепко вцепились в ткань халата врача на вид старшего, чем ему есть на самом деле. - Процентов пять, семь, - он понимающе смотрел на него и волнующе облизывал губы, цветом напоминающие запеченную клубнику, - простите, я же говорю… это сложно. Тэхен тихо благодарит его на корейском и шагает назад, к лестнице. Неспешно набирает номер Сокджина и прикладывает прохладную трубку к лицу. - Тэхен? Что-то случилось? - Мы испортили твою кровать, прости. – Он начинает издалека, но голос дрожит, потому что не хватает больше сил терпеть. Рядом с Чонгуком держаться намного проще. – Время пришло. Ты должен мне помочь. - Почему сейчас? – Сокджин забывает обо всех заботах и проблемах на работе, выпускает из дрожащих пальцев какую-то совсем неважную бумажку и встает со стула. - Я боюсь, что у него будет мало времени. Резус фактор отрицательный. Ты же знаешь, что это означает, Джин-ним. - Редкость. – Он чувствует, как сам становится очень слабым и беспомощным. – Может немного подождать? - Нет, он выдержит. - Ты уверен? - Вполне. – Тэхен не представляет, как сможет перебороть страх перед неизвестностью, но тут же вспоминает, что навсегда останется рядом с Чонгуком и постепенно расслабляется. – Ты знаешь, где письмо. - Прости, Тэхен. – Сокджин кладет трубку, совершенно не понимая, за что он извинился, но на душе становится немного легче. И ему совсем непонятно, что происходит. Несколько минут назад все было вполне нормально. Его сотрудницы спорили по поводу рабочего плана и некоторых сделок, которые, как им казалось, были совершенно невыгодными для их начальника. Только вряд ли можно что-то изменить, когда решение уже принято. Сокджин больше не существует в этом мире. Для него все стало таким неясным и грубым. Резким, неприятным и ненужным. Он держит в руках первый конверт, который Тэхен дал ему лично еще при первом разговоре и читает как инструкцию. Как Тэхен велел, читает письмо. Каждый пункт, написанный синей гелевой ручкой, расплывается перед глазами, но он все равно читает. «Будь для него опорой. Ты знаешь его точно так же, как я, так что будь начеку. Я уверен, у тебя все получится». *** Тэхен напевает песенку из детского мультфильма, который они смотрели с ним пару недель назад и разрывает картонные упаковки таблеток, потому что руки дрожат, но он не хочет об этом думать. Легче видеть в себе силу и веру в лучшее, чем боль и страх. Общественный туалет в кафетерии рядом с медцентром станет его последним пунктом перед тем, как остаться с ним навсегда. Он складывает каждую овальную капсулу на своей ладони аккуратно, словно делает что-то совершенно обычное. Моет посуду, или чистит обувь перед прогулкой. Расправляет помятые джинсы на дрожащих коленях и делает глубокий рваный вдох. Тэхен поправляет белоснежные пряди волос за ухо и неуверенно подносит ладонь ко рту. В глазах потемнело от страха, и сухость неприятно кольнула горло. …Чонгук стонет его имя громко, царапает плечи и целуется жарко, требуя еще. Он скользит ладошками по ковру и выгибается, смеется и рычит. Получается смешно и возбуждающе. Он держит его за руку и жмурится при виде солнца, радуясь тому, что, наконец, на свободе. Чонгук плачет, тихо, почти неслышно просит Тэхена сбежать с ним из больницы и чешет маленькие синие точки на запястьях. Прижимает к лицу его ладонь и засыпает совершенно безжизненный, побледневший. Хватается мокрыми руками за Тэхена и жадно глотает теплый комнатный воздух посиневшими от холода губами, пока тот набирает номер скорой помощи. Вокруг пахнет хлоркой и страхом. Чонгук прижимается к Тэхену спиной и рассказывает о ядовитых медузах, зарываясь пальцами ног в мокрый песок. Он каждую ночь крепко обнимает старшего и утыкается носом в его волосы, потому что страшно боится проснуться один. Уговаривает своих родителей пустить их с Тэхеном к брату на каникулы, аргументируя все тем, что совсем устал от сухого воздуха и пыльных дорог. Плачет несколько дней подряд и жалуется