***
Рагнар возвращается из Мерсии победителем. Он веселится и язвит как обычно, но Ательстан видит, как Рагнар напряжен почти каждую секунду. Он думает рассказать Рагнару обо всём, что случилось за время его отсутствия, но потом Рагнар ловит его взгляд в середине празднования, и Ательстан подходит сразу, без раздумий. Рагнар смеется и шутит, потому что не знает, как разговаривать с Ательстаном о Торстейне, что сказать, что спросить. Поэтому он говорит первое, что приходит на ум, то, что показалось ему очевидным, едва он заметил, на кого Ательстан поглядывает весь вечер. Рагнар не спрашивает, просто констатирует. - Между тобой и этой девчонкой что-то есть. - Да, - моментально отвечает Ательстан, как будто даже с вызовом, и Рагнар смеется. Он трет глаза пальцами, и Ательстан смотрит на него через плечо. Нелепый английский шлем смотрится на Рагнаре до невозможного глупо, как насмешка над войной – этой и всякой другой. Сейчас Ательстан очень рад тому факту, что между ним и Рагнаром есть каменная колонна и деревянная перегородка балкона. - Это хорошо, - говорит, наконец, Рагнар, глядя в лицо Ательстана. – Я еще не решил, почему и как именно, но это хорошо. Ательстана словно ударяет молнией в затылок, когда Рагнар протягивает руку сквозь брусья перегородки и незаметно ото всех касается пальцами его шеи. Ательстан изо всех сил в упор смотрит на Джудит и молится всем богам о том, чтобы она заметила его взгляд и подошла. И забрала бы его. И увела бы отсюда, от Рагнара, иначе он не сможет… просто не сможет уйти сам, как не умел никогда. Он слегка отодвигается, чтобы Рагнар не мог делать того, что делает, и оставаться при этом незамеченным. На это легкое движение Рагнар фыркает и морщится, и в выражении его лица может быть прочитан абсолютно любой контекст: недовольство, раздражение, сарказм, веселье, одобрение, желание, злость… Ательстан по привычке смущенно опускает глаза в пол, а потом хочет спросить Рагнара о том, как умер Торстейн, потому что от души порыдать сейчас для Ательстана куда полезнее, чем всё это, но он не успевает, потому что Рагнар заговаривает первым. - Вижу, ты тут без меня не скучал. Ательстан сжимает зубы, слыша в интонациях всё те же значения, что и в выражении лица. - Скучать было некогда. Со всеми этими посевами, кровавыми жертвоприношениями Фрейру, римской ванной Эгберта… Ательстана перебивает тихий смех из-за плеча. Рагнар прикрывает рот ладонью и пытается затолкать рвущийся из груди воздух назад в глотку, но удаётся ему плохо. Рагнар очень заразительно смеется. - Да-а, ванна у Эгберта что надо. Я по возвращению туда первым делом заглянул и теперь благоухаю как сады Фрейи! Ательстан подхватывает смех и окончательно отвлекается от попыток поймать взгляд Джудит, в последний миг просто плюнув на всё. Смотреть на Рагнара и слушать его – это единственное, чего ему сейчас по-настоящему хочется. Он представляет Рагнара в ванне, представляет себя рядом с Рагнаром, теплую воду и вино… У Ательстана кружится голова, и он крепче сжимает пальцы на своих предплечьях. - Сам ходил? – зачем-то спрашивает Ательстан, всё еще пытаясь совладать с равновесием. Рагнар смотрит на него исподлобья, сверкает зубами и проводит по ним языком, тихо причмокнув. - Сам. А ты? Что ж, этот вопрос вполне ожидаем, но от этого не становится менее внезапным. Ательстан моргает, посмотрев в пол, и снова поднимает взгляд на Рагнара. - А я нет, - отвечает он, чувствуя себя ребенком. Рагнар молча ждет продолжения рассказа, и Ательстан выдает всё, как на духу: - Я с Джудит и Эгберт с Лагертой. Лицо Рагнара не меняется, и это