Мой Выбор

Воздух еще звенел от зноя, но вечерняя прохлада уже отвоевывала свое. Небо словно выцветало и понемногу окрашивалось в нежно-розовый. Ветерок шевелил высокую траву, и ночные птицы уже чистили перышки, чтобы через несколько минут начать свои песни. Но двум сражающимся в центре большой поляны было не до окружающих красот. Высокий седой книсс с легкостью и изяществом уходил от сильных ударов человека, одетого только в короткую кожаную юбку, похожую на те, которые когда-то носили древние легионеры. Собранные в небрежный хвост длинные черные волосы человека растрепались, и книсс то и дело проходился по ним выпущенными коготками, словно пытаясь поймать непослушные пряди. Странный это был бой. Бойцы были опытными, сильными, но удары лишь пару раз достигали цели и не наносили вреда. А потом и вовсе началось нечто непонятное для стороннего взгляда. Книсс закружился, завертелся, словно затанцевал вокруг замершего человека, который сейчас, в свете заходящего солнца показался вдруг особенно красивым. На светлой коже спины и плеч ярче и четче проявились древние письмена татуировки, прозрачные зеленые глаза потемнели, почти резкие черты лица стали мягче, нежнее даже. А книсс все быстрее кружился вокруг него, похожий на серебристую молнию, и замер вдруг с поднятой для удара лапой, которую остановил в последний момент. Отступил, опустив голову, благодаря за бой, и уже не увидел, какой болью, обидой и разочарованием полыхнули глаза человека, молча ушедшего в подступающие сумерки. *** «Беллихарр Мар-Ниэр из рода Суримэ, не смей сбегать от меня, как трус с поля боя!» - Муарр был в ярости и от его мысленно вопля зазвенела голова не только у его побратима. Белль поморщился, но остановился, морально приготовившись к трепке. Муарр налетел на него, как цунами: - Белль, долго ты еще себя и парня мучить будешь?! Третий раз ты танцуешь Танец Выбора за эту неделю и не закончил ни один! Белль обжег его яростным взглядом. - Я не пара ему. Я сед и большую часть своей жизни уже прожил, - отвел взгляд колдовских серых, словно заснеженных глаз, и воинственно торчащие уши поникли, а хвост обвис, метя землю и поднимая пыль. – А он почти мальчишка. Мне нечего ему дать. - С чего ты взял, что ему нужно что-то еще, кроме тебя? Ты хоть видел, каким взглядом он тебя провожает? – Муарр смотрел на побратима почти с жалостью. Злость, кипевшая внутри, не улеглась, просто стала глуше, мягче. – Белль, ты в юности таким дураком не был, что сейчас с тобой случилось? Или стесняешься домой варвара привезти, родным показать? - Не собираюсь я домой возвращаться, и ты это отлично знаешь. Да и нет у меня дома, - Белль оскалился, демонстрируя белоснежные клыки. – В столице мне делать нечего, а здесь столько всего неизученного, на мой век точно хватит. Муарр спрятал улыбку в уголках губ. Об упрямстве Белль уже легенды ходили, и не все из них были выдумкой. А со столицей и семьей он рассорился, когда глава рода решил, что может запретить юному и дерзкому книссу делать так, как он хочет. Беллихару пророчили будущее в министерстве, а он вместо этого решил стать антропологом. Разумеется, такое самоуправство одному из старейших родов Книссаурра не понравилось, и юного наглеца лишили поддержки и наследства, но Белль на это только пожал плечами и затянул пояс. Стипендии хватало на еду и кое-какие мелочи, общежитие давало крышу над головой, а что еще нужно молодому книссу? К тому же Белль никогда не унывал. Но откуда в нем взялась эта вот неуверенность, Муарр не знал. Они познакомились еще на первом курсе, к окончанию Академии, не мыслили жизни врозь, но Выбором друг друга не стали. Хотя сложившиеся отношения шеррах устроили их более чем. Друзья, братья, любовники во время Гона… Все было отлично, пока они не оказались на этой планете, а у народа норанга – ее коренных жителей, не сменился правитель. Беллихарр потерял покой и сон. Почти мальчишка по сравнению с книссами, по-особому мудрый, молчаливый и сильный – Веран был похож на саму планету, такую простую на первый взгляд, но полную сюрпризов и волшебства, если заглянуть поглубже. Веран стал частым гостем на станции, он не только слушал, но и рассказывал о мире, в котором жил, и эти