Сокджину, что Тэхен тоже против. Он целует его в щеку, прежде чем заявиться на обследование к врачу и теряет там сознание. Смеется, брызгая Тэхена минеральной водой, и мечтает поплавать в голубом, наполненным солнечным блеском океане. Приходит к Тэхену домой и переворачивает в его комнате абсолютно все, за несколько часов так и не оторвавшись от детских сказок, пока Тэхен не целует его в шею и клянется быть с ним всегда. Чонгук заставляет Тэхена улыбаться и петь дурацкие песни, пока они гуляют в парке холодной осенью. Они безнадежно влюбленные дети. Только Ким чуть старше. Он знакомится с ним совершенно неожиданно, когда впервые за некоторое время чувствует такую сильную боль в груди и жжение в голове, словно кости наливаются ядом. Шепчет «помогите» и теряет сознание, ухватившись напоследок за рукав куртки пока еще незнакомца… «Я люблю тебя, Тэхен». Это останется с ним навсегда. Таблетки начинают растворяться во рту, сводят спазмом и горечью вкусовые рецепторы. Тэхен делает несколько глотков воды и сразу же набирает «911». Он хватается за ручку двери, потому что резкая боль в голове заставляет съехать с крышки унитаза и крепко стиснуть зубы. Картонные коробки падают на пол, а остальные таблетки, словно мячики, звонко отскакивают от тонкого кафеля и рассыпаются за унитазом. - Служба спасения «девять один-один», что у вас случилось? – Строгий, но в то же время мягкий голос девушки доносится противным эхом (скорей всего из-за шока), но Тэхен отвечает. - Попытка совершить самоубийство. – Челка прилипает ко лбу из-за пота. - Кто жертва? – Быстрое раздражающее клацанье клавиатуры разбавляло тишину, и Тэхен сделал глубокий вдох, прежде чем ответить. - Я. Пульсирующая боль пропитала каждую клетку тела, каждый нерв и даже сухожилия. Тэхен попытался выйти из кабинки на ногах, но почувствовал резкий удар в поясницу и спустился на колени, добираясь к выходу ползком. Ему казалось, будто ребра ломаются и трещат как сухие ветки, прорезая грудную клетку, впиваясь в легкие, сжимая их до онемения. Он не выдержал и вскрикнул, когда от боли зазвенело в ушах, а в горле запекло так, словно в него вылили раскаленную добела сталь, прожигающую желудок. Он прикусил губу и заерзал ногами по кафелю, рассматривая на потолке одинокую лампочку, яркий свет которой раздражал слизистую глаз, но отвлекал от острой боли в животе. Блестящие дорожки слез тянулись вниз к шее, огибая опухшие мешки под глазами Тэхена. Он больше всего на свете хотел услышать сейчас голос Чонгука, потому что ему было очень страшно и невыносимо больно. Поэтому он достал телефон и дрожащим пальцем еле попал по иконке с изображением и маленьким треугольничком сбоку. Губы растянулись в улыбке, когда Тэхен услышал радостный смех младшего. Они снимали это ночью, на какой-то праздник, когда небо разрезали яркие вспышки колючего света фейерверков. Чонгук был очень счастлив. «Пожалуйста, улыбайся», думает Тэхен и расслабляет руку, выпуская из рук телефон. Холодные пальцы соскользнули с его бедра и глухо ударились об кафель. *** “Mew – Symmetry” Чонгуку становится совсем холодно, и он закрывает окно, поправляя рукава вязаного пуловера. Сердце вдруг бешено заколотилось, когда в соседней комнате прозвучал долгий противный писк пейджера. Он сорвался с места, совершенно наплевав на кулинарную передачу, нудно затянувшуюся уже на несколько часов, и крепко сжал в ладошке маленький черный прибор. Входная дверь громко закрылась, и Чонгук заулыбался, подумав, что это Тэхен, потому что он скучал по нему с самого утра. Он готов был кричать на весь дом от радости и визжать, словно маленькая девочка, обниматься и целоваться, как в последний раз. Что-то тревожило его душу, вибрировало в груди, опасно царапая горло, словно предупреждая о чем-то страшном, но ему было слишком хорошо для того, чтобы заниматься психоанализом. Мягкая высокая тень опустилась на ковер спальни, пол скрипнул под тяжестью чужого тела. - Джин-хен, - младший