Застенье

– Нравится, Ваше величество? – Да, очень вкусный, – ответила сидящая напротив меня черноволосая красавица. Она улыбнулась и сделала ещё один глоток. – У нас в царстве нет такого. Что это за чай? Надо будет батюшке сказать, чтобы приказал доставить. Я слегка замялась, растерявшись, так как не знала состава. Царевна внимательно смотрела на меня, поправляя мешающую прядь смоляных волос, которая немного выбивалась из идеальной причёски, и ожидая ответа. – Ну, понимаете… Я в чаях не разбираюсь. У нас они в магазинах продаются, а этот... – В магазинах? – перебила меня царевна. Я смутилась ещё больше, опустила глаза, внимательно рассматривая грязные полосы на столе. – В смысле, в лавках местных. Просто чая там много, выбрать любой можно. А мне этот очень понравился. От меня его выбор, конечно, не зависит, но... – А у нас так нельзя. Выбрать можно только тогда, когда заморские послы приезжают, они чай привозят, лакомства, украшения чудесные. А так, клюква или компот из яблок да груш. Есть ещё мёд, конечно. Но мне его пить не дают, мол, мала я ещё. А батюшка своих бояр вместе с воеводами медовухой угощать любит. Каждое воскресенье они у него в палатах собираются и песни поют до утра. Правда утром батюшку добудиться не могут, и зол он весь день на всех, – подперев подбородок изящной ручкой, вздохнула русская красавица. И, возведя синие очи к лампочке на заляпанном потолке, задумалась о чём-то. За её спиной простирались пышные зелёные луга с разноцветными полевыми цветами, яркими бабочками и стрекозами, которые резво порхали с цветка на цветок. Вот, прямо перед моим носом пролетел изумрудно-зелёный жук, слегка коснувшись волос крылышком. Я проводила его взглядом, недоумевая, как мы вместо обычной детдомовской столовой оказались в широком поле. Стол с чашками и стулья перенеслись вместе с нами. Нагнувшись, я сорвала травинку, повертела её в пальцах, потом осторожно куснула. Во рту остался свежий горьковатый привкус – настоящая. – Тут красиво, правда? – весело спросила меня царевна. Она вскочила со стула, пробежала немного и упала в траву. Стул, с которого она встала, исчез. Я на секунду задумалась об этом, но меня тут же прервал радостный голос девушки: – Ну чего ты? Иди скорее сюда! Смотри, какая тут речка! Я посмотрела на речку. Она извивалась тёмно-голубой лентой, пересекала все видимые мной поля вплоть до горизонта и скрывалась в темнеющем лесу. В сверкающей воде плавало такое разнообразие разноцветных рыбёшек разных оттенков и размеров, какое не встретишь ни в одном океанариуме мира. Сама вода в реке была настолько прозрачной, что виднелась каждая ракушка, каждая песчинка на дне этого маленького мирка. Одна из рыб, крупная, важная, с золотистой чешуёй, высунувшись из воды, внимательно посмотрела на меня издалека, будто хотела что-то сказать, но в последний момент передумала, и, вильнув хвостом, вновь ушла под воду. Почему я решила, что она смотрит именно на меня? Просто было такое чувство, как чувство потрясающего единения с этим местом. Я, в раз забыв о стуле, об исчезнувшей столовой, о других невзгодах, вздохнула полной грудью чистый, какой-то по-особенному сладкий воздух и робко ступила на траву. Словно проверяя почву на прочность, потопталась на одном месте и со всех ног рванула к реке. До леса было далековато, но я бежала так легко и свободно, как до этого никогда не бегала. И в тот момент, когда я почти добралась до заветной полоски воды, замечательный пейзаж вдруг пошёл странной рябью, словно картинка в старом телевизоре, и я снова оказалась на кухне за замызганным столом. Одна. Я успокоила бешено колотящееся сердце и горько вздохнула. Меня всегда выкидывало из моих видений достаточно быстро. И все мои сказочные друзья тотчас же пропадали. В эти моменты