Дауншифтинг

                    — Я коктейль намешал, с имбирём… Бананчиком закусим! Хм… у тебя царапины на щеке, да и на руках…       У Лунгина на кухне разрисованные обои. Много лет назад я предложил Сашке оклеить кухню обоями под покраску, тогда они только появились. И мы, три лучших друга, вооружившись всяким писучим инструментом, принялись изгаляться над целомудренностью белой вертикали. Вот это моя надпись чёрным маркером: «Все люди делятся на две категории: те, с которыми легко, и также легко без них, и те, с которыми сложно, но невозможно без них. Э. Хемингуэй». И рядом нарисован смешной старикашка с боцманской бородкой в лодке и рыбой в руке. И это тоже моё творчество: снеговик с пенисом вместо носа, тракторообразный «хаммер», готическим шрифтом красиво — с розовыми шипами и пиковой мастью — слово «Пиздец», а пузырчатым штилем формула расчёта абсолютной суммы издержек обращения коммерческого предприятия. Дурак был, впрочем, как и остальные. Это Сашкина живопись: в подражание Бэнкси смерть с косой вдоль пола на лодочке рассекает, какие-то иероглифы, одному ему ведомые, бэтмен с морковкой (это в пику моему снеговичку), бесконечные цитаты из классики русского рока, типа «раньше у нас было время, теперь у нас есть дела»*. Ильяс тоже приложился: самурай с балалайкой вместо катаны, столбец оригинально написанных названий виски и ликёров, фашистский танк Tiger, очень натуральный, с пушкой, что уставилась в допотопный холодильник, под потолком зелёным цветом нарисована луна Жоржа Мельеса с пулей в глазнице, от луны оранжевые лучи — текст незабвенно надрывной песни Тhe House Of The Rising Sun группы Animals. И много маленьких избушек с солнышком вместо окна. Мелками написаны какие-то телефоны, названия экзотических блюд и призрачных городов из песен. А ещё отпечатки наших ладоней от разных красителей — вот кетчуп, вот канифоль, вот гипс, вот серебрянка, вот вырезаны из тетрадного листа, вот засохшая горчица, вот просто краска. Отпечатки трёх лучших друзей. Нетленка. Барельеф юношеских клятв, формулы бескорыстного счастья и почётная доска наивных мечт и непуганой верности.       Я оглядел этот шедевр. Смешно и грустно. Надписи побледнели. От времени или от стыда? Всё разрушается, и даже самое стойкое из чувств уходит в тень, в даль, в небыль.       — Саш, а Гвен… она мертва? — я спросил, разглядывая эту кухонную палеографику.       — Что? — Лунгин прошептал это.       — Не ту цитату Хемингуэя я здесь написал… У него есть более известная: «Лучшая возможность узнать, можешь ли ты доверять человеку, — довериться ему». Полагаю, что Ильяс тебе доверился. — Я обводил пальцем немецкий нарисованный танк и не видел, что делает Сашка. — Он привёл к твоей маме Гвен? И та сообщила ему радостную новость: Рита беременна. Ты и до этого знал, что тот идиотский диагноз, что висел над Илькой раньше, ошибочный. Ведь ты знал, что дочка Нестерова не от Виктора… Но Нестеров и не собирался делиться с Ильясом этой тайной. Поэтому он в безопасности. Но Гвен… Реальная угроза. Официальный ребёнок получит не менее половины наследственной массы, как бы ни были против другие наследники. А я полагаю, что другие наследники против…       — Ты что такое говоришь? — сдавленный сип за спиной.       — Я, Саш, был слеп, а ещё гением-аналитиком прикидывался. Но сегодня… вернее, буквально за последнюю минуту в этом доме всё вдруг выстроилось здесь, — я показал пальцем на голову, — и дебет с кредитом сошёлся… И с одной стороны, так всё ясно, очевидно, понятно, а с другой стороны, мерзко… Настолько, что стою и думаю, не ударишь ли ты меня в спину сейчас?       — По-моему, ты не в себе.       — Ты бы очень хотел, чтобы я был не в себе. — Я наконец повернулся к Сашке. Он стоял с толстодонным бокалом в вытянутой руке, предлагал мне имбирный коктейль. Я взял и залпом опустошил его. На лице Сашки типа смятение, а ведь его лицо такое располагающее, такие чистые и прямые линии, такие мужественные и честные скулы, такой волевой товарищеский подбородок, такие преданные и бесстрашные серые глаза. Таська сравнил его с Дольфом Лунгреном в молодости. Действительно, похож и статью, и ролями, и актёрскими способностями. Никакими. Это смятение и переживание фальшивенькие, слишком искусственные. — Расскажи мне, чья же это была идея?       — Какая идея? Беран, ты несёшь бред! — И он залпом выдул и свой алкоголь.       — Идея убрать лишних людей от богатств Мехтиева? Не надо, не надо сейчас изображать из себя невинность и поруганную дружбу! — Я уселся на хлипкий стул и подал Лунгину пустой бокал. — Налей ещё! Наверное, всё завертелось, когда ты как руководитель службы охраны, да и вообще как наш милитаризованный ангел-охранитель, пронюхал, что Ильяс таскается за Гвен всерьёз. Во-первых, возникла опасность того, что Гвен забеременеет, она же хоть и фрик, но женщина! Во-вторых, у Гвен были интересные друзья, экстремальщики, и нужно просто сделать так, чтобы до возможного деторождения с Ильясом произошёл несчастный случай. Наверное, это можно устроить… Мне ты говорил, что борешься с его неожиданным пристрастием к опасным развлечениям, а ему... скорее всего, его ты поощрял. Я помню, что ты даже якобы увязался с ним на Урал в велотур. Может, всё не так? И это ты его подсадил на адреналин? Возможно, Гвен даже и не одобряла его увлечение экстримом, я ведь с ней не общался, всю информацию я получал от тебя! А потом крах! Несчастный случай ещё не созрел, а Гвен уже беременна! И вот тогда возник альтернативный проект — правда, спешный и более кровавый, чем предыдущий, да и откровенно криминальный! Надо расправиться с Гвен, пока та не разродилась! Как это сделать? Нужно найти исполнителя! Вы бы могли просто нанять киллера, но жадность и самоуверенность вас сгубила. Вы придумали убить двух зайцев: убрать Гвен и ещё одного дольщика — увязшего в работе Семёна Берана. Гвен убрать физически, а меня либо в психушку, либо на зону, а ещё лучше, чтобы я самоустранился. И наследство автоматически увеличивается, и для полиции железобетонный состав преступления вырисовывается. Первый шаг — думаю, что всё-таки подстроенный случай с парапланом Ильяса. И сразу облом: Ильяс остался жив. Но упрямых сообщников это не расстроило. Второй шаг — подготовить агнца на заклание, то есть барана. Ты через кофе заряжал меня приличной дозой какой-то химии усыпляющей, выносил меня из офиса, где на «хаммере» жертву увозили в нужное место. Всякий раз только вечером, когда нормальные работники уже смылись по домам! У тебя же — алиби, ты остаёшься в офисе и меняешь на всякий случай видеофайлы, смонтированные специально для меня. Ведь твой сообщник — айтишник, я узнава-а-л! Трижды меня в виде бревна вывозят по безобидным адресам, но потом медлить было нельзя: Гвен может всем рассказать о беременности, да и видно будет, в конце концов! И тогда красавец Молчан совершает ужасную ошибку! Он никогда не видел Гвен, но знает, что она поёт в «Мышеловке» и выглядит как фрик — в ушах кольца, на башке катастрофа. И он похищает девушку с синим ирокезом, с проколотым в сито ухом, которая вдобавок ещё и пела в клубе. Увозит… обязательно на «хаммере» в промзону и превращает её живот в фарш. Ну и я — бесплатное приложение, доставлен, уложен, вооружён, уликами посыпан. Представляю