Книга Змей. Детство

Малфой-Мэнор. Хогвартс. Конец осени, начало зимы, 1 курс. Звуки старинных мелодий, наигрываемых на клавесине, часто раздавались под сводами поместья Малфоев. Забытый многими инструмент как нельзя лучше гармонировал со всей обстановкой, изящной, дорогой, но навевавшей мысли о веке прошедшем. Он появился здесь по воле Нарциссы, которая забрала его из родительского дома сразу после своей свадьбы с Люциусом Малфоем. Всей музыке и всем инструментам новая хозяйка поместья предпочитала клавесин. Когда-то она прекрасно играла на нём, и ещё во время её жизни в родительском доме не было ни одного вечера или бала, когда бы гости не попросили среднюю дочь Блэков исполнить пару композиций. Должно быть, вид играющей на клавесине Нарциссы радовал глаз не меньше, чем слух мелодия. Нарцисса не зря получила своё имя от гордого, но хрупкого цветка. Изящная, утончённая, белокурая и ослепительно голубоглазая, она была так не похожа на своих сестёр: яркую, но грубоватую Беллатрикс и замкнутую, сторонящуюся всего великосветского Андромеду. Стройная как нарцисс, всегда высоко держащая голову, словно тяжесть густых волос, собранных в затейливую причёску с вплетёнными жемчужными нитями, тянула её назад, заставляя выпрямляться и поднимать подбородок, будущая миссис Малфой наигрывала мелодию за мелодией, и её тонкие красивые руки мягко скользили по клавишам. Увы, незадолго до окончания Хогвартса с Нарциссой приключилось несчастье. Неудачное «тёмное» заклятье чуть не лишило её руки. С огромным трудом удалось залечить повреждения и даже сделать так, что внешне не было заметно, что кисть искалечена – но вот играть девушка уже не смогла. Теперь лишь дома время от времени подходила она к инструменту, садилась за него и осторожно перебирала клавиши пальцами здоровой правой руки. Когда появился Драко, Нарцисса настояла, чтобы сына выучили играть на её любимом инструменте. К её радости, наследнику передалась материнская любовь к звукам клавесина. И только тогда, через много лет, Нарцисса снова смогла насладиться своей музыкой – партию для левой руки теперь исполнял сын, дополняя её собственную игру. Что же касается Люциуса, он играл лишь изредка и лишь для того, чтобы сделать приятное жене. Сам он к музыке вообще и клавесину в частности был на удивление равнодушен. Однако именно этим вечером он сделал это приятное исключение, и сидящая рядом Нарцисса ловила каждую ноту любимой мелодии, обратившись в слух. Пока вдруг у Люциуса не дрогнула рука, и он не сбился, неожиданно для самого себя. Разумеется, это не ускользнуло от внимания Нарциссы. - Что-то не так, mon cher? Люциус прервал игру, и осторожно коснулся своего левого запястья. Непонятная тревога на миг отразилась на его лице. - Кольнуло след. Как странно… через столько лет… Нарцисса поднялась со своего места, шелестя шелками. - След от метки, Люциус? Ты уверен? Люциус расправил манжет и снова приготовился играть: - Должно быть, показалось. Когда-то в юности трагично закончившаяся романтическая история, одна из тех, которые почти всегда рано или поздно происходят с молодыми людьми, положила конец Нарциссиным воздушным мечтам, и стала причиной её безропотного согласия на брак с Люциусом Малфоем. Будучи блестящей партией почти во всех отношениях, красивый, но холодный и высокомерный аристократ не вызывал у своей будущей жены такого живого трепета души, как её предыдущий возлюбленный. Она любовалась им, как произведением искусства, она уважала его за ум, хитрость и умение подать себя, но не более того. Однако теперь, по прошествии лет, Нарцисса признавалась самой себе, что иной судьбы и иного человека рядом она не желала. Они действительно были созданы друг для друга, и вряд ли существовал кто-то, способный в той же степени заменить одного из них для второго. Было ли это любовью или тем чувством, которое друг к другу испытывают родные, или сознательным выбором? Пожалуй, в данной ситуации всё это стало равносильными вариантами. C Люциусом была связана лишь одна беда. Подобно многим юным магам благородного происхождения, в своё время он безумно увлёкся идеями Тёмного Лорда. Том Риддл, впоследствии Волдеморт, умел красиво и убедительно говорить, умел