Devil Takes Care of His Own

Блэкволл встал на колени. Он отдал свои меч и щит Логейну, и Логейн положил их на прогнившие рыбацкие сети, сваленные прежними обитателями пещеры у стены. Хоук и эльф, представившийся Соласом, сели у огня, глазея на Стражей и Блэкволла, но Каллиан велела им уйти: — Ритуал посвящения могут видеть только Стражи, — жестко сказала она. — И только Стражи его увидят. — Как угодно, — фыркнула Хоук. — Мой младший брат — Страж. Я и так знаю об Ордене больше, чем, если верить его словам, половина Вейсхаупта. Стражи не больно-то интересуются своей историей, не так ли? — Маленький Карвер? — небрежно протянула Каллиан. — Надо будет поговорить с ним, когда все закончится. Как следует поговорить. — Эй, — забеспокоилась Хоук, — вы ведь не накажете его? Я сказала только для красного словца, на самом деле Карвер не особо много мне рассказывал. Я же магичка, он терпеть не может магичек, можете его самого спросить... Каллиан не ответила. Она смотрела на Соласа, который поднялся на ноги, легко опираясь на посох, и уже пробирался к выходу. — А ты разве не будешь возражать и пререкаться, знаток Кун? — с насмешкой спросила Каллиан. — Ты похож на эльфа который будет до посинения спорить со слугами о правильной порке, и с палачом — о том, какого размера петля подойдет тонкой шее нашей сестры. — Ма нувейнин, — безмятежно отозвался Солас. — Ты имеешь право хранить секреты своего Ордена в тайне. А я — уважать твои тайны. — Ты долиец? — спросила Каллиан, наклоняя голову на бок. Ее пальцы тем временем уже распечатали филактерию с моровой кровью и вытряхивали ее, порядочно загустевшую, в пожелтевший от времени череп, который Логейн нашел в углу пещеры. Чаша из черепа, как символично, кривился Логейн. Конечно, она понравилась Каллиан больше, чем обычная. Это было вполне в ее духе: пить из черепов, мазаться кровью, чтобы напугать неприятеля. Так она и перехватила антиванских убийц, которых Логейн послал по ее душу. Перебила всех без малейшего сожаления, кроме, правда, одного, самого смазливого. — Нет, — Солас оперся на посох, наклонившись вперед. Он разглядывал Каллиан с тем же сдержанным любопытством, что и она — его. И так же, как и в глазах Каллиан, в его взгляде было что-то еще, что-то кроме интереса одного эльфа к другому. Как будто бы Каллиан и Солас оценивали друг друга, и ни один из них не знал, высоко оценит другой — или низко. — И не городской эльф? — Каллиан вытерла руку о бедро, ее пальцы замерли у талии, где в кармашках пояса, запрятанные в холстяные мешочки, ждали из редких трав. Последние приготовления к Посвящению она не могла закончить при чужих, особенно — при отступниках, которые могли разгадать ритуал по одному виду и запаху ингредиентов, и вынуждена была медлить. — И снова ты права, леталлан, — Солас кивнул. — Я вырос в деревне в горах. Я был себе и отцом, и учителем, и воспитателем, и всему, чему я научился, я научился сам. — Почему ты тогда зовешь меня леталлан, — испытующе спросила Каллиан, — если ты пришел из ниоткуда, и нет у тебя ни клана, ни семьи?.. — Потому что у пришельцев из ниоткуда много общего, леталлан. Может быть, даже больше, чем у связанных общей кровью. Блэкволл, — неожиданно Солас обратился к коленопреклоненному Блэкволлу, обреченно ждавшему, пока кровь будет готова. — Мала суледин надас. Будь готов. Может быть, твое желание окажется сильнее, чем твое проклятие. — Что, — щека Блэкволла дернулась, но он так и не поднял глаз, продолжая смотреть в пол. — Не хочешь обругать меня по-эльфийски напоследок? Или ты такой спокойный, потому что с самого начала не ждал от людей ничего, кроме подлости? — Вовсе нет, — живо возразил Солас. — Элвенан зовут Фалон’дина дьяволом и обманщиком, а когда-то они почитали его как бога. Да и разве я могу судить тебя, если ты сам себя осудил? Я могу пожелать тебе только удачи. Поклонившись, Солас вышел из пещеры, его легкие шаги быстро затихли вдалеке. Логейн отметил про себя, что, в отличие от Хоук, Солас почти не шлепал по лужам, хотя оба они шли по воде. Эльфийские штучки? Говорили, что эльфы могут ходить по снегу, не проваливаясь в него, и по воде, не оставляя кругов. Логейн не замечал таких вещей ни за Катриэль, ни за Каллиан, но глядя на Соласа, верить в эльфийскую магию было не так уж и трудно, до того чудно он говорил и держался. В пещере остались только Блэкволл, Каллиан и Хиира, не сводившая глаз с Блэкволла. — Вы не