Она забыла

И тогда она скажет: "Всё хорошо, я сбилась с пути, Но я супердевушка, а супердевушки не плачут"

      Рейна даже не смогла уловить то время, когда стаканчик виски вечером превратился в мерзкую зависимость. Она просто приходила в свою двухкомнатную квартиру в Новом Риме, после омерзительно тоскливого дня, доставала, будто никогда не заканчивающуюся симпатичную бутылку из домашнего бара и медленно наливала в стакан положенную дозу, которую каждый день обещала себе понизить.       Она не помнит, когда позволила себе в первый раз засидеться в баре. Она лишь помнит, что как только её глаза закроются, она снова будет мучиться в агонии. События давно минувших лет всей её калеченой жизни будут мелькать, словно очень хорошо сохранившиеся кинофильмы.       Ей почти тридцать. И прошло уже больше десяти лет. Ей кажется, что это было так давно. Потому что она смотрит на зажившие благодаря амброзии и нектарам раны, от которых остались белые рваные шрамы. Потому что она давно отказалась от своего места претора, дав дорогу более молодым и стремящимся к этому званию полубогам. Потому что великая семерка уже начала растить будущее поколение.       Ей кажется, что это было только вчера. Потому что иногда шрамы болят, так, будто кожа вновь чувствует прикосновение холодных клинков. Потому что она все по-прежнему одинокая отверженная римлянка. Потому что во снах призраки неуспокоенной родни, блестящие глаза Ориона и статуя Афина Парфенос совсем как наяву.       Рейна забыла, когда в последний раз видела кого-нибудь из прошлой жизни. Как-то неожиданно все повзрослели. Словно наигрались в смертельные игры Богов, выросли и остепенились. Почти как она, только может счастливее. Она знает, что Джейсон определенно точно счастлив в браке с Пайпер и растит прекрасного ребенка. Она не знает, кто у них. Так же, как и не знает, как живут Аннабет и Перси. Она лишь надеется, что они действительно счастливы и немного злиться, что ей повезло меньше.       Когда-то давно, когда она была еще девчонкой-претором, они все — большая семья, шутили о вечеринках, договаривались о встречах и ждали друг друга в нетерпении. Но сейчас она понимает, что все это было искусственным. Они забыли её.       Раз в три года к ней приходит Хилла. Прекрасная, бессмертная и величественная Хилла, царица амазонок, которая с жалостью и презрением смотрит на неё саму и на покрытые сантиметрами пыли рамки с фотографиями её многообещающего и лживого прошлого. - Сейчас ты так похожа на отца. - Однажды бросает Хилла. Прошлая Рейна вскинулась бы и ответила на подобную наглость. Но она не встает со своего засиженного кресла и лишь согласно кивает. Она сама это заметила и уже давно. То чего она так боялась всю свою жизнь, в конце концов, станет её участью. Она станет манией. Она уверенна, что она уже мания. И она жаждет, когда же хоть кто-нибудь проткнет её насквозь.       Всё, что у неё есть — квартирка в Новом Риме, римское одеяние, оружие и расколотая душа, словно новая фарфоровая ваза, которую она разбила на прошлой неделе. Иногда она шутит с самой собой: «Хоть бы кошку завела. Может, вписалась бы в стереотипы». Тогда получилось бы оправдать чертову разбитую вазу, а не позорно признать, что задела её, когда перепила лишнего.       В проклятый понедельник, возвращаясь с работы, она чувствует непереносимую ненависть и желание скорее оказаться в любимом кресле. Она заходит в квартиру и совершенно точно ощущает чужое присутствие. Она почти по запаху понимает, что опасности нет, и с разочарованием плетется в гостиную.       В ней темно и сыро, как и в душе самой Рейны. Она скидывает сумку и туфли в середине комнаты, наклоняется к бару и достает юбилейную бутылку «Блэк Лэйбл». Она на 99,9 % уверенна, что её гостю он не понравится, но все равно задает вопрос. - Будешь?       