твои чувства, когда ты понял, что я не оставил улик, а Гвен жива-невредима! Зато какие чудеса упорства вы демонстрируете, какую изворотливость мысли! Решили добить меня смертью Ильяса, привезли в клинику либо под видом свежего больного, либо вместе с больным на одних носилках. Уверен, что помощь какого-нибудь местного медбрата или даже сестрички тебе стоили недорого… И опять незадача. Я, скорее всего, рано очнулся, ведь довести меня до места в этот раз было совсем непросто. Я очнулся и ушёл… Ну, не везёт вам! И совсем что-то не заладилось с Гвен! Вспоминая тот вечер, я понимаю, что тупо не выпил кофе. Помешали-с… Знаешь кто? Следователь Чистяков нас тогда одолел просто… Поэтому Гвен просто похитили, без моего звёздного участия! Вот я и спрашиваю! Она жива?       Сашка помотал головой, и непонятно: это значит, что мертва или что я конченый фантазёр? Налил ещё виски (уже просто, без имбиря, мёда и лимонного сока) и вылил в себя. Стоит, прислонившись к холодильнику, молчит, на меня не смотрит.       — Лунгин, чего тебе не хватало? Ты же не был подонком! Неужели всё из-за денег? Да ещё и Айну в это впутал! — Сашка вдруг уставился на меня и выгнул бровь. — Только не говори мне, что это она всё организовала! Она, конечно, не ангел, но и не убийца. Как ты её раскрутил на это?       — Никого я не раскручивал, — спокойно ответил бывший друг. — А по поводу «подонка»… Я всегда был другим, Семён. Это вы: золотой лихой мальчик и воспитанный интеллигентами умник, а я с детства гудрон вместо жвачки жрал, отца пьяного от хулиганья спасал, в форточки лазил, чтобы холодильник соседей обчистить. Какая могла быть между нами дружба? Да вы ещё оба старались: один своими денежными подачками унижал, другой всезнайством бил.       — Саш, но не убивать ведь за это? — Я даже встал, подошёл к нему, чтобы увидеть его серые глаза, чтобы понять, как это могло случиться.       — Я никого не убивал.       — Всё сделал парниша в стрингах? А как ты теперь поступишь? Тебе придётся убить меня самому, Лунгин. Глядя мне в глаза. Сможешь без вашего танцора-исполнителя? Медлить ведь нельзя! А его нет рядом!       — Ошибаешься.       И левая сторона затылка взорвалась чёрной болью. Всё вокруг стало чёрным, неразличимым, свистящим. Сознание вырубилось.                     Звук как будто где-то далеко — может, даже за стеной.       — Нахрена ты это сделал? Гематома будет, вопросы будут…       — Да выбесил он меня своими догадками!       — Вот именно, это только догадки! Он не представил ни одного доказательства.       — Но он определённо назвал меня!       — Думаю, он видел тебя. В деревне, в лесу, в машине… Только не пойму, как он со мной связал? Откуда он знает о беременности этой припадочной? И о том, что остов у параплана был подпорчен… Как он всё это прочухал?       — Всё, да не всё! Он считает, что блаженная Айна в теме! — И сдавленное хихиканье.       — Естественно! Кто нас может заподозрить? — И мокрое чмокание, похоже на поцелуй. — Неси скотч! Надо его запеленать!       — Зачем? Придушим — и в ту яму!       Я уже понял, что очнулся и слышу голоса Лунгина и Демьяна. И если сначала решил не выдавать себя, а наступившая ранняя августовская темнота помогала мне, то последние слова окончательно вернули мне сознание. И я открыл глаза. Сообщники это сразу заметили и примолкли, Сашка, прищурившись, посмотрел на меня и сочувственно так сказал:       — Не нужно было тебе приходить сюда, это было глупо, тем более раз ты всё знал!        