оставите нас? — спросила Каллиан, заглядывая Хиире в глаза. Этот взгляд Каллиан, резкий, бесстрашный, был как кинжал под ребра. Логейн уже испытал на себе его силу, он и сам умел смотреть так, что другим становилось не по себе, поэтому когда они с Каллиан играли в гляделки, казалось, будто с треском и лязгом скрещиваются клинки. Хиира же выдержала взгляд Каллиан с обманчивой легкостью, как будто бы он не встревожил ее ни на гран. Логейн придумал, когда был моложе, что бывают люди-клинки, а бывают люди-щиты. Люди-клинки хорошо нападают и умело причиняют боль, но когда нападать и причинять боль некому, они причиняют боль себе. А люди-щиты способны выдержать любой удар, и защитить не только себя, но и других, только вот самих людей-щитов защитить всегда бывает некому: то не додумаются, что щит однажды может расколоться, то не выдерживают такие удары, которые выдерживают щиты. Роуэн была таким щитом и Хиира, похоже, тоже: ни мускул не дрогнул в ее лице, когда она встретилась с Каллиан глазами: — Нет. Я имею право это видеть. — Это ритуал Стражей, — Каллиан держала череп в ладонях, продолжая глядеть Хиире в глаза. Это был настоящий поединок воли, в котором пока не было победительницы. — Он не предназначен для глаз непосвященных. Хиира раскрыла ладонь, в самой середине которой, словно светлячок, поблескивал зеленый свет, одновременно и яркий, близкий, и глухой, далекий, как блуждающий огонек на болотах. — Я прошла сквозь Тень наяву, — сказала Хиира, наклонив голову, словно приготовившись таранить Каллиан лбом. Ее рога образовывали два нароста над бровями, похожие на бараньи, бараньим же непреклонны упорством веяло от позы Хииры, от ее слов. — Я видела достаточно. Я имею право быть здесь, когда этот человек станет Стражем. Каллиан уже открыла рот, чтобы сказать Хиире что-то ядовитое — ее черты перед особенно злыми выпадами заострялись, как будто бы Каллиан и внешне хотела походить на кинжал, — но внезапно осеклась, словно споткнувшись обо что-то в Хиире, в ее больных сиреневых глазах. — Хорошо, — проворчала Каллиан. — Но он совершенно необязательно переживет Посвящение. Не все его переживают. Вы знаете это, Вестница? — Я знаю, — взгляд Хииры стал немного отсутствующим. — Я знаю, — повторила она уже намного тише. — Уходи, — подал голос Блэкволл. — Ты достаточно для меня сделала, моя леди. Тебе не нужно видеть еще и это. — Кадан, — Хиира покачала головой. — Ты — мой кадан. Это как асала, душа. Я могу приговорить тебя к смерти, но я хочу видеть, как ты умрешь. Это больше чем клятва, это сердце. Как я могу оставить тебя одного в такой час?.. Только скажи мне, что ты сделал, что тебе пришлось стать Блэкволлом? — Я убил благородного человека, — ответил Блэкволл, опустив голову еще ниже. Его голос звучал глухо, как из бочки. — Ради денег. Я отдал приказ убить его своим людям, которые ничего не знали. Его — и всех, кто окажется с ним. С ним оказались его жена и дети. — Благодари Вестницу, — презрительно бросила Каллиан, — что вместо того, чтобы вздернуть тебя, как собаку, она решила дать тебе шанс. Напиток Посвящения был готов, кровь курилась призрачным черным дымком в черепе. Воспользовавшись тем, что Хиира с Блэкволлом были больше увлечены друг другом, чем ритуалом, Каллиан незаметно смешала последние ингредиенты. Хиира покорно отступила, пропуская Каллиан с черепом, и ритуал начался. Логейн встал у Блэкволла за спиной, держа в руке обнаженный меч. Каллиан поднесла череп к губам Блэкволла и наклонила череп, плеснув ленивой черной кровью по пересохшему рту: там, где зелье касалось кожи, вздувались мокрые бледные волдыри. Логейн отвел руку с мечом в сторону, готовый зарубить Блэкволла, если он откажется пить, но Блэкволл выпил все до последней капли. Логейн никогда не думал о людях слишком хорошо, и знал, что очень многие согласились бы на убийство ради денег: другое дело, что согласившихся на такое убийство он не согласился считать бы за людей. А Логейна не согласились бы теперь считать за человека банны, громче других кричавшие на Собрании Земель: «Страж, руби голову тейрну-предателю!». Странные штуки порой выделывал злой старый рок, но Логейн стал Стражем, и Блэкволл становится Стражем: к чему было считаться, чье преступление хуже перед Создателем и людьми? В конце концов, Стражи видели достаточно боли и зла, чтобы проклясть и свою жизнь, и свои преступления. Что бы ни сделал капитан Том Ренье, жизнь