не ожидал увидеть его здесь сегодня, поэтому на секунду очнулся от душещипательной радости, - прости за комнату…. Мы уберем позже. – Парень виновато поджал губы и затрепетал ресницами, уставившись на пейджер, который все еще издавал противный звук. - Собирайся, Чонгук-и. – Что-то в нем было разрушительное и наполненное до краев болью, но младший был слишком счастлив, чтобы понять это. В больнице с его лица не сходила улыбка даже тогда, когда он прошел рядом с кушеткой, где лежал его донор, и внезапно почувствовал какой-то резкий укол боли в груди; даже тогда, когда лег на соседнюю кушетку, окруженную приборами, под свет громоздкой лампы. Чонгук хотел спросить у врача, что случилось с этим человеком, просто из любопытства, но губы почему-то не двигались. Бледная, словно восковая кисть руки торчала из-под ярко-голубого одеяла, которое легко ложилось на колени и хрупкие плечи незнакомца. Чонгук уловил еле слышный знакомый запах и нервно затеребил пальцами ног. Это казалось каким-то туманным и непонятным, тревожным сном. Ему сложно было перестать думать, хотя его настоятельно попросили расслабиться. Джин шагнул назад спиной в коридор и поправил на плечах посеревший от времени халат, когда Чонгук чуть улыбнулся, поежившись от противного холода. Пока его тело расслаблялось от сильнодействующего наркоза, плавно проходящего по его венам покалывающими волнами, его сердце тревожно билось несколько раз в секунду, и он не мог понять из-за чего: то ли из-за страха перед операцией, то ли из-за какой-то непонятной сырости, повисшей вокруг него, как только зазвенел пейджер. Чонгук считал до десяти в обратном порядке и остановился где-то на цифре три, прежде чем крепко уснул, разжимая в пальцах теплую ткань простыни. Он четко ощущал чужие прикосновения на своем теле еще несколько секунд, но потом выдохнул последний раз перед тем, как кто-то поправил на его лице маску и провел прохладным влажным ватным тампоном по груди, жгущим под собой кожу. Сокджин очень сильно переживал. Он вспомнил, как впервые услышал от мамы ужасный диагноз своего двоюродного брата и расплакался, ведь ему немыслимо было подумать, что он так далеко и у них так мало времени на то, чтобы сделать приятные воспоминания, которые будут перевешивать в конечном итоге ту боль, что приносит болезнь. Вспомнил, сидя на жестком пластмассовом стуле в зале ожидания, как был рад узнать, что у Чонгука появился друг. Тэхен нравился Джину как человек, потому что его самоотверженность и сострадание к Чонгуку трогало его до глубины души. Они всегда казались одним целым, когда только не посмотри. Тэхен прикасался к нему с такой нежностью и заботой, что невольно хотелось брать в руки блокнот и записывать. Джин знал, что такая любовь встречается крайне редко и искренне радовался за своего брата. Он вспомнил, вздрагивая от холода, и съезжая по спинке стула вниз, как Чонгук сиял рядом с Тэхеном. Как он переживал и успокаивался только от одного его присутствия. Сокджину было страшно, что он потеряет его на хирургическом столе или, что он может сильно обозлиться и наделать глупостей, когда узнает правду. Он боялся увидеть его боль, боялся, что не сможет ему помочь так, как помогал Тэхен. Мама Чонгука должна была появиться в больнице через пару часов, и он просто не представлял, как объяснит ей, почему Тэхена нет рядом, когда он так нужен. Он сжимает в руках письмо-инструкцию и еще раз читает, потому что слова, написанные парнем, младше Джина на несколько лет, успокаивали его, как ничто на свете. Несколько часов подряд он пил крепкий кофе и листал совместные фотографии этих двоих на телефоне младшего. Джин должен был развлечь себя как-то до приезда тети, чтобы не сойти с ума окончательно. Вся память была забита сотнями фотографий, где Тэхен просто сидит в домашней футболке и белых рваных шортах, внимательно вчитываясь в каждое слово на пожелтевших страницах книг фантастики современного, никому не