Ищу смысл жизни. Любовь не предлагать

В день спектакля все были на взводе, что в общем-то неудивительно. Однако Сорокина на правах грозного главного режиссёра от души подливала бензинчика в это адское пламя нервов. Орала на всех она так профессионально, что даже банши позавидовали бы её тенорским способностям. Когда же этот кладезь отечественной драматургии с гневным видом направился в мою сторону, я запоздало успела подумать, что искусство – это не моё, и вообще надо было в науку идти. Назвали бы элемент какой-нибудь в мою честь. «Ага, дураний, например», - услужливо подсказал, как всегда некстати, проснувшийся внутренний голос. Вступить в полемику со своим не в меру борзым подсознанием мне не позволило злобное шипение: - Калинина, где, чёрт возьми, носит Матвея и Диму? - Ну вот, а фамильничать-то зачем? У меня, может, комплексы на этот счёт или э…травма детская, во! – я начала нести чушь, как делала во всех критических ситуациях. - Ты что мне зубы заговариваешь? – Забавно, она специально выбирает слова, где больше шипящих, чтоб поэффектнее выглядело? – Мирослава, а ну отвечай, спектакль уже вот-вот начнётся! - Да откуда ж я знаю?! Я что им мамка, что ли? Вообще не видела их сегодня. А вот это уже крайне подозрительно. В совпадения в последнее время мне что-то совсем не верилось. А, когда речь шла об этих двоих, так и подавно. - Твой гарем, вот ты и разбирайся! - На этих словах я, надо признать, немножко подошалела. Ладно ещё один, там хромосомы общие, не открестишься, но уж со вторым-то нас точно ничто не связывает. - И только попробуй не привести их к началу! – добавила Сорокина и удалилась в закат. Точнее, в костюмерную, но это как-то совсем непоэтично. - Как же я могу не исполнить столь любезную просьбу… - пробурчала я себе под нос, но меня уже никто не слушал. Ладно, похоже, этой школе нужен новый герой. Я тяжело вздохнула и направилась на поиски двух имбецилов. Еле удержалась, чтобы руку, как супермен, вперёд не выставить для антуража. Поискине заняли у меня много времени. Из спортивного зала доносились какие-то копошащиеся звуки, причём уроки, на минуточку, закончились уже давным-давно, а все задействованные в спектакле находились сейчас наверху. Сложив в уме дважды два, я собралась театрально выбить ногой дверь, но решив не портить казённое имущество, – а то так и на выпускной ничего не останется – аккуратно приоткрыла дверь. И, клянусь, это было самым разумным решением за все мои одиннадцать лет обучения, потому что, вместо двух парней, я обнаружила нашего трудовика, обжимавшегося с историчкой. Фу, фу, фу. Да я ж после такого вообще больше на уроках истории никогда не появлюсь. Мерзость-то какая. Я притворилась сквозняком. Вежливым таким маленьким сквознячком, который ещё и дверь за собой затворил. Искренне надеюсь, что меня не заметили. Блуждать в прострации у меня не было времени, поэтому продолжить свои поиски я решила с самого мрачного и отдаленного места в школе – технической подсобки, и на этот раз не ошиблась. Парни обнаружились в довольно-таки пикантном положении: Матвей картинно нависал над Димой, который в свою очередь распластался на не шибко-то чистом полу. Пожалуйста, скажите, что они просто дрались, а не…второго удара за сегодня моя психика точно не перенесёт. Я угрожающе уперла руки в бока и громко кашлянула. Первым среагировал Матвей, подняв голову и встретившись со мной взглядом. Присмотревшись, я заметила, что у парня была разбита губа и один глаз явно испытывал какие-то проблемы с открыванием. Кажется, всё было как в песне Высоцкого: "Кроме мордобития, никаких чудес". Фуф, отлегло. - Кажется, у нас проблема, - с досадой выдохнул белобрысый. - Дай угадаю: у неё рыжие волосы? - В точку. - Ну, тогда ты иди, а я ещё тут чуток полежу, пожалуй. Вы на них поглядите, да они практически воркуют. Что, пар выпустили, и отношения сразу наладились? Может, мне с математичкой тоже подраться, вдруг прокатит. - Подъём, голубки. И советую вам со скоростью света лететь наверх, потому что Верка прямо-таки жаждет крови и перьев. Мои комментарии и одноцветные шуточки парням почему-то пришлись совсем не по душе, но не сказать, чтоб они шибко огрызались: чуяли, что сами накосячили. Поэтому и дуться приходилось молча. Пока мы все втроём поднимались наверх, я оценивала боевые потери. В целом, всё было вполне терпимо, однако в масштабах грядущего спектакля довольно катастрофично. У Матвея, было разукрашено лицо – не сильно, но очень заметно – и сбиты костяшки на правой руке. У Димы же из повреждений я смогла заметить рассеченную бровь и разбитое ухо, а ещё левую руку, которая не особо подавала признаки жизни. В общем, сила есть – ума не надо. Увидев нас, Верка разве что не подпрыгнула от счастья, правда, получше рассмотрев физиономии ребят, прыти в ней порядком поубавилось. Оценив степень их помятости и