преподносить свои цели в таком свете, что его слушали, ему верили, им восторгались – и за ним шли. Так его сторонниками стали двоюродные братья Нарциссы, её родная сестра Беллатрикс, и, к несчастью, её муж. Не то, чтобы Нарцисса не разделяла взглядов Тёмного Лорда и его единомышленников. Да и кто бы из их круга мог не разделять его идей, если среди них были возвышение благородных фамилий, возвращение им той власти, что была утрачена в последние пару веков, полноценная защита мира волшебников от всякого проникновения в него магглов, развитие и процветание тех, кто стоял над всем человечеством – собственно, магов? Но всеобщее благо и красивые идеи хороши до тех пор, пока не требуют принесения себе в жертву счастья отдельно взятого человека и отдельно взятой семьи. Нарцисса сбилась со счёта, сколько бессонных тревожных ночей пришлось ей провести в ожидании мужа, сколько раз приходилось вытаскивать его чуть ли не с того света, когда ему не удавалось избежать аврорских заклятий или гнева самого Лорда, сколько раз Люциус ни с того, ни с сего срывался с места, почувствовав жжение чёрной метки, и исчезал на дни и недели, претворяя в жизнь очередные планы Волдеморта…. Красивые идеи для своего воплощения потребовали крови и войны, и, увы, кровь лили не только враги. Однажды Нарцисса не выдержала и разрыдалась на плече вернувшегося с очередного задания Люциуса, изменив своей обычной сдержанности и мудрости. Тогда Малфой спросил, желала бы она, чтобы для неё всё это кончилось. И тогда, вытерев слёзы, она и сказала ему ту самую фразу: - Сколь бы ни была прекрасна цель, к которой вы стремитесь, я никогда бы не дала за неё такой высокой цены. Но поскольку я твоя жена, а ты выбрал эту дорогу – я пойду с тобой до конца. Но запомни: я следую не за Лордом и не за его противниками. Всегда и везде я останусь лишь на одной стороне – на стороне моей семьи. То есть на твоей. Детей у них тогда ещё не было. Когда родился Драко, для Нарциссы стало одной тревогой больше. Лорд как-то раз появился в поместье, и Люциус закрылся с ним в кабинете. Что уж они там обсуждали, миссис Малфой не знала: её посвящали далеко не во все тайны, но, когда, наконец, дверь кабинета открылась, и Лорд со своим приспешником вышли в коридор, в соседней комнате проснулся малыш Драко и громко заплакал. Нарцисса, кинувшаяся к сыну, так и замерла, едва прикоснувшись к ручке двери, с ужасом глядя на Волдеморта, когда тот, улыбнувшись холодной улыбкой, поздравил Люциуса с рождением нового Пожирателя… Через год Лорда не стало. И когда Люциусу Малфою удалось снять с себя все обвинения в пособничестве Тому-кого-нельзя-называть, Нарцисса, наконец, вздохнула с облегчением – её семья была спасена. И вот теперь – неожиданно оборвавшаяся мелодия. Еле заметный страх в серых глазах мужа. Его рука, нервно сжавшая кружевной манжет. Как будто слабый отголосок прошлого. Едва заметное напоминание. Этим вечером миссис Малфой не смогла бы вновь раствориться в звуках клавесина. Теперь в знакомой мелодии звучала тревога. А Люциус играл, как ни в чём ни бывало. Он умел идеально скрывать свои мысли и чувства. А его жена умела идеально понимать, что именно он так тщательно от неё прячет… Тем временем в Хогвартсе обстановка накалялась во всех смыслах. Внешне всё шло своим чередом: уроки, тренировки, контрольные, какие-то обыденные дела и небольшие происшествия… Но подводные течения уже сложно было не замечать. Гриффиндорцы и слизеринцы чуть только не рычали друг на друга, особенно в преддверии приближающегося матча. Ещё не известно, кому больше противники стояли поперёк горла. Столкнуться в одиночку с компанией с враждующего факультета не улыбалось, поэтому все предусмотрительно перемещались стайками. Негласное противостояние обострялось до предела, когда мы встречались с гриффиндорцами в одной аудитории. Тут дело не ограничивалось взаимными ядовитыми плевками – тем более что в изящном искусстве саркастической словесности Слизерин уверенно одерживал верх. В ход шло всё, что угодно, начиная с мелкого вредительства и заканчивая серьёзными провокациями. Поскольку предмет профессора Снейпа всегда давался мне легко, а программа первого курса и вовсе состояла из того, чему