Комната с твоим именем

Лидии кажется, что мир сошелся на жужжании флуоресцентных лампочек и дрожащих пальцах. Она складывает ладони вместе, прижимает их к губам и смотрит на чуть голубоватую стену напротив, испещренную трещинками и забившейся в них грязью. Мартин опускает голову, растрепанные волосы свисают по обе стороны лица, скрывая слезы от посторонних. Банши хочется кричать, но комок в горле не позволяет выдавить даже хриплый шепот, чтобы попросить у медсестер успокоительное. Не она должна сидеть здесь, не она должна терзать себя сомнениями и неопределенностью, нет, ее работа - прекратить убийства. Но как можно думать о других, когда человек, который понимает тебя, сейчас на грани жизни и смерти? Эллисон Арджент где-то там, в мирах, известных только Лидии Мартин. В мирах, где не существует времени, где минута не стоит ничего, где жизнь не цепь рваных ран. Охотница в своем разуме бродит по коридорам воспоминаний и зовет свою рыжеволосую девочку на помощь. Нет, Эллисон не слаба, умеет защитить себя и то, что ей дорого, но сила мысли не зависит от физической подготовки. Мысль нечто эфемерное, ее не проткнуть стрелой и не пробить пулей, не рассеять в воздухе одним лишь желанием и не похоронить в земле. Лидия выпрямляется на твердом стуле, выравнивает дыхание и встает, но трясущиеся ноги позволяют банши добраться лишь до регистрационной стойки. Она падает на колени, чувствуя, как сильные женские руки помогают ей отползти к стене. В нос бьет сильный запах нашатыря, в глазах больше не двоится, но крик Эллисон все еще гремит в ушах, заглушая все звуки вокруг. Именно поэтому Мартин не слышит Мелиссу Маккол, именно поэтому не реагирует на шум вокруг и именно поэтому озирается по сторонам, пытаясь высмотреть среди людей в белых халатах высокую, стройную девушку с луком в руках. Но нет, Эллисон лежит на койке в одноместной палате, ее веки подрагивают. Она видит деревянную дверь, на которой красивым почерком выведено "Лидия". Охотница изучает мир внутри своей головы и натыкается на полную комнату воспоминаний, посвященных только рыжеволосой банши. "Ты будешь моей новой лучшей подругой". "Эллисон, я люблю тебя". "Неважно, о чем думают другие, Элли. Важно лишь то, что есть у нас". Арджент с улыбкой закрывает эту дверь и сразу же видит другую с надписью "Скотт". Маккол стал частью ее жизни, частью ее становления и взросления, ее первой влюбленностью и человеком, чьи глаза она видела прямо перед тем, как попасть сюда. Охотница останавливается посреди темного коридора, пальцы леденеют из-за влажности и холода, а дыхание учащается. Нет. Не в темно-карие глаза Маккола должна была смотреть Эллисон умирая. Лидия. - Ты должна вернуться, Элли, - хрипит Мартин, - должна вернуться, ведь ты даже не попрощалась. Не сказала "до встречи", не оставила на коже призрачного поцелуя и не улыбнулась напоследок. Ты ничего не сделала и это несправедливо. И если мне придется включить эгоистичную стерву для того, чтобы ты вернулась и сделала это, то так тому и быть. Вернись, Эллисон. К друзьям, к семье, к этому городу и ко мне, Элли. Вернись. Там, в реальном мире, слова звучат как молитва в дешевой мелодраме на телеэкране, но ведь это неважно? Потому что это по-настоящему. Потому что руки Арджент теплеют от прикосновений банши, потому что Мартин больше не хочется кричать, призывая старуху в черном, что забирает невинные души с собой. Эллисон открывает глаза, осознавая, что жива. Понимает, что все хорошо, когда видит рыжие растрепанные волосы, покрасневшие зеленовато-карие глаза и бледную кожу. - Эй, ты вернулась. - Конечно вернулась. Лидии кажется, что от облегчения начнется истерика, неверие в происходящие, неприятие того, что Эллисон жива и безумное желание что-нибудь разбить, лишь бы не слышать однообразный писк мониторов. - Ты даже не представляешь, как я испугалась. Из последних сил пыталась не закричать, когда почувствовала, как отрывают частичку души. И это не метафора, банши внутри меня разносила разум по кирпичикам. Понимаешь, Эллисон, - глаза Мартин лихорадочно блестят, - если бы я начала кричать, то надежда испарилась бы, не проделав и половину своей работы. - Но благодаря тебе я сейчас здесь. Неважно, что думают другие, так? Важно лишь то, есть между нами. Сейчас это заставляет меня дышать, улыбаться и оставаться в сознании. - Что? - Я пришла сказать "прощай", как ты и просила. Пришла посмотреть в твои глаза, оставить на щеке последний поцелуй и войти в дверь с твоим именем. Эллисон не чувствует боли, склоняется к растерянному личику Мартин и проводит пальцами по коже. Банши взрывается, словно вместо сердца атомный реактор, реагирующий на печальные прикосновения охотницы. Мир уходит из под ног, реальность перестает существовать, звуки отходят на задний план и остаются только губы Эллисон на щеке, холодные, неживые губы, дарящие безутешную горечь. - Нет. Нет, Элли. Не уходи. - Прощай, Лидия. Я люблю тебя, моя банши. Банши внутри разнесла пошатнувшийся мир Лидии Мартин. Она кричала долго, до крови в горле, поддерживаемая неведомой темной силой, сокрытой где-то там, глубоко.