настораживает Ательстана еще сильнее, чем обычные недовольные кривляния. - Что было? – спрашивает Рагнар. - Было всё. Дальше ему остаётся только ждать реакции. Что Рагнар пойдёт и проломит череп Эгберту. Или сначала воткнёт Ательстану топор прямо в башку. Но ничего не происходит. Рагнар просто молча сидит на корточках и смотрит куда-то перед собой. Ательстан тянется к нему, но в последний миг останавливается, и его пальцы, так и не коснувшсь руки Рагнара, замирают на деревянной поверхности брусьев между ними. - Идем со мной, - вдруг говорит Рагнар, поднимаясь на ноги и, не дожидаясь Ательстана, направляется к выходу из зала. Ательстан стоит еще несколько мгновений, а потом идёт следом.***
Рагнару Эгберт отвел поистине королевские покои. Ательстан впервые был в этой части замка, и когда за его спиной закрывается с тихим лязгом дверь, он чувствует пристальный взгляд своим затылком. Он медленно оборачивается и успевает заметить, как Рагнар за его плечом закрывает двери на засов, а потом начинает расплетать ремни на своей одежде. Глупый шлем, с которым Рагнар так и ушел с пиршества, теперь валяется у изножья кровати, и Ательстан мимоходом думает, что надо бы затолкать его куда-нибудь, чтобы случайно не пораниться босыми стопами. В этот миг Рагнар стягивает рубаху, оставаясь в одних сапогах и штанах с полураспущенными завязками. Он не просит Ательстана раздеться, как делал это всегда, он не идет к нему и не протягивает руки. Расправившись с обувью и остатками одежды, Рагнар стоит и смотрит на полностью одетого Ательстана, потом делает шаг, еще один, огибая застывшую посреди комнаты фигуру, в направлении кровати. Ательстан ловит его за плечо, когда Рагнар уже почти исчезает из поля зрения, поворачивается к нему и поворачивает Рагнара, тянет на себя, вдавливает пальцы в плечо еще сильнее и смотрит на покрывшуюся коркой рану на животе. - Старею, - хрипит Рагнар, глядя на то, как Ательстан касается его пореза, его живота. Тогда Ательстан не выдерживает и дергает его на себя, вжимаясь всеми ремнями и пряжками в обнаженное горячее тело Рагнара, толкает язык в его рот, проводит ногтями по ёжику волос и бритому затылку, по скулам и подбородку, путаясь пальцами в жесткой бороде. - Ты не угадал, - почти шипит Ательстан ему в губы, - я скучал. Я скучал сильнее, чем ты можешь себе представить, Рагнар. Он обхватывает Ательстана за шею одной рукой, прижимаясь лбом ко лбу, но так и не коснувшись одежды, не дав ни одного намека. Он закрывает глаза и шепчет так горячо и дико, что у Ательстана болью скручивает низ живота. - Докажешь… - сбивчиво бормочет Рагнар. – Докажи мне… Я хочу, чтобы ты взял меня. Так, как её… Не так, как её… Так, как хотел бы – меня… Ательстан замирает и свкозь расползающиеся лучи света всматривается в лицо Рагнара, вслушивается в его хрипящее дыхание, не веря тому, что слышит, но Рагнар тянет его на себя, ступая спиной к кровати, и Ательстан валит его на покрывала, подтягивает выше, молниеносно распускает штаны, наблюдая за тем, как Рагнар перед ним – под ним – лежит, поджав ноги, разведя бедра. А потом Рагнар берет в руки его ладонь и подносит к своему лицу, дует на шрам и проводит языком от запястья, проходится между пальцами и влажно обхватывает губами. Ательстан словно несётся вниз по крутому склону, у него захватывает дух и мгновенно пропадают связные мысли. Он опускается и вбирает в рот член Рагнара, продолжая выпутываться из одежды, но когда Рагнар подхватывает себя под колени, Ательстан уже мало что способен делать своими руками и пальцами, мокрыми от слюны Рагнара, кроме как трогать, гладить