знания стали хорошим подспорьем в исследованиях планеты. А уж молодые книссы на Верана смотрели, как на бога, ибо «вождь» обладал не только гибким умом, но и недюжинной, почти дикой силой и повадками хищника. Многие бросали ему вызов, многие оказывались проигравшими, а свои поражения Веран воспринимал со смехом. Поднимался с земли, стряхивал пыль со своих шикарных волос и с уважением кланялся победителю. Его эмоции было невозможно прочитать, сколько бы Муарр не старался. Веран был как закрытая книга, но немного внимательности, и… С Беллихарром Веран напрямую общался редко. Все больше молчал в его присутствии, но не заметить его внимание к седому книссу и взгляд, которым он его провожал, было невозможно. Тягучий, жаркий, ласкающе-острый. Верану явно было все равно, что большая часть жизни у Беллихарра позади, что он книсс, чужак, и что в любой момент мог улететь домой. Веран точно знал, чего хотел, но Муарру нужны были доказательства, и когда Веран сам объявил ему карраш после того, как на его глазах Муарр погладил пушистый хвост своего шеррах и почесал его за ушком, сомнений не осталось. Веран дрался с настоящей яростью, и Муарру даже пришлось поваляться по земле, но помятая и запылившаяся шкурка стоила огня в потемневших зеленых глазах. Белль, конечно, чуть ли не рычал на него весь оставшийся вечер, но Муарр только мурлыкал, свернувшись в клубок на постели, чрезвычайно довольный собой. Для него все было понятно, но влезать в странные отношения собственного побратима и его возлюбленного не собирался, надеясь, что те все свои дела решат сами. Но время шло, ничего не менялось, и Муарр уже почти потерял терпение, как однажды вечером Белль бросил Верану вызов. Вокруг них тут же собралась толпа, образуя круг, но уже через пару минут после начала боя, стало ясно, что все идет не так, как обычно. Белль танцевал танец Выбора. Осознанно или бессознательно – Муарру было все равно. Он возносил Матери хвалебные молитвы, но, наверное, молился он недостаточно громко. Или начал слишком рано. Потому что Белль замер за секунду до того, как его выпущенные когти коснулись плеча Верана, чтобы поставить метку Эрта. В тот раз, уважая право друга, Муарр смолчал, хотя видел, как ему плохо. Когда это повторилось в точности, злость на шеррах уже начала набирать обороты. А когда это случилось в третий – не выдержал. И в этот раз щадить его не собирался. - Белль, что не так? – выпустив немного пар в нескольких крепких выражениях, Муарр стиснул плечо друга и решительно развернул его от базы прочь. Прогуляться, поговорить без посторонних ушей. Тем более что планета ему самому безумно нравилась своей первозданной чистотой, еще неиспорченной цивилизацией. Обычно такие прогулки он совершал перед сном, но сейчас не обращал внимания ни на чистый звенящий воздух, ни не пение ночных птиц. Белль, идущий рядом, был скован, словно зажат и ощущался черной дырой. - Я не буду повторяться. Не хочу. Скажу только, что у меня никого не было ближе тебя. Я не знаю, что делать и как. Я книсс, он – потомок первых переселенцев с Земли, человек. Он мальчишка, я – почти старик. Муарр с раздражением дернул хвостом, который не замедлил запутаться в кустарнике. - Слишком много слов, выбор делается не рассудком, а сердцем и телом. И я от тебя никуда не денусь. Просто ответь мне на один вопрос. Ты его любишь? Белль замер, опустив голову. Ушки поникли, пушистый хвост словно съежился. - А как это понять? У меня сердце заходится, как только я его вижу. И думаю о нем постоянно. И во снах я с ним… - он оборвал себя на полуслове, но Муарр и так все понял. Фыркнул, потрепав друга по загривку. - Взрослый книсс, а ведешь себя, как мальчишка. Белль огорченно мурлыкнул, но возразить было нечего, и Муарр обнял его, прижимая к себе. - Просто соберись и реши для себя, хочешь ли ты, чтобы он был рядом с тобой и действуй. - Хорошо, - Белль кивнул, обнимая его в ответ. – Я хочу, мой шеррах, очень хочу. - Тогда ничего не бойся, - Муарр лизнул кончик его уха, надеясь, что в этот раз все будет хорошо. Но следующим вечером Веран на станции не появился. Ни когда спал полуденный зной, ни когда начался вечер, и почти заявила о себе ночь. Ни в этот день, ни на