Была не была! Не ждать ведь, когда друг навалится на мою шею и удавит! Я дёрнулся что есть мочи, целясь в нос Лунгину, он был ближе. В нос не попал, вмазал в челюсть, не ожидавший такой прыти Сашка повалился назад, я вскинул ногу и пяткой попытался достать Молчана. Тот увернулся. Надо попробовать выскочить хотя бы на лестничную площадку, шуметь, стучать, орать! Я уже почти встал, почти ринулся к выходу, но удар по колену — я вновь на полу, ударяюсь лбом и ох-х-х… получаю ногой в бок! Инстинктивно группируюсь, закрываю многострадальную голову руками, и боль прожигает меня ударами в бедро, в спину, в живот, в пах… бля-а-адь! Похоже, именно это я и кричу!       — Дёма, прекрати! — кричит вместе со мной Лунгин. Он, видимо, оттаскивает от меня этого ублюдка. — Не так, не здесь и не сейчас!       — А чего ждать? — Молчан тяжело дышит.       — Его будут искать, выйдут на такси, а он приехал сюда… И он — не те шлюхи, его будут искать! Нужно всё продумать! Не пори горячку! Неси скотч!       Молчан наклонился к моему лицу и с ненавистью выпалил:       — Даже не думай, что тебя пронесло! Ты в этот раз совершил ошибку! Расстался со своим сладким мальчиком? Не сказал никому, что едешь сюда, на Чайковского! Твой ангелочек сейчас тусует по барам. Пьёт текилу — видимо, пребывает в обиде и неудовлетворённости…       — Дёма! — предупредительно окликнул его Лунгин.       Молчан отправился греметь ящиками на кухню.       — Ты связался с психом-убийцей! — просипел я Лунгину.       — Ты ничего не знаешь! — прошипел он в ответ. — Это Дёма со мной связался! Это я ему предложил этот план. Это я цинично использовал его мечту хоть как-то вырваться из той свалки, в которой он находился, из мира дешёвых мужчин, дорого выглядящих! Это я заметил его отчаяние и дикую усталость от липких ручонок вожделеющих баб! Это я предложил ему общий путь в обход вас, везунчиков и игроков… Это я! А Дёма, он просто…       Сашка заткнулся, так как Молчан-Безтитко вернулся со скотчем. Он сразу принялся за дело, грубо развернул меня за ноги. Липучий треск ленты и жёсткий перехват по щиколоткам.       — Колени тоже скрепи, чтобы не мог встать, — Сашкин голос совсем рядом, и снова звук скотча, мне перематывают выпрямленные ноги. — Дай мне! — И клейкая лента грубо прижата к моим губам, обёрнута вокруг головы и вновь надёжно закрыла рот.       Я выпалил ему в лицо гневно какой-то жуткий набор ругательств из репертуара Ваньки Субботина — правда, получилось только мычание. Молчан-Безтитко, сверкая белыми зубами, широко улыбнулся:       — Ты просрал своё везение! Я дождаться не мог, когда уже около тебя не будет этого придурка с косичками! И вот ты без него! — Он дёрнул на себя мои вялые холодные руки, развернул, как барана на стрижку, и вывернул локти за спину, а Лунгин ловко и крепко перемотал мне и эти конечности.       — Мы положим тебя в чулане, ты знаешь, там пусто, стены на соседей не выходят, внизу живёт пьяная Варька, хоть застучись до неё, сегодня же пятница, страстная пьяница. Дверь я закрою. Телефон твой я забрал, ключи тоже. Ты в джемпере, так что не замёрзнешь. Искать тебя пока никто не должен. На работе ты не сказал, что выйдешь в понедельник. Так что у нас время есть приготовить тебе безупречную кончину! — И это сказал мой друг! Слишком пёс, слишком друг, чтобы быть правдой!       — Надо слетать к нему на квартиру, проверить, не оставил ли писем, — предложил Демьян.       — Не надо! Сейчас мы тупо валим домой. Я — к своей суке, ты — к своей клуше. Все должно оставаться как и раньше. Ты знаешь, может и лучше, что всё именно так. — Мои глаза вылезли из орбит, ибо этот брутальный Дольф Лунгрен, прирождённый вышибала и терминатор, вдруг ласково погладил Молчана по щеке. — Мы уже на финишной прямой.       — А если он обоссытся? — Демьян кивнул на меня.       — Боишься, что затопит соседей? — заржал Лунгин. — Потащили!       Они подхватили моё оглушённое и связанное тело и грубо кинули в узкую тёмную комнатку; здесь, прислонившись к стене, стоял горный велик какой-то крутой марки. Сашка выволок механизм из чулана и захлопнул дверь. Я услышал, как закрывается замок, и ещё какой-то звук.       — Эй, друг! — крикнул Сашка. — Отдыхай! Я тут дверь подпёр, закрыта надёжно! Никто тебя не побеспокоит! Дыши реже, а то там нет воздуховода! Мы завтра придём.       И шёпот, явно молчановский:       — Саш, давай по-быстрому?       — Дурачок! Не сейчас… нам надо уходить.       — Я на свою кикимору смотреть не могу…       — Терпи. Она нам нужна. — И жаркий звук поцелуя. У меня, по-моему, перманентный шок и лихорадка началась… Как это может быть? Эти двое вместе? Получается, что когда Лунгин по просьбе Ильяса стал «проверять и щупать» никчёмного стриптизёришку, который обаял его сестру, то они так и нащупали друг друга. Свою Дашку он называет сукой, а Айну — клушей. Конечно, есть и в той, и в другой что-то от суки и от клуши. Но… выходит, что Сашка гей! Или как там, бисексуал. И голова трещит, расползается по швам…       — Мадина сегодня утром сказала, что собирается на родину после нашей свадьбы…       — Видишь, как всё хорошо складывается… И мы будем с тобой одним целым, «властелинами мира»… — Опять шум одежды и толчки в дверь, которая меня отгородила от них. И ещё какой-то шёпот, но из-за свиста в ушах я уже не разбирал слов. А потом я услышал, что в квартире всё стихло. Эти ублюдки-любовники ушли. Что делать? Лунгин прав, в этом чулане я как в футляре, как в гробу: заколочен и забыт. Достучаться невозможно, выбить дверь… это вряд ли, хотя можно попробовать. Сейчас, только немного голова поуспокоится, боль уляжется. А что я ещё могу сделать? Они хотят меня завтра убить? Или у них нет определённого плана, завтра они будут думать. Может, Чистяков займётся-таки этим танцором? Хотя… он-то, может, и займётся, может, и задержит. Предъявит ему обвинение, но для меня-то будет поздно!       Как всё-таки херово. Не только от темноты, тишины и беспомощности, не только от ломоты в руках, боли в голове, сухости во рту. Скорее, от этой подлости, что я прошляпил так легкомысленно, так играючи. Стал вспоминать всякие мелочи наших (Ильяса, меня и Сашки) отношений. Как назло, вспоминалось только хорошее. Настолько хорошее, что даже захотелось реветь. Захотелось биться головой об пол, чтобы всё хорошее выбить из своей дурной башки!       И вдруг!       На ягодице гудение и мелкая вибрация. Это телефон Таськи! Ублюдки вытащили телефон из переднего кармана и даже не подумали, что может быть ещё один! Славный жёлтенький, со стразами, примитивный телефон гудел и гудел… Я начал крутиться. Руки в локтях согнуть было очень трудно, скотч врезался в мякоть, но ерунда! Ради этого чудного гаджета можно и потерпеть. Гудки прекратились, я вспотел, но двумя пальцами правой руки долез до кармана и, мыча от боли и от усердия, вытащил телефон. Он брякнулся об пол. Я остановился отдышаться. Теперь нужно развернуться к телефону лицом. Или, может, поднатужиться и порвать скотч на руках… У меня аж мышцы заболели, но ничего не получалось. Я знал, что это бесполезная идея… Стал крутиться на пыльном полу, это оказалось не очень сложно, только руки за спиной мешали. Ничего, я справлюсь!       