и разминать. Он бы сейчас сильно покривил душой, если бы сказал, что никогда не думал об этом, что никогда не представлял себе этого момента. - Больно будет, - говорит Ательстан почти испуганно, покрывая поцелуями дрожащий живот вокруг раны. Рагнар фыркает, и мышцы на его животе дергаются резче. Ательстан смотрит в глаза и понимает, что уж такую боль Рагнар выдержит, и бровью не поведя. Тогда Ательстан, словно обретя в эту секунду в голове всю ясность, на которую способен, с осознанием, полным воодушевления, страсти, заботы и всех чувств на свете, щедро плюёт на ладонь, размазывает слюну по члену и входит. Ательстану жарко, потому что его окутывает волнами горячего воздуха, потому что Ательстан так и не снял с себя всей одежды, потому что Рагнар обнимает его ногами, вжимая в себя до хруста в ребрах, потому что Ательстану хорошо до боли. Он толкается глубже, понемногу, подбадриваемый давлением пяток на своей пояснице, целует Рагнара беспрерывно, отвлекаясь только для того, чтобы глотнуть воздуха или выстонать что-то более-менее членораздельное. Значение того, что происходит, доберется до него чуть позже, когда они вернутся на праздник и снова возьмутся плести свои интриги с королями, принцами и принцессами. Сейчас он просто действует по велению своего тела и глаз напротив, и языка в его рту, и пяток на пояснице. Когда Ательстан чувствует, что член свободно входит до лобка, практически не встречая сопротивления, он переворачивает Рагнара на живот и приподнимает его бедра, чтобы Рагнар не тёрся раной о ткань. - Так нормально? – спрашивает он. – Порез твой не разворочаем? - Мне всё равно, - нетерпеливо рычит Рагнар, повыше вздергивая зад. – Давай. Ательстан снова плюет в ладонь и на всякий случай пускает струйку слюны между ягодиц Рагнара, входит плавно, до конца, а потом - «даёт». Он берёт его быстро и ритмично: так, как это делал много раз сам Рагнар – с ним. Нет, Ательстан ни за что не стал бы делать ничего подобного с Джудит. С Джудит всё… иначе. Проще, спокойнее. Ленивее. Рагнар мычит в сгиб локтя и, не глядя, хватает второй рукой бедро Ательстана. - Возьми мой член в руку, - неразборчиво говорит Рагнар, но Ательстан его слышит. Он запускает ладонь под живот, обхватывает и легко сжимает. Он не дрочит, не гладит пальцем головку, только сжимает, как и просил Рагнар – «возьми». Скорость, с которой Ательстан с громкими шлепками вгоняет в Рагнара член по самые яйца, не предусматривает параллельной работы рукой, иначе Ательстан рисковал бы оторвать хозяйство Рагнара к чертовой матери. Он чувствует, как бедро, все ещё сжатое в стальной хватке, начинает неметь. Ательстану хорошо. Больно. Хорошо! Больно! Рагнар кончает без предупреждения, не издав никаких опознавательных звуков, кроме прежнего стона в сгиб локтя. Единственное, что его выдает, кроме пульсирующего члена в руке Ательстана, – это натянувшиеся мышцы под кожей на плечах и спине. Еще, может, пальцы на бедре впиваются чуть сильнее, но Ательстан едва ли замечает это, потому что, кажется, на этом месте уже наливается гематома. Ательстан продолжает двигаться, аккуратнее, медленнее. Рагнар упал животом на кровать и, по всей видимости, подниматься не собирается. - Рагнар, - замерев на секунду, зовет Ательстан, и тогда Рагнар оборачивается и тянет его за шею на себя, целует честно и как-то самозабвенно, так, что у Ательстана поджимаются пальцы на ногах, а под закрытыми веками рассыпаются звёзды. Удовольствие стекает от затылка вдоль позвоночника, между ягодиц – прямо в яйца. Он выходит в последний момент, и семя забрызгивает бедра Рагнара. Рагнар