сопоставив с тем, что это может значить для её будущей карьеры, Сорокина начала часто дышать через широко раздутые ноздри. Я уже была готова к уменьшенной версии Факусимы, но тут на глазах Верки начали выступать слёзы. Ситуацию срочно нужно было брать в свои геройские руки. - Не дрейфь! Сейчас закрасим, - голосом профессионального моляра скомандовала я и в подтверждение своих слов толкнула Матвея в сторону кабинета, оборудованного под импровизированную гримёрку. Дима же остался успокаивать бывшего грозного, но всё ещё главного режиссёра. Матвей беззастенчиво запрыгнул на парту, ожидая, очевидно каких-то действий с моей стороны. Я начала хаотично копаться в косметике, разбросанной по всему кабинету, решив деликатно умолчать о том, что даже тональник утром ровно нанести не могу. Интересно, он хоть испытывает угрызения совести? Сначала я решила замазать фингал, который стал уже довольно заметным, при этом стараясь как можно сильнее надавливать на больное место. Маленькая гадость, а как душу греет. Матвей недовольно морщился, но не возмущался, строя из себя сильного и независимого. - Ромео недобитый, и чем вы только думали? – между делом ворчливо причитала я. – Да ты своим фонарём сцену похлеще софитов освещать будешь! Я хотела добавить ещё что-то едкое и колкое, но осеклась на полуслове, встретив до безумия фривольный взгляд тёмных глаз. Все слова как-то разом покинули мою черепную коробку. Не знаю, как я упустила момент, когда мы оказались так близко. Сердце учащенно забилось, судорожно выстукивая по рёбрам призывы о помощи. Выражение лица, наверное, у меня было соответствующее, удивлённо-растерянное. Как у человека, который ненароком побил весь фамильный фарфор в Букингемском дворце и теперь боится, что может получить нагоняй от бабы Лизы. - Расслабься, рыжая, Монтекков шрамы только красят. На этих словах Матвей весело подмигнул и спрыгнул с парты. При этом вышло так, что мы оказались стоящими вплотную друг к другу, и, похоже, что парня, в отличие от меня, это ничуть не напрягало. - Подожди, я ещё губу тебе не замазала. - А я никуда и не собирался, - в низком голосе Матвея было что-то странное, но что именно я так и не смогла идентифицировать. Пришлось помотать головой, отгоняя наваждение. Я приложила все усилия для того, чтобы вернуть его губы в изначальное идеально очерченное состояние. Вышло у меня весьма посредственно, но тут уж не взыщите. И вроде бы вся работа была закончена, но мы почему-то продолжали всё также стоять, не шевелясь. Это было так странно – касаться лица Матвея – с одной стороны я как бы вторгалась в его личное, интимное пространство, а с другой – в моих действиях не было никакого подтекста… Кажется. Решив, что всё-таки недостаточно его намазюкала, я посчитала нужным добавить немного тональника в уголок губ, где была ранка. Не то, чтобы мне хотелось полапать парня, всё было исключительно ради искусства! Но в тот момент, когда я подправляла последние штрихи, Матвей неожиданно обхватил мой указательный палец губами и мимолетно провёл по нему кончиком языка. А затем улыбнулся и непринуждённой походкой, будто сейчас ничего и не произошло, направился к двери. Я же так и стояла в оцепенении ещё несколько секунд с не очень умным выражением лица. Это вообще что сейчас было? Спектакль прошёл в общем и целом хорошо. Гладенько так, ровненько. С овациями и смехом в нужных местах. Я с блеском выполнила свою главную задачу – не сбила декорации. А, ну и спела, конечно. Верка из-за кулис наблюдала за реакцией какой-то важной шишки из института, пытаясь вычислить эмоции по её бровям. И каждый раз, когда угол между ними, по её мнению, становился меньше 45 градосов, Сорокина предпринимала попытку хлопнуться в обморок. Но мои методичные потрясывания за плечи всякий раз приводили девушку обратно в чувства. По окончании всего действа та самая бровастая шишка ещё долго нахваливала всякие скрытые смыслы спектакля, которые Верка, кажется, и не думала в него вкладывать. Она оценила даже синяк Ромео, который всё равно малость просвечивал через грим, сказав, что это подчёркивает пылкий нрав героя и что очень смело было сделать его живым человеком, а не просто красавчиком без недостатков. Видимо, одним трупом сегодня будет меньше. Во время того, как все выходили на поклон, к Матвею подлетела какая-то третьиклассница (странно, я думала, на спектакль пускают только учеников старших классов) подарила ему букет и попросила разрешения обнять. Это было мило. Зато несколько минут спустя к нему подошла какая-то длинноногая блондинка с каре (по-моему, та самая, что я видела на лестничной клетке), поцеловала в щёку и мертвой хваткой обила его шею. Казалось, она вцепилась в него так, как будто её резко хватил паралич, и, если бы не Матвей, она бедная и несчастная валялась бы сейчас на полу. И вот это было уже совсем немило. Как