Вот жёлтый прямоугольник передо мной. Не с первого раза, но удалось открыть крышку чехла. Так… я стал тыкаться носом в сенсорный экранчик. Чёрт, как это тяжело! Тело затекло, шея напряглась до спазма! Но я победил, в какой-то момент телефонное око зажглось синим цветом. Блин, зарядка показывает, что смерть близко… Да ещё и интерфейс незнакомый… Как тут? Уф-ф-ф… Нужен список контактов…       И тут опять мелкая радостная дрожь и на экране появляется имя «Аллочка». Осторожно, нужно попасть в нужную точку… Есть! Связь установлена! Слышу шум, где-то идёт вечеринка, и до колик знакомый голос в немного пьяной интерпретации кричит:       — Сэм! Твоё сообщение принял! Просто супер! Но я теперича буду играть в неприступную твердыню! Я плачу... если вашей Таси вы не забыли до сих пор, то знайте: колкость вашей брани, холодный, строгий разговор, когда б в моей лишь было власти…**       Но я не мог позволить Таське, моей фее-спасительнице, балоболить! Я замычал громко, как будто кричал: «Тася, спаси меня, вызывай полицию!» И Таська сразу же заткнулся, я услышал, что что-то хлопнуло и шум вечеринки чуть стих.       — Сэм? Это ты? — голос уже совсем не пьяный.       Я промычал что-то типа «угу».       — Что-то случилось?       — Угу.       — Кляп во рту?       — Угу.       — Так… этот мудак Безтитко тебя похитил?       — Угу.       — Сэм! Тебе угрожает опасность!       — Угу.       — Так, где ты? Ты в городе?       — Угу.       — Не в доме же у Молчана… И не у Айны?       — М-м… — что явно означало «нет».       — Так, давай сразу к делу! Вдруг они тебя услышат! Ты знаешь адрес?       — Угу.       — Как узнать…. Давай я буду первую букву называть, а ты соглашайся или нет!       Но меня осенила спасительная мысль: я вобрал носом воздуха и промычал «Танец маленьких лебедей», надеюсь, я интонировал верно!       — Прелестно! Ты приглашаешь меня на балет? Сэм, это улица Чайковского?       — Угу.       — Молодец! Дом, первая цифра, гуди короткими!       — М… м… м…       — Три. Вторая?       — М… м…       — Два? Тридцать два?       — Угу.       — Квартира? Первая цифра?       — М… м… м… м…       — Четыре. Вторая?       Я молчу.       — Сэм! Вторая?       — М-м… — и это опять «нет».       — Что «м-м»? Ноль, что ли?       — Угу.       — Йес! Сорок! Собирать народную дружину или полицию?       — М-м-м-м…       — Понятно. Значит, время есть. Но я потороплюсь, а то, судя по твоим репликам, тебе скверно. Ты только не умирай! Ты там держись! Я сейчас найду следователя, к которому ты с утра ходил, обещаю тебе! Я ж такой!       — Угу.       — И хотя ты меня и не ценишь, я люблю тебя… поэтому держись!       — Угу.       — А ты… — Телефон мерзко запикал. Сдох. Но я был уверен, Таська прилетит на крыльях ночи, он всё понял. Он меня любит. Я внутренне улыбнулся… Тася — моя фея-спасительница. Мне остаётся только ждать, борясь с головной болью и тошнотой, напрягая и расслабляя затёкшие и онемевшие конечности, пытаясь найти приемлемое для тела положение. Мне остаётся только ждать, размышляя о вероломной дружбе и причудливой любви, придумывая сценарий моего освобождения и справедливого возмездия для преступников, мучаясь от собственной доверчивости и слепоты. Мне остаётся только ждать моего Таську, Чистякова с экспертами, ОМОН и всех марвеловских героев во главе с Железным человеком… Мстители же…       Думаю, мстители прилетели часа через два, когда я уже перестал чувствовать руки, когда я уже сходил с ума от ожидания. Они с грохотом ворвались в квартиру, ослепили меня электрическим светом и оглушили неприятными вопросами. Железного человека с ними не было, только добрый Халк с конфетами и фея-спасительница.               ________________________________       * Наутилус Помпилиус «Крылья».       ** Ответ Татьяны Онегину из романа «Евгений Онегин» А. С. Пушкина.