меня учили ещё до школы, на зельеварении я развлекался от души. Самым любимым делом было незаметно для Поттера немного «усовершенствовать» его зелье путём незаметного подкидывания в котёл какой-нибудь безобидной мелочи. Безобидная мелочь обычно вызывала большие и забавные последствия: например, из котла начинал валить розовый дым, окрашивающий в соответствующий цвет волосы тех, кому не посчастливилось под него попасть. Как однажды заметила Пэнси, к веснушкам Уизли розовый шёл гораздо больше, чем его родной рыжий. Профессор Снейп, к несчастью для Поттера, розовый цвет не любил, как и зелья, убегающие из колбы или красящие кожу в чёрно-белую полоску (вместо того, чтобы залечивать царапины), или ароматизированные скунсом, или вызывающие истеричное хихиканье у понюхавшего, которое удавалось вылечить только двухдневными стараниями мадам Помфри. В результате, с «выжившего-на-свою-голову» очкарика баллы летели со скоростью падающих звёзд и обратно пропорционально повышению настроения у меня и сочувствующих. Зажатые в угол на уроках зельеварения гриффиндорцы с лихвой брали реванш на трансфигурации, затем зельеварение снова перетягивало чашу весов, и так далее. А потом мы собирались в Большом зале на завтрак, обед или ужин, и начинали мстить друг другу уже в неофициальной обстановке. Мы с Пэнси так замучили комментариями бедного Поттера, что тот стал садиться на противоположную сторону гриффиндорского стола – подальше от нас. Если очкарик предпочитал отмалчиваться, огрызаясь лишь тогда, когда нас совсем заносило, то его приятель Уизли в ответ на любую колкость багровел и сжимал кулаки. Пару раз в коридорах он даже пытался спровоцировать меня на драку, но всякий раз ему мешали. Увы, отец оказался как всегда прав: чувство юмора не было сильной стороной рыжей семейки. Драгоценные камни, символизирующие очки факультетов, не задерживались дольше часа в одном соотношении, так что посчитать, у кого же в итоге больше шансов на победу в конце года было нереально. Преподаватели если и вмешивались, то только в самых крайних случаях. Хмурые и сосредоточенные, они были заняты какой-то более серьёзной проблемой, нежели детские симпатии и антипатии. Поттер раздражал меня всё больше и больше. Невзрачный, диковатый, вечно взлохмаченный и чумазый, словно только что вылез из своего чулана, он не отличался ни особенными успехами в учёбе (за исключением случаев, когда списывал у Грэйнджер), ни чем-либо ещё, кроме своей известности. Его не хватало даже на то, чтобы ответить на наши колкости в том же духе. Он умел отмалчиваться, позже научился грубить, но не более того. При этом ему уделялось столько внимания, сколько хватило бы на целый отдельный факультет. Практика поблажек и послаблений только за то, что он есть «тот самый Поттер, который единственный из всех магов пережил смертельное заклятие и случайно стал причиной падения Тёмного Лорда» продолжилась и процветала. При этом со всех остальных за те же самые нарушения тех же самых правил спрашивали по всей строгости. Он завёл себе личную метлу – и ему не сказали ни слова, более того, учителя сами с интересом разглядывали новенький Нимбус и расспрашивали о его достоинствах. Когда на Хэлуин по какому-то недосмотру школьного руководства в Хогвартс ворвался тролль, всех учеников разогнали по гостиным и строжайше запретили выходить для их же безопасности, Поттер со своим вечным спутником Уизли решили погеройствовать и отправились разбираться с троллем своими силами. Разумеется, погибнуть им не дали, но - снова не вспомнив о неподчинении преподавателям - начислили баллы за отважный поступок. Справедливости ради надо сказать, что, сколько бы ни было объективных причин для осуждения всей ситуации, мною вдобавок в немалой степени руководила личная обида. Даже принадлежность к одному из известнейших и влиятельнейших магических родов Англии не давала мне столько, сколько Поттеру - раздутая вокруг его почти легендарной истории шумиха. Мои родители бывали со мной строги, когда этого требовала необходимость, но в целом я привык ни в чём не знать отказа и чувствовать себя на привилегированном положении как среди взрослых, так и среди своих ровесников. Причём, если взрослые