только народ начал рассасываться, к нам подлетела радостная ВВП. Она же Василевская Вера Павловна, она же наша классная. Представляете, сколько каламбуров можно было бы родить, если бы она упала? - Ребятки, поздравляю, вы отлично справились! – восторженно вещала учительница. – Отдельно хочу выделить Верочку, Матвея и Лизу, вы большие молодцы! В качестве награды вы получите три приглашения на ежегодный губернаторский бал, посвященный деятелям искусства, который пройдет в эту субботу. Вера Павловна замолчала, ожидая бурных восторгов, коих, к её величайшему сожалению, не последовало, потому что все были вымотанными и уставшими. Кто-то слева от меня вяло попытался изобразить воодушевление. И, по-моему, это был Меркуцио, которому просто хотелось побыстрее свалить домой. - Безусловно, вы можете взять кого-то с собой в качестве пары. Этот человек может быть даже не из нашей школы, но будьте благоразумны и помните, что вы всё же являетесь лицом гимназии. И сообщить о своём решении вы мне должны не позднее завтрашнего вечера, потому что я обязана передать организаторам списки. - На этих словах наша классная обиженно развернулась на каблуках и походкой беременной утки продефилировала к выходу. Орехова тут же активизировалась и, бросив хищный взгляд сначала на Диму, потом на Матвея, с милой улыбкой направилась к Келлеру, видимо, решив, что старое доброе – оно всё-таки лучше, роднее что ли, провереннее. Хотя, возможно, она выбирала по тому, кто из них выглядит менее побитым. Верка же быстро взяла в оборот несчастного Меркуцио, сообщив ему в ультимативной форме, где он должен будет её ждать и в какой цветовой гамме ему стоит одеться. Ну, а с Матвеем и его коматозной и так всё было понятно. Последние выжившие плавно вытекал из зала. Келлер, заявил, что будет ждать меня на улице, потому что, видите ли, у него сил больше нет наблюдать за тем, как я собираюсь со скоростью улитки. Когда в помещении уже почти никого не осталось, кто-то неслышно подошёл ко мне со спины и мягко коснулся моего локтя. От неожиданности я подскочила на месте и рывком обернулась. - Тише ты. Это всего лишь я. – Матвей ухмылялся, но во взгляде почему-то не было привычной непрошибаемой самоуверенности. - После этой фразы спокойнее не стало. – Я недовольно сощурила глаза. – Выкладывай, что у тебя там, я вообще-то спешу. - Я вижу, - хохотнул парень, видимо, намекая на мою природную тормознутость. Потом замялся на жалкую долю секунды и, как ни в чем ни бывало, продолжил: - Не хочешь составить мне компанию на балу? - Нет уж, спасибо, не в этой жизни. Пока Матвей не успел осознать смысл сказанного, я быстренько подхватила спортивную сумку и резво направилась на улицу. А ведь хотелось же составить ему эту дурацкую компанию, чертовски хотелось. Да и на бал этот попасть я давно мечтала. Вот только не как девочка на один вечер. Я кинула взгляд на стоящую в дверях блондинку, которая живо объясняла что-то по мобильнику, и ещё раз убедилась в правильности своего решения. И нет, никакая эта не сестра, потому что сёстры не поправляют каждые пять минут юбку, проверяя достаточно ли высоко она задрана. А ещё мне почему-то хотелось, чтобы мой ответ прозвучал именно так: хлёстко, обидно. Не только же ему с чувствами других людей играть. И пусть никаких особых чувств, кроме чувства собственной неотразимости, я у него не затронула, что-то маленькое и злобное внутри меня всё равно радовалось даже этой небольшой победе. Однако, когда я вышла на улицу, подставив лицо холодному декабрьскому ветру, на душе почему-то стало гадко. Во мне проснулась, проспавшая звонок будильника, совесть. И она была явно недовольна поведением своей хозяйки, которая вместо того, чтобы поступить по-взрослому и деликатно отказать, решила тоже играть по грязным правилам. - Матвей тебя пригласил, да? – Подлетевший Келлер отвлёк меня от лёгкого самобичевания. - Дим, какая политология, тебе с такой любовью к допросам прямая дорога в следователи! - Значит, всё-таки пригласил? – не унимался друг. - Келлер, что за претензии? - Какие ещё претензии? - Два раза спросил – уже претензия! – рявкнула я. Увидев мою реакцию, Дима всё-таки решил прекратить все расспросы и молча взял у меня тяжёлую сумку. Я, на самом деле, пять минут назад тоже страшно хотелось узнать причину их драки с Матвеем. Вот только это было долгих пять минут назад. Сейчас же мне было вообще не до разговоров. А ведь до прихода Матвея в нашу школу всё было так просто! Никто не мешал буйствовать моему подростковому максимализму, позволяя делить мир по линейке на чёрное и белое. А тут на тебе, лови всякие полутона и распознавай оттенки. Вдруг ко мне почему-то совершенно неожиданно, абсолютно не к месту пришло осознание того, что я непременно должна буду попасть на этот бал. Правда, пока точно не знаю как. Но где, собственно, наша не пропадала.