Он выходит из тени, собственно как и всегда. Она не сразу узнает в нем парня, с которым когда-то спасала мир. Нико стал заметно больше. Во всех смыслах. Теперь между ними не видно разницы в возрасте. Он выглядит едва ли младше её. И брутальная мужская щетина ему идет. - Я, пожалуй, откажусь. - Уклончиво отвечает он, сверкая глазами. От его голоса Рейне становится тяжко. И воздух в затхлой от пыли комнате кажется невыносимым. - Жаль, у него хороший вкус, - она старается держать себя в руках и собирает по кусочкам собственное самообладание, чтобы не выглядеть совсем жалкой в глазах Нико. - Как твои дела? - Им обоим неловко. Она, потому что знает, что выглядит довольно отстойно. Он, потому что видит, что этот вопрос был явно неуместным. - Прекрасно. У меня есть потрясающая работа, неплохая квартирка и полная свобода. - Она не знает, зачем так очевидно врет, да еще и тому, кому врать нет смысла. Как будто он не сможет прочесть по её лицу: «Спасите, я тону в собственном отчаянии!»       Рейна глубоко вздыхает, берет бутылку и стакан и шагает к своему креслу. Ей приходиться пройти мимо Ди Анджело и она вдыхает его холодный мертвый запах. На секунду это возвращает её в мир, где ей было для чего жить, но лишь на секунду. Нико следит за её передвижениями, держа руки в карманах. У него на поясе висит черный меч из стигийской стали. Она бы хотела к нему прикоснуться. Не только к мечу. - Я вижу, как ты счастлива, - Голос Нико пропитан сарказмом. Он проходит мимо полок с фотографиями и берет одну из них. - Мой первый приезд в Лагерь Юпитера после победы над Геей. Я думал, она тебе не нравится.       Нико поднимает на неё взгляд из-под волос и пронзительно смотрит. Он словно надеется, что девушка с фотографии очнется. В его глазах теплится надежда. - Я паршиво вышла на ней. - Она пожимает плечами. - Но это одна из немногих наших совместных фотографий.       Она отпивает из стакана и, наконец, понимает, что проклятый понедельник повернулся интересным углом. - Мне нравится, как ты здесь выглядишь. - Рейна могла бы принять это за комплимент, но это скорее был меткий упрек исподтишка. - Как твои дела? - Закидывая, уставшие от каблуков, ноги на журнальный столик, спрашивает она. Нико садится на диван напротив, оглядывает её, как бы оценивая плачевное состояние подруги, и выдыхает, словно от боли или разочарования. - Я стал дядей. Недавно. У меня прекрасная племянница. - Он улыбается, точно так же, как и десять лет назад. Рейна тает и хочет обнять его. Но это ограничивается секундным порывом. - Поздравляю. Передашь от меня наилучшие пожелания молодым родителям и малышке, - Рейна приподняла стакан, словно чокаясь с Нико и выпила за здоровье новорожденной. Нико морщится и замечает нездоровый блеск в её глазах. - А сама не хочешь? Ребята были бы рады тебя увидеть.       Рейна не понимает почему, но его слова приводят её в ярость.       Она молчит и не хочет ничего говорить. Рейна боится, что не сдержится и начнет плеваться ядом. Она не хочет опускаться перед Нико еще ниже.       Он отпускает эту ситуацию, так и не получив ответ на свой вопрос. Нико хочет понять, что с ней случилось. - Кстати, я принес ужин. - Он поднимается с дивана, уходит на кухню, а через 15 секунд у её ног приземляется бумажный пакет с символикой Макдональдса. Рейна усмехается и достает из пакета картошку фри. - Спасибо.       Они сидят напротив друг друга. Она думает, что он начнет кидать в неё немые упреки. Но он жалостливо сверлит её темным взглядом, словно пытается заставить её смутиться и отвести взгляд. Рейне кажется, что сын Аида требует от неё невозможного. Нико ловит себя на мысли, что она похожа на призрака.       