на меня тяжелее обычного наваливался груз мира, в котором я, к моему глубочайшему сожалению, жила. В этом мире у меня не было ни друзей, ни приключений, ни радостей, а лишь серая действительность, которая будет продолжаться всё моё пребывание здесь. У меня не было надежды на какие-то изменения. Тот мир всегда поражал меня своей внезапностью и яркостью, там постоянно происходило то, что меня всякий раз удивляло. Там у меня были друзья. Они утешали меня, развлекали, дарили подарки, которые исчезали с моим возвращением в повседневность, но вновь появлялись, стоило мне перенестись обратно. В обычном мире для меня не было ничего хорошего. Я училась и жила в школе-интернате при живых родителях, которые дважды в год (на Новый год и на мой День рождение) приезжали ко мне, дарили ничего не значащую ерунду и уже пятый год обещали, что скоро заберут меня отсюда. Сами они были в разводе, у каждого новая семья, другие дети, своя жизнь. Они приезжали к своей общей дочери только потому, что боялись, что их сочтут недобропорядочными людьми. В самом интернате друзей мне не нашлось. Не то что бы меня встретили враждебно, нет. На меня просто не обращали внимания и иногда смеялись. Сам интернат не был бедным, у нас было достаточно еды и одежды, были компьютеры и другая техника, нас возили на различные культурные мероприятия. Но если директриса, воспитатели и прочий обслуживающий персонал выделяли для себя любимчиков из толпы, то я в этот список не попадала. Не то что бы я жалела об этом, просто мне тоже иногда хотелось, чтобы ко мне как-то по-особенному отнеслись. Тех, кто помладше, усыновляли, обычно это были дети лет восьми и младше. Редко забирали кого-то старше, но всё равно до десяти лет. А мне исполнялось уже тринадцать. В свой мир я попала ещё до детдома. Первым ко мне пришёл Чеширский кот. Тот самый. Из сказок про Алису. Вот только почему-то, кроме меня его никто не мог видеть. Я попыталась рассказать о нём родителям, но они отвезли меня к детскому психологу. Сейчас-то я понимаю почему, а тогда я очень удивилась. Он сказал: «Не беспокойтесь, это детские фантазии, они пройдут». Он тоже не понял, что я не фантазирую. В интернате кроме учёбы, занятий нашлось достаточно: я слушала музыку, читала книги, рисовала, смотрела фильмы. Гулять я не могла, и в поездки меня брали редко. Правда я не сильно расстраивалась по этому поводу. Природа в моём мире была намного красивей и интересней. Я откинулась на кресле и вздохнула. Я уже успела соскучиться по моим друзьям. И по моему миру. Ведь там я могла сделать то, чего в этом мире была, увы, лишена совсем. Вдруг кто-то за моей спиной произнёс: – Не грусти, маленькая принцесса. Скоро ты к нам снова вернёшься. А потом настанет день, когда ты останешься с нами насовсем. Только дождись. Обернувшись, я успела заметить тающую в воздухе знакомую Чеширскую улыбку. – Анна! Ты долго ещё собираешься там сидеть? Мне столовую закрывать надо! – раздался раздражённый окрик поварихи. Я, поспешно покручивая колеса, выехала из столовой, навстречу разгневанной женщине. Она брезгливо посмотрела на меня, презрительно фыркнула и принялась греметь связкой ключей. – Чего уставилась? Марш спать! Мне ещё не хватало выговора за то, что я тут всяким убогим потакаю! – из-за того, что я «выпадала из реальности», меня считали умственно неполноценной. Я молча выехала в коридор. Добравшись до двери своей комнаты (мне выделили отдельную, ввиду моего положения, чтобы не мешала жить нормальным детям), заехала туда, не включая света. Привычным движением перекинула своё тело на кровать и рукой оттолкнула инвалидное кресло. Попытавшись устроиться поудобнее, я накрылась одеялом с головой, надеясь поскорее перенестись в свой прекрасный мир, где меня ждали друзья, и я могла ходить.