Стража заставит его поплатиться за все стократ. Логейн думал об этом без особого сочувствия, как о деле, уже наполовину свершившемся. Логейн ведь лучше, чем кто-либо знал, что за все в жизни приходится платить. Эта мысль не радовала его, но, все-таки, внушала надежду. Порядок лучше хаоса, даже если порядок дорого стоит. И даже если порой приходится платить не кому-то, а самому себе, но если плата поможет поддержать порядок, отдавая ее, и умереть не жалко. Каллиан смотрела на Блэкволла хищно, как соколица — на добычу. Когда его волосатый кадык задергался, Каллиан стала массировать ему горло, не давая яду извергнуться вместе с блевотиной. Логейн помнил, как сам стоял на коленях перед Каллиан, и она поила его обжигающе холодной скверной из посеребренной чаши, помнил, как Каллиан смотрела на него сверху вниз. Логейн запомнил ее острый подбородок, и тонкий нос, и торчащие скулы над смуглыми щеками, запомнил выражение непреклонной жестокости, расползавшееся по ее лицу, словно Мор. Блэкволл задрожал. Логейн крепко схватил его за плечо, продолжая держать меч на отлете на случай, если от скверны Блэкволл сделается буйным. Это была излишняя предосторожность: Блэкволла трясло, изо рта у него потекла слюна вперемешку с кровью, его глаза побелели и закатились. Логейн взял Блэкволла за волосы так, чтобы слюна изо рта капала на пол, а не затекала обратно в глотку. Рекруты умирали не только от скверны, но и от того, что захлебывались собственными слюной и рвотой. Пусть Каллиан заставила Блэкволла кое-что проглотить в самом начале, остальное полезло из него с новой силой, когда яд начал действовать. На стене пещеры вытянулась исполинская тень. Хиира Адаар стояла у костра и смотрела на Блэкволла, вытянув руки вдоль тела и сжав ладони в кулаки. Ее грудь вздымалась под золотым чешуйчатым доспехом, Хиира открывала и закрывала рот, казалось, не понимая, что делает. Логейн подумал, что если она сейчас упадет, да еще и в костер, смогут ли они вдвоем с Каллиан ее поднять, но Хиира была не орлесианской фрейлиной, а кунарийской наемницей: это был удар, который она могла выдержать. Хиира казалась Логейну такой спокойной, когда отдавала Блэкволла Логейну и Каллиан. Стражам не нужно было разрешение на Призыв, даже если это было разрешение самой Вестницы, но Хиира была им нужнее, чем они Хиире. Скажи она «нет» и даже Каллиан не стала бы настаивать, но Хиира согласилась, не раздумывая. Ее самообладание казалось нерушимым, как гранитный утес, но и оно дало трещину. Таким же был Логейн, такой же уродилась Анора — с маской бесстрастности, навсегда приставшей к лицу, с чувствами глухими, как подземная дрожь— и такой никогда бы не смогла стать Каллиан, наблюдавшая за Блэкволлом с блуждающей полуулыбкой. Губы Каллиан налились, на щеках проступил румянец, беспокойство, грусть, злость, дорожная усталость — все растворилась, уступая место животной чувственности, которой дышало все ее лицо, все ее тело. Упиваясь страданиями Блэкволла, Каллиан расцветала, даже если бы она хотела, она не смогла бы этого скрыть. Глядя на Каллиан, Логейн думал, что вся его жизнь могла бы обернуться по-другому, если бы ему удалось тогда, в Ферелдене, сделать Каллиан своим союзником, а не врагом. Если бы вместо того, чтобы пробиваться на башню Ишала, Каллиан все это время была бы с ним, они бы вернулись в Денерим — вместе, и вместе легко убедили бы баннов в том, что Логейн и Стражи сделали все, что могли, для победы, но порождений тьмы было слишком много. Порождения тьмы смели Кайлана и его людей как игрушечных солдатиков, и не вели бы Логейн трубить отход, страна бы потеряла не только короля, но и все войско. Каллиан смогла остановить Мор, Логейн смог остановить орлесианцев: они могли бы сделать для Ферелдена больше, чем Мэрик и Кайлан вместе взятые, и получить не трон регента, разогнав ничего не понимающих баннов, уже начавших шептаться о предательстве, а корону из их же благодарных рук. Каллиан бы не струсила, не наломала дров, как эрл Хоу, с ее страстью и ее огнем, и волей к победе Логейна, пониманием того, что должно сделать и что должно быть сделано, он могли бы... Блэкволл упал тяжело, как мертвец. Логейн опустился рядом с ним на одно колено и проверил пульс: — Он стал Стражем, — сказал Логейн, поднимаясь с колен. — Он выжил? — настойчиво спросила Хиира. — Он стал Стражем, — повторил Логейн. — Он жив, чтобы служить. Если это можно назвать жизнью.