воспринимали меня именно как наследника Люциуса Малфоя, превращая уважение к моему отцу в почтительное отношение ко мне, то среди детей, с которыми я общался до школы, я сам по себе стал главным заводилой, и обычно моё мнение было решающим. Теперь же кто-то, кого я, вдобавок, считал в разы ниже себя, пытался отодвинуть меня в тень да ещё и встал на сторону моих недоброжелателей! Годом позже я уже начал относиться к подобным вещам гораздо спокойнее, но на первом курсе Поттера хотелось стереть в порошок, и я не понимал, почему абсолютное большинство окружающих не горит желанием мне в этом помочь. Я готов был использовать любую ситуацию, чтобы отомстить очкарику, но, увы, нехватка опыта, импульсивность и попытки получить результат как можно скорее вели к тому, что я совершал ошибки и мои же выпады оборачивались против меня. Неудачи злили ещё больше, и получался замкнутый круг. Приближалось время первого в этом году межфакультетского матча по квиддичу. И вот, наконец, наступила назначенная суббота. Погода для этого времени года выдалась на удивление ясная, словно в подарок игрокам и зрителям. Правда, холодная – на ветвях деревьев и кустов, на камнях и земле лежал иней. Непредусмотрительно выскочив на улицу второпях в расстёгнутой мантии, я был вынужден вернуться обратно за шарфом и перчатками. В результате, когда я, наконец, добрался до стадиона и поднялся на трибуны для слизеринцев, мои однокурсники уже были там. Компания из Булстард, Гринграсс, Нотта и даже моих верных Крэбба, Гойла и Паркинсон собралась вокруг Блейза Забини, который активно размахивал палочкой, каждый раз вызывая восхищённый возглас Дафны. Заинтересовавшись, я подошёл ближе. - А вот так можно завязать узел, с которым не справишься без специального заклинания, - вещал Блейз. - Здорово! – снова восхитилась Дафна. – Где ты так научился? - Это же простейшее заклинание, - улыбнулся польщённый Забини. – Ты ведь можешь завязать обычный узел? Ну вот, а я его немного доработал… Тут я, наконец, разглядел лежащий у Забини на коленях галстук, который он с помощью палочки заставлял завязываться в разные забавные узлы, и потом расплетаться. Фраза про то, что Блейз «лично доработал» заклинание, произвела на окружающих впечатление. Я усмехнулся – судя по тому, что я сейчас видел, доработка заключалась в том, что тот узел, который ты желаешь получить, надо в момент произнесения заклинания начертить кончиком палочки в воздухе. У Забини это получалось виртуозно, но я решил попробовать. - А так можешь? – с усмешкой я поднял палочку и нарисовал в воздухе что-то вроде розы. Галстук Забини послушно сложился в заданный узор. - Какая красота! – на сей раз восхищение Дафны адресовалось мне. - И вот так, - чувствуя, как губы растягивает улыбка торжества, я произнёс одно из простеньких заклятий иллюзии. По «розе» побежали зелёные искорки. - Всё бы хорошо, - мягко произнёс Блейз, - только слишком непрочно… Он чуть шевельнулся, и моя роза развалилась. В этот момент раздался свисток, возвещающий о начале матча. Блейз одарил меня ехидной улыбкой, но Пэнси потащила меня за рукав на наши места. Закинув ногу на ногу, Паркинсон невинно поинтересовалась: - Драко, как ты думаешь – на какой минуте Поттер свалится с метлы? Упоминание о Поттере заставило меня скривиться: - На первой. И вообще, я буду счастлив, если он подавится снитчем. - Тогда он станет первым-мальчиком-который-подавился-снитчем, - улыбнулась Паркинсон. – Вот, уже и новый титул готов. А то наш бедный Поттер такой незаметный… - Такой незаметный, - в тон ей отозвался я, - что от него в замке деваться некуда. - Спорим, что даже если гриффы проиграют, Дамблдор найдёт способ присвоить победу лично Гарри Поттеру? Я поднял руки с растопыренными пальцами и замогильным голосом протянул: - О, да. Посмертно. Паркинсон хихикнула. Стадион огласился приветственными криками: это появились команды. Я, привстав со своего места, закричал вслед гриффиндорцам: - Эй, Поттер! Тебе матрас наколдовать на случай падения? Разумеется, мой крик потерялся в гуле голосов, и Поттер его не услышал. Зато прекрасно услышала Паркинсон: - Матрас, летающий за ловцом по всему полю? Новое слово в квиддиче? Сзади засмеялись Дафна