известного американского писателя. Где-то в каком-то музее, где он с интересом осматривал железные монеты под плотным глянцевым стеклом, широко раскрывая рот от удивления. Чонгук рассказывал брату по телефону, что у него есть такая дурацкая привычка: «зависать», словно старенький телефон на несколько секунд с открытым ртом и пустыми, переливающимися на свету матовым блеском глазами. Фото их сплетенных между собой пальцев на грубой ткани светло-голубых джинс. Стоящих в обнимку возле короткого железного выступа на крыше заброшенного дома. И фото Тэхена при яркой вспышке с блестящими щеками, в бежевой куртке и тонкими стеблями полевых цветов. Человек, который был старше Чонгука на шесть лет, не мог представить, как он сможет перенести такую боль в свои-то двадцать два. Джин готов был сделать для него все, что угодно, лишь бы тот не сломался. Он бы переехал назад в Корею, отказавшись от повышения. Он бы постарался помочь ему, но слишком сильно боялся, что тот не справится. Парень очнулся, потирая онемевшую щеку холодной ладонью, когда мама Чонгука вскочила с места, провожая врача обеспокоенным взглядом. - Не волнуйтесь, - улыбнулся Джин, - все будет хорошо. Хрупкая маленькая черноволосая женщина трудно выдохнула и крепко сжала своими сухими пальцами его запястье. Чонгук унаследовал от мамы буйный характер и круглые угольные понимающие глаза. Мир его старшего брата переворачивался с ног на голову уже несколько дней подряд. Тетя расслабилась только тогда, когда прямиком из операционной вышел доктор, поддевая маску пальцем и сказал такие ожидаемые этими двумя слова: «операция прошла удачно». Мама сделала глубокий вдох и обняла своего племянника за плечи. Для нее все закончилось именно сейчас, а для Джина испытания только начинались. “Loscil – Motoc” Несколько недель пока Чонгук наблюдался в больнице после такой сложной операции, он не осмеливался зайти к нему в палату. Дрожащими пальцами держал конверт, криво подписанный самим Тэхеном, и представлял, как отдаст его в руки своему неокрепшему умом брату. Он просто не хотел подвергать его такой боли, не хотел, чтобы он узнал в таком раннем возрасте, что такое потеря. Джин еще раз сделал вывод, что он всегда прав, когда увидел в зеркале испуганный озлобленный взгляд своего брата, похудевшего за время пребывания в больнице на пару килограмм, из-за чего его щеки превратились в посеревшие ямочки, и повернул руль автомобиля направо, нервно постукивая пальцами по кожаной вставке. Небо пронзало серыми тучами – давящими полосками, наполняющимися морозной чернотой. - Почему ты не навестил меня ни разу? – Глаза Чонгука теплые и мокрые, ему почему-то страшно, ведь Джин молчит. Капли дождя звонко бьют по стеклу и сбегают вниз тонкими кривыми линиями. - Чонгук-и, - его голос хрипит – так долго он не мог произнести ни слова, - у меня были кое-какие дела, прости. – Джин врет, и ему очень стыдно, но младший верит, потому что видит в глазах брата искренне раскаяние. – Как ты себя чувствуешь? - Физически – превосходно. - А морально? – Он внимательно следил за дорогой и совершенно не спешил домой, потому что был уверен, что Чон взбесится и начнет задавать вопросы. Рано или поздно точно захочет узнать, где тот, с кем бы его душа не чувствовала сейчас себя такой одинокой. - Словно меня убили. – Он касается ладошкой горла и проводит по коже пальцами вниз. – Несколько раз. Тишина вваливается в салон авто тяжело и натянуто, словно накаляясь и раздражает Чонгука до ужаса. Так непривычно, и не потому что теперь у него другое сердце, нет, наоборот – оно кажется таким родным, словно и не было этой операции. Ему не по себе из-за ощущения себя каким-то маленьким и беспомощным. Чонгуку явно чего-то не хватало, за этим горьким молчанием крылось что-то пугающее, он чувствовал. Люди вокруг казались такими беспечными и несуразными. Они по-разному смотрели на мир и делали свои выводы, точно отличающиеся от выводов других людей, абсолютно