Рейна обводит мутным взглядом комнату. И ей кажется, что стоило бы хоть иногда сдувать пыль с фоторамок. Или открывать окно.       Мужчина, сидящий напротив, кажется, с ней согласен. - Зачем ты пришел? - Она отпивает виски и отводит взгляд на брошенную на пол сумку. - Я скучал. - Он ухмыляется, жуя картошку.       Внутри немного теплеет. Рейна списывает это на почти пустой стакан. Она совершенно точно не хочет снова покупаться на слова.       Нико вновь встает и обходит её небольшую гостиную. Он находит, висящий на стене гладиус, поросший пылью. И в тот самый момент понимает, что все куда хуже, чем он думал. - Ты сильно сдала. - Как бы невзначай говорит Нико, следя за её реакцией.       Она ощущает боль от его слов, но не может не согласиться. Рейна хватает злополучный стакан, но её руки проходят сквозь стекло. Она испуганно смотрит на свою руку и с размаху толкает стакан, роняя его на паркетный пол. Стекло жалобно звенит и разбивается.       Она забыла, как плачут люди, но будто просыпаясь от долгой спячки, её лицо непривычно кривится в гримасе рыдания. Она сжимает длинными ногтями поролон кресла, протыкая обивку насквозь, и бьётся в истерике.       Ей кажется, что Нико подлетел слишком быстро, хватая руками её лицо и пытаясь что-то говорить.       Ей кажется, что Нико шел к ней слишком долго, а пришел поздно. Потому что думает, что спасти её уже невозможно.       Она помнит его руки чересчур плохо, чтобы не прильнут к холодным ладоням. И она совершенно не чувствует, как он заставляет её встать с чертового кресла, потому что все, что она чувствует это объятия, в которых она тонет и пытается вдохнуть свежести.       Она клянет себя за слабость и за то, что сдалась так быстро.       Рейна утыкается ему куда-то в традиционно-черную футболку и прижимается сильнее, чтобы почувствовать себя осязаемой, а не призрачной. И понимает, что сейчас она целее, чем была.       Наутро, просыпаясь неожиданно отдохнувшей от кошмаров и в объятиях Нико, она пытается понять, как добралась до кровати и почему рядом лежит сын Аида.       Она входит в гостиную, словно возвращается в прошлое. На столе лежит пакет из Макдональдса, на полу сумка, туфли и острые осколки разбитого стакана и её разума. Ей вообще-то пора на работу, но она не идёт.       Она убирает всё. Стирает пыль с полок и фотографий, открывает пурпурные шторы и опустошает бар, выливая содержимое каждой бутылки до последней капли в раковину.       Ей кажется, что она сделала большой шаг вперед, в сторону своего будущего. Она боится, что сделала непозволительный шаг назад, который вновь приведет её в сумасшедшее отчаяние.       Но как только из спальни выходит Нико. Такой взрослый и сильный, однако, все также похожий на мальчишку, с которым она пересекала Атлантику. Она понимает, что приняла одно из самых правильных решений в жизни.       Нико сразу замечает изменения и пустой бар, который Рейна небрежно закрывает ногой. Он вопросительно поднимает бровь. Она пожимает плечами, молча предлагая последовать за ней на кухню. Она чувствует себя вновь сильной и независимой. Ей больше не нужно заводить кота, склеивать разбитую вазу и боятся увидеть в отражении зеркала отца.       Сегодня они садятся напротив друг друга в светлой просторной кухоньке. Каждый из них понимает, что это будет теперь каждодневный ритуал на многие годы вперед. Рейна снова уверенно смотрит на него, внушая силу и непоколебимость. Нико ухмыляется и радуется, что вчерашний болезненный блеск в её глазах исчез.       Рейна забыла, как нужно быть счастливой. Она привстает со своего места и наклоняется к Нико, медленно целуя его в холодные тонкие губы.