чувствует, как напрягается Ательстан всем телом, как мучительно хрипит и давит в груди вой. Он тянет Ательстана на себя, подгребает под бок, поворачивая лицом к себе и закидывая ногу на потное бедро. Ательстан шипит и жалуется на «чьи-то железные пальцы, которые чуть не переломали ему кость». Рагнар смеется Ательстану в губы и вдруг слишком серьезно говорит: - Я хочу тебе кое-что рассказать, Ательстан. Так уж получилось, что боги – все боги: твои, мои, их, наши – все – пересекли две дороги. Не знаю, должно ли было так случиться, или это всего лишь проклятие на нашу голову, но кто я такой, чтобы судить о судьбе? Вообще-то, ты делаешь меня больше, чем весь наш маленький промозглый мирок. Ты как предел между тьмой и светом и открываешься - только мне. Ты отдал мне право решать, позволять ли другим заглянуть в этот чистый мир или нет. Не представляю, чем заслужил тебя. То, что ты сделал, пока меня не было… Я не знаю, как, не понимаю… Но ты, Ательстан, ты предчувствуешь всё, что мне необходимо, ты знаешь все мои цели и слабости, наверное, еще до того, как я сам их в себе обнаружу. Я давно уже вручил тебе самое опасное оружие - правду. Я никогда не лгал тебе. Я просто не могу, не умею притворяться – перед тобой. Я пытался раньше, хотел выглядеть властным и всесильным, но ты... Тебе же было плевать. Тебе всегда плевать на такие мелочи. Ты другой. Ты слишком чист, чтобы подчиняться. Ты ведь никому не подчиняешься. Ты сам подчиняешь – королей. Ты хочешь преклонять свои колени лишь перед богами, но смотри, - Рагнар снова звонко смеется, но теперь совершенно обреченным смехом, и обводит рукой комнату, будто весь мир сейчас уместился в ней одной: – это боги склоняются пред тобой. Это они заключают мир во славу твою, потому что ты любишь их всех. Страдающий. Ты покорил всех богов кровью своего сердца. Ательстан притягивает Рагнара к себе, позволяя ему вжаться лицом в свою грудь, горячо и сбито дышать куда-то в солнечное сплетение, каждым выдохом вгоняя ядовитые ножи – прямиком в сердце. Ательстан старается не думать о том, что неверность Джудит сыграет на руку и Эгберту, и Рагнару, когда они возьмутся делить Мерсию между собой или строить козни друг против друга. Не думает он и том, что произошло с Рагнаром в походе, что сказали ему соратники о смерти Торстейна, который бился и умер за чужую мечту в чужой земле. Он гладит Рагнара по голове и спине, не в силах унять боль в висках и жжение под веками. Посмотри на него, Ательстан. Вот что ты делаешь с ним. Всё это - ты, и однажды ты сделаешь из него грёбанного святого-великомученика, а ведь это Рагнар. Это чёртов Рагнар Лотброк, гроза всех викингов на сотни лет до и после. - Мы так и не поговорили о Торстейне, - тихо выдыхает Ательстан, стараясь в шёпоте спрятать свою тоску. - Он бился как доблестный бог Тюр. И пал на поле боя - с кинжалом в своей единственной руке и в сердце сакса, - отвечает Рагнар, все еще уткнувшись лицом Ательстану в грудь. Мышцы на его спине напряженно перекатываются под руками Ательстана, и следующие слова застают его врасплох: - Но все печали пройдут, Ательстан. И в этот миг, финальный и безальтернативный, когда Рагнар вдруг цитирует строку из Библии, чтобы утешить его скорбь, Ательстан раз и навсегда понимает, что его душа теперь принадлежит другому человеку. Вся она окончательно впиталась в Рагнара, переплавилась в нём во что-то сильное и страшное. Во что-то, что будет существовать до конца вечности. И Ательстан сгорит в геенне еще при жизни, потому что нет большего греха, чем добровольно отдать свою душу дьяволу в обмен на его любовь.