с Милисентой. Я, как ни в чём ни бывало, возразил: - Не, есть способ попроще. Матрас можно прилепить на спину Уизли. Рыжий всё равно бегает за своим обожаемым Гарри, как приклеенный. - Да, отличная идея, - согласилась улыбающаяся Пэнси. – Кстати, почему для гриффов до сих пор не изменят правила так, чтобы в команде был восьмой игрок – лучший друг «героя»? – в этот момент она глянула в сторону и резко посерьёзнела, - Ой, а что это с профессором Снейпом? - А чего мелочиться – сразу десять дополнительных игроков, - размечтался я, не замечая её вопросительного взгляда. – Один носит матрас, второй поддерживает метлу, третий подаёт на подносе снитч, четвёртый вытирает Поттеру сопли носовым платком… - в этот момент я тоже заметил Снейпа, который шёл, сильно прихрамывая на одну ногу. - Он как-то странно идёт, - с сомнением произнесла Пэнси. - Не знаю, - я проводил крёстного взглядом. – Последний раз я его видел вчера, и он не хромал… С трибун Гриффиндора раздались очередные восторженные вопли. Я взглянул туда, и увидел плакат в поддержку Поттера: «Гарри в президенты!» Пэнси сдержанно хихикнула. - Драко, мне показалось на секунду, что на плакате вместо «президент» написано другое слово. Кстати, почему в президенты, а не в министры магии? Или для него и систему власти изменят? - С них станется, - отмахнулся я. Матч начался, и мне стало не до разговора. Пэнси попыталась меня расспрашивать о квиддиче и нашей команде. Я посетовал, что Хиггс, будучи довольно талантливым ловцом, последнее время почти не тренировался, а затем припомнил пару случаев с известных чемпионатов, когда мастерство ловца решало всё. - Только не говори, что наша команда обречена на проигрыш из-за одного игрока, - расстроилась Пэнси. - Ничего, у нас сильные нападающие, - я внимательно следил за происходящим в центре стадиона. Мяч перехватили гриффиндорцы. Сочувствующий им комментатор чуть не взвыл от восторга, а Поттер принялся кувыркаться в воздухе, забыв о необходимости высматривать снитч. Только просвистевший в дюйме от него бладжер вернул достопримечательному трезвое отношение к действительности. Наши пропустили гол. У меня вырвался разочарованный стон, а кроме того, я так сильно с досады ударил кулаком по краю сидения, что тут же пришлось растирать ушибленный бок ладони. Пэнси дотронулась до моей руки: - Оно того не стоит. Так ты ничего не изменишь. Но я уже забыл про руку, с восторгом следя, как Хиггс метнулся за снитчем. - Даааа!!!! Давай, Теренс!!!! – я даже наплевал на необходимость воплощать собой образец сдержанности и воспитания. – Ну что же ты! Вверх и чуть влево – и он твой! - Ну же!! – Пэнси тоже охватил азарт. - Ну что же он, - с разочарованием протянул я, когда понял, что Хиггс не собирается делать мёртвых петель. Поттер, разумеется, тоже заметил снитч и тоже бросился за ним – но в тот самый момент оказавшийся рядом капитан нашей команды Флинт резко развернул метлу, сшибив Поттера с намеченного курса. - Так его! – закричал я. - Нечестно! Фол! – взорвались другие трибуны. Крэбб с Гойлом оглушительно засвистели справа от меня, но слизеринцам всё равно назначили пенальти. Увы, во всей этой суматохе снитч из виду упустил не только Поттер, но и Хиггс. Комментатор-гриффиндорец возмущённо отреагировал на поступок нашего капитана: - Флинт едва не убил ловца Гриффиндора… - Лучше б убил, - раздражённо добавил я, но в это время наши снова перехватили кваффл и забили гол, моментально заменив моё раздражение на искреннюю радость: - Что я говорил!! Мы и без ловца прекрасно играем!! - А вот что я говорила, - довольно произнесла Паркинсон, указывая на Поттера. Того, похоже, подвела новая метла. Нимбус дёргался и брыкался, как непокорная лошадь, норовящая скинуть всадника на землю. Картина моментально завладела вниманием всех зрителей. Гриффиндорцы кричали от ужаса и падали в обмороки, а слизеринцы улюлюкали и только что не визжали от восторга: - Свалится, свалится! Скорее бы! - Смотри, как он смешно прыгает! – веселился я. – Как его вообще в команду взяли? Он же еле держится на метле! Знаешь, Пэнси, кого он мне напоминает? Взбесившуюся лягушку. Нет, ошпаренную лягушку – на нём красная мантия. - Точно, - согласилась отсмеявшаяся