чужих для них. Но одинаково просто относились к своей жизни, словно она что-то похожее на судоку или маленький волшебный лабиринт, закрытый под прозрачной крышкой мыльных пузырей. Они, будто крошечные шарики, быстро и легко проскальзывающие в эти отверстия, иногда застревающие в самом начале лабиринта. Люди недоумевают, почему некоторые тратят свое время на депрессию или страдания, потому что им намного проще воспринимать все, что есть у них как подарки с небес, как должное. Именно поэтому они не ценят жизнь и это драгоценное время, растрачивая его на формальности и автоматизм, которому обучают следующее поколение для того чтобы мечты оставались всего лишь мечтами. - Сокджин-хен, - голос Чонгука задрожал, когда они вышли на улицу, остановившись прямо перед домом брата, - я же вижу, ты хочешь что-то сказать. – Он запнулся всего на секунду, рассматривая асфальт так тщательно, что в глазах аж потемнело, но все равно не смог ничего сказать, лишь поглаживая пальцами бумажный конверт, спрятанный в карман куртки не так давно. – Хен! Хватит молчать! – Чонгук дернул того за рукав и крикнул очень громко, крепко сжимая руки в кулаки. - Чонгук, я…. – Он хотел бы оправдаться, но все еще не знал, как начать этот дурацкий разговор. Не удивительно, что младший злился: Тэхен ни разу за несколько недель не появился в больнице. Джин прикусил нижнюю губу и шагнул навстречу брату, несколько раз проматерившись про себя на английском. Его глаза потускнели, покрылись блестящей дымкой и выжидающе уставились на Джина. Уголки рта задрожали, а морщинка на лбу стала еще глубже, делая его на несколько лет старше. В груди Чона все судорожно сжималось и рвалось, как тугие ребристые струны гитары. Джин протянул ему чуть помятый теплый конверт и шумно сглотнул, осторожно поглядывая на него наполненной слезами парой шоколадных глаз. Дыхание словно затвердело и прожгло в груди дырку – так Чонгуку было страшно узнать, что в этом конверте. По коленкам прошла мелкая дрожь, когда он увидел написанное на бумаге неровным почерком его собственное имя. “Juri Butkovski – Hoppipolla” «Ты должен понять, что я не мог поступить иначе. Это подарок за твою любовь. Я знаю, ты посчитаешь меня конченным эгоистом, но я понимаю тебя. Это нормально. Помнишь, ты говорил, как боишься прожить на день меньше или больше, чем я? Теперь тебе не стоит переживать по этому поводу. Мы умрем в один день, как ты и хотел. В одну и ту же секунду, в один и тот же миг, Чонгук. Могу ли я попросить тебя об услуге? (Я знаю, что не заслужил, но пожалуйста.) Не делай глупостей. Ради мамы, ради Джина, прошу тебя. Я знаю тебя слишком хорошо, поэтому если ты будешь упрямиться, Джин будет рядом ровно столько, сколько тебе потребуется. Ты сильный, поэтому не ври хотя бы самому себе, что не справишься. По крайней мере, знай, что я верю в тебя. Позаботься о нем, Чонгук-и. Оно теперь твое и бьется только для тебя одного, так было всегда. Так было постоянно. Каждый раз, когда тебе будет страшно или грустно, вспоминай, что я с тобой, в прямом смысле этого слова. По крайней мере, часть меня останется с тобой навсегда. Навсегда, понимаешь? И это не пустые слова, а настоящая реальность. Мое сердце бьется только для тебя одного. Не забывай об этом. Я люблю тебя, Чонгук-и. Я так сильно тебя люблю». На секунду ему показалось, что все вокруг рассыпалось крупицами мелкого зерна, раскрошилось, расслоилось на тонкие пластины и замертво рухнуло на землю, оставляя от себя лишь дымку серой пыли, на несколько секунд зависшую в воздухе пушистым облаком. В груди все затвердело, замерло и тоскливо напряглось. Чонгук очнулся лишь тогда, когда сильно ударился локтем об груду камней, свалившуюся на землю под тупым углом, соскользнув с нее резко и неожиданно. До океана всего пару десятков метров, но ему кажется, что голубые волны, которые так тянулись к нему блестящей пеной, шумно покрывающей собой кремовый берег, находятся невыносимо