Пэнси. – И прыгает так же. Я продолжал развивать мысль: - Ошпаренная лягушка на вертеле. И так же дёргает лапками. Наши снова забили гол! Ура! Слизеринцы зааплодировали команде, но, увы, на сегодняшнюю игру приятные сюрпризы для нас кончились. На преподавательской трибуне началась какая-то возня, от нас было не разглядеть, что там происходило, а Поттер, наконец, справился с метлой. - Diable, - разочаровано бросил я. - Через полчаса игры он научился держать равновесие, - фыркнула Пэнси. В этот момент Поттер так стремительно понёсся к земле, что мы было обрадовались, что он всё же падает: - А что это он держится за горло? – спросила Дафна за моей спиной. - Тяжёлый случай, - отозвалась Пэнси. У самой земли Поттер резко наклонился вперёд, словно выплёвывая что-то себе на ладонь… и высоко поднял руку со снитчем, которым, оказывается, и впрямь чуть было не подавился…. Что было дальше, я не помню, потому что от удивления лишился дара речи, а придя в себя, смог сказать только одну фразу: - Чтоб я ещё так кому-нибудь что-нибудь пожелал… - Пожелай ему завтра сдохнуть, - грустно посоветовала собирающаяся уходить Пэнси.- Да, Драко, ты меня, мягко говоря, удивил… - Желаю, чтоб ему явился не отмщенный призрак Тёмного Лорда, - я попытался пошутить, даже не представляя, что снова в некотором смысле попал пальцем в небо… В тот вечер в слизеринской гостиной было пусто и уныло. Проигрыш, да ещё такой глупый, испортил всем настроение и отбил желание общаться друг с другом. Я прошёлся по комнате. В камине уютно потрескивал огонь, украшающие гостиную змеи поблескивали, отражая его отсветы. Чтобы не расстраиваться из-за поражения, я начал думать об утреннем происшествии с Забини и узлами. Значит, рисовать узор в воздухе не достаточно. У Блейза узелки получались прочные, но вроде бы он никаких дополнительных действий не производил. Задачка на первый взгляд была простенькая – а решение от меня ускользало. Пока я думал, в гостиной появился декан. Он по прежнему сильно хромал, но это не мешало ему передвигаться со всегдашней стремительностью. Окинув гостиную взглядом, и убедившись, что никого, кроме нас двоих, в ней нет, он обратился ко мне: - Драко, тебя желает видеть отец. Немедленно. - Отец здесь? – удивился я, собираясь уже направиться к двери. Крёстный нахмурился: - Естественно, нет. Излишне частое появление родителей не приветствуется уставом школы. Он ждёт тебя в Малфой-Мэноре. Подойди ко мне. Я удивился ещё больше и уже собирался задать вопрос, когда профессор подал мне небольшой полотняный мешочек. - Здесь каминный порох. Как им пользоваться - ты знаешь. Ступай, и чтобы через час вернулся обратно. Естественно, то, что тебе позволяют отлучаться из школы, должно остаться в тайне. От всех. Как и истинное предназначение камина. Я неуверенно принял мешочек, высыпал немного пороха на ладонь, и подошёл к никогда не зажигаемому камину в противоположной стене. Кинутый в камин порох мгновенно вспыхнул зелёным пламенем. - Малфой-Мэнор, - чётко произнёс я, делая шаг. Пламя перенесло меня сразу в кабинет отца. Я стряхнул золу с мантии и только после этого ступил на дорогой паркет из чёрного дерева. Обстановка нашего особняка, за исключением нескольких комнат, была выдержана в светлых и пастельных тонах, за счёт чего создавалось ощущение простора и воздуха. Кабинет отца был одним из исключений. Здесь преобладали благородный коричневый, тёмный бордовый и чёрный цвета. Тяжёлые портьеры на окнах, старинный письменный стол с мраморными чернильницами и подставками для перьев, на котором царил идеальный порядок, даже когда отец был занят делами и бумагами, каждая мелочь, находящаяся в комнате, соответствовали замыслу ее владельца. Сам отец сидел в любимом кресле, держа одну руку на серебряной рукояти трости, и ждал меня. - Bon soir, papa* (Добрый вечер, отец), - тихо поздоровался я, подходя к нему. - Здравствуй, сын. У нас очень мало времени. Всё ещё не догадываясь о причинах такого экстренного вызова, я внимательно вглядывался в отцовское лицо, пытаясь понять, что же произошло. Но не мог уловить даже того, обеспокоен отец чем-либо, или, напротив, обрадован - Люциус Малфой был, как всегда, сдержан и безупречен во