далеко, почти на краю света или даже в другой Вселенной. - Чонгук! Стой! – Джин знал, что так будет. Знал, что он испугается и поэтому нисколько не удивился, когда услышал пронзительный крик, разрывающий Чонгуку изнутри глубокими толстыми полосками горло, царапающий легкие, но все равно вздрогнул, на секунду останавливаясь возле маленькой железной калитки. - Не подходи, Джин! – Чонгук почувствовал укол тупой ноющей боли, сводящий спазмом в груди и уставился на него пульсирующими страхом глазами, черными, словно ночное небо, разбухающее грозовыми тучами в свирепую бурю. Задрожал, крепко сжимая руки в кулаки, беспомощно рухнув на ледяной колючий берег. Ему казалось, будто по венам протекала кипящая жгучая сталь, не смотря на то, что его ноги касались холодных шелковых волн, а волосы и одежда испачкались в мокрый вязкий песок. – Не трогай меня! Чонгук дрожал, напрягая мышцы до передела, и кричал громко, больно и хрипло, царапая ногтями свои острые плечи, пытаясь выбраться из плена сильных рук брата. - Ты заболеешь, - он произносит слишком тихо, неуверенно, а тот все равно не может расслабиться, срывая голос к чертям, и ерзает ногами по воде, - Он не для себя это сделал. Джину больно, хотя он понимает, что Чонгуку в невероятное количество раз больнее, и именно поэтому не оставляет его одного, пытается вытащить из воды, крепко сжимая его хрупкие запястья. Он упрямый и безумно вспыльчивый, из-за чего до сих пор не может принять происходящее должным образом. Горячие слезы стекали по холодным щекам младшего, противно стягивали и щипали кожу. Он обнял Джина, стискивая в ладонях грубую ткань мокрой куртки, и подтянул колени ближе к груди, ощущая себя совершенно больным и разбитым. Боль постепенно перерастала в безмолвную тоску, медленно испепеляющую рваные душевные раны, но Чонгук все равно не мог пошевелиться без особой горькой тошноты, застрявшей в желудке железным комом, прижимаясь к Джину так, что аж кости хрустели. *** “My Darkest Days – I Can’t Forget You” Мягкие ночные волны тихо грустили вместе с Чонгуком, разливались медленно и плавно, блестели под ярким светом луны и приносили с собой прохладный свежий воздух. Он сидит почти на берегу, перебирая пальцами сухой бархатный песок, в который раз убеждаясь, что вода пахнет. Пахнет чем-то успокаивающим, приятным и сладким. Пахнет свободой и счастьем, неистовым счастьем, возникающим в груди так резко и рвано, создавая впечатление некой неопределенности. Чонгук больше не плачет. Глаза горят дикой усталостью, а колени сводит от холода. Джин спускается к нему каждый раз, когда плед сдувается ветром с его плеч, расцарапанных и худощавых. Он не возражает – Чонгук наотрез отказался уходить с пляжа, поэтому он оставил его в одиночестве именно тогда, когда стало понятно, что он оправился от шока. В руках помятое письмо, а на горизонте кромешная темнота. Черные волокнистые тучи кутали собой круглую яркую луну и мигающие белым светом волны тихого океана. Чонгук не знал, как жить за пределами этого маленького пейзажного мира, который стал его последним воспоминанием о Тэхене. Он не знал, он просто не понимал. Все, о чем Чонгуку было приятно и одновременно больно думать – это теплые понимающие глаза, заботливые руки, счастливая квадратная улыбка и очень тяжелый грубый бас его навсегда запечатленного на сердце Тэхена. Он даже улыбнулся, вспоминая, как тревожился из-за каких-то мелочей, разговаривая с ним по телефону. Ему безумно не хотелось так жить, но он не имел права так легко сдаваться. Чонгук верил, что Тэхен взаправду где-то там – спрятался в его голове и не выходит. Выдыхает прерывисто и прикладывает ледяную ладонь к груди, впиваясь дрожащими пальцами в кожу. - Я скучаю, Тэхен-а. – Чонгук произносит шепотом в звенящую пустоту, чувствуя, как больно бьется их общее сердце. Теперь он чувствует себя абсолютно симметричным, наполненным трепетной заботой и теплой, адресованной совершенно ему одному нежностью.