всём. Отец заметил мою насторожённость: - Прежде всего, присядь и успокойся. На свое волнение ты потратишь слишком много внимания, а я жду от тебя сосредоточенности на новостях, которые мне нужно тебе сообщить. Я повиновался. - Сначала я хотел бы узнать, как ты. Я знаю, какие беспорядки творились в школе на Хэллоуин. Тебя это как-то задело? Я вспомнил вторжение тролля, которое, хотя и напугало всех в первый момент, в общем-то, прошло на Слизерине незамеченным. - Нет, отец. Крёстный… Профессор Снейп сразу же отвёл нас в спальни и запретил выходить до того, как тролль будет пойман. Говорят, тролля привёл кто-то из Гриффиндора, - озвучил я самое популярное на тот момент предположение среди студентов, - И проблемы с ним были у них. Поттер полез геройствовать – самостоятельно разбираться с угрозой, - я презрительно скривился. – В одиночку. С троллем. И, разумеется, опять получил от Дамблдора кучу баллов. Отец слушал, одобрительно кивая головой, и слегка улыбнулся, когда я упомянул Поттера. Я всегда мог делиться своими мыслями с родителями – если мои суждения были неправильны, меня спокойно поправляли и поясняли, в чём именно состоит ошибка. - Профессор Снейп поступил мудро. Впрочем, я уверен, ты и без запрета декана не пошел бы искать встречи с троллем. Нет смысла рисковать, когда риск никому не приносит пользы. Потому что преподаватели, без сомнения, усмирили бы тролля без участия студентов. Если бы я допускал мысль, что педагогам Хогвартса нужна помощь первокурсников, чтобы справится с такой проблемой, то ты никогда не стал бы учиться у подобных магов. Но то, что ваш директор добавляет баллы за ... – отец сделал небольшую паузу, подбирая нужное слово, но в итоге решил не смягчать высказывание, - прямо скажем, за глупость, и поощряет нарушение собственных указаний и указаний своих деканов... Как отреагировали на это ученики? Студенты Хогвартса в большинстве своём уже давно привыкли к подобным вещам. К тому же, к истории с троллем многие отнеслись как к интересному приключению, а остальные уже усвоили, что возражать бесполезно. - Гриффиндор, разумеется, в восторге, - ответил я, вспоминая, какой ажиотаж начался во время завтрака за столом наших соседей, когда Уизли «случайно» проговорился о «храбром сражении Гарри с огромным свирепым троллем». – Сегодня они, вдобавок, выиграли у нас матч. Кстати, представляешь, Поттер снитч не поймал, а чуть было не проглотил! И победу всё равно присудили ему, - я грустно вздохнул. – Теперь они все только что не визжат от сознания собственного превосходства. Наши не довольны, конечно. Но разве мы можем что-то сделать? Отец развёл руками: - Верно, вам, ученикам, ничего делать и не нужно. Более того, лучшее здесь решение - пренебречь. Достоинство и гордость, - то, что остается людям, если они в данный момент не в силах бороться с несправедливостью. С баллами я ничего поделать не могу, конечно. Но о появлении тролля я держал речь на Совете Попечителей Хогвартса. Профессору Дамблдору вынесено предупреждение. Повторится что-то подобное - и его снимут с поста директора. Я постараюсь, чтобы Совет не начал искать "смягчающие обстоятельства". В то время отец ещё редко посвящал меня в свои дела. То, что он рассказал о решении Попечительского Совета, означало ровно одно: эта информация должна была стать так или иначе известна тем, кто может быть в ней заинтересован. В данном случае – тем, кто со мной учится, а через них их родителям. Отец явно не склонен был считать происшествие с троллем случайностью, а любые неслучайности он старался разгадать и использовать для своих целей. Я, разумеется, ещё не умел заглядывать так далеко, и просто испытал приятное злорадство, услышав об угрозе в адрес своего косвенного обидчика. Заметив мою мстительную радость, отец сразу же понял, что пришло мне в голову: - Вижу, ты снова припомнил директору историю с попаданием Поттера в команду по квиддичу? Я хотел виновато опустить глаза, но отец не собирался меня отчитывать: - В тот раз у меня не было причин, достаточных для серьёзного вмешательства. Теперь профессор Дамблдор мне их предоставил. Точнее тот, кто впустил тролля. И наличие последнего более чем серьёзно: этот кто-то может совершить что-то еще. Да, это послужит поводом для изгнания Дамблдора, что будет благом для Хогвартса. К несчастью, новое происшествие может повредить ученикам. Повредить тебе. Теперь отец уже больше не улыбался и говорил так, что у меня по спине пробежал холодок – до этого я не думал о недавней ситуации как о чём-то для меня опасном. - Я буду осторожен, отец, - произнёс я совершенно искренне. - Безусловно, - согласился он, беря со стола небольшую шкатулку, на которую я поначалу не обратил внимания. - Но у тебя недостаточно способов защитить себя. Поэтому возьми. Это летучий порох. Если будет твориться что-то неладное - немедленно перемещайся в поместье. Декана я предупрежу. Появившийся было страх моментально затмили мечты о предоставлявшихся возможностях. Должно быть, я даже слишком явно улыбнулся и слишком поспешно схватил шкатулку, потому что отец удержал мою руку: - Драко, надеюсь, ты услышал меня: если тебе будет грозить опасность. Только тогда ты можешь воспользоваться порохом. Под опасностью не понимается тоска по домашней еде, желание сбежать с уроков, обиды на преподавателей. И даже желание увидеть нас с мамой... Кстати, я не сказал Нарциссе, что вызвал тебя. Ей слишком тяжело с тобой расставаться и такое краткое свидание принесет ей больше боли разлуки, чем радости встречи... Итак, запомни: только в крайних случаях тебе разрешено перемещаться из Хогвартса. Иначе я буду вынужден наказать тебя. Отец отпустил мою руку, и взялся за трость, которую было отложил, потянувшись за шкатулкой с порохом. Изумрудные глаза змеи холодно блеснули, и взгляд отца, обращённый на меня, в тот момент едва ли был намного теплее. - Конечно, отец, я всё понял… только в случае опасности, - поспешно произнёс я, переводя взгляд на трость. Опираясь на рукоять, отец поднялся с кресла, давая понять, что пора прощаться. Но я вспомнил ещё одну вещь: - Papa… - он вопросительно на меня посмотрел, и я, осмелев, всё же задал вопрос: - Скажи, какое заклинание позволяет связывать?.. Я-то хотел разобраться, каким образом Забини ухитряется завязывать свои узелки, но видимо, фраза моя прозвучала криво, потому что отец понял её по-своему: - Что ж, с учётом складывающейся обстановки, тебе не помешает знать подобные вещи. Надеюсь, ты понимаешь, что боевые заклинания не применяют ради забавы. Одно из самых сильных заклятий, создающих так называемые «магические кандалы», способно удержать даже противника вроде тролля…. Я старательно запоминал объяснение, и потом повторил его вслух. - Совершенно верно, - кивнул отец, когда я закончил. – Ну что же, на этом, пожалуй, всё. Тебе пора возвращаться, сын. Отец обнял меня на прощание: - Береги себя. И помни обо всём, что я тебе сказал. Я на мгновение прижался щекой к тёплому бархату отцовского камзола, а затем, попрощавшись, вошёл в камин. В слизеринской гостиной уже погас свет, и только огонь главного камина позволял профессору Снейпу видеть строки книги в потускневшем от времени переплёте, которую он держал в руках. Когда я появился, крёстный закрыл книгу и поднялся мне навстречу: - Надеюсь, всё благополучно. Отец ничего не просил мне передать? Я отрицательно покачал головой. - Иди в спальню. Постарайся не привлекать внимания. Если спросят, где ты был... Впрочем, ты сам знаешь, что ответить. …После ухода сына Люциус Малфой задумчиво облокотился на каминную полку. След от метки больше не давал о себе знать, но всё же, тот небольшой укол явно не был галлюцинацией. А это говорило ровно об одном: шевельнулись старые тени. Люциус вышел из кабинета, и спустился вниз, а затем в подземелья. Там, в одной из комнат, он подошёл к старому барельефу на стене и коснулся его палочкой. Узор из мраморных вьюнков расплёлся, открывая хозяину небольшой тайник, в котором лежала очень старая тёмная тетрадь. Малфой взял её в руки, но открывать не стал. Он провёл пальцем по тиснёному на обложке имени и шёпотом произнёс, обращаясь к самому себе: - Что, если были и другие?.. Забрав из тайника тетрадь, он вернулся к себе наверх. Печально, что её нельзя уничтожить. Но Люциус не был бы Люциусом, если бы не умел находить выгодные для себя пути решения любых проблем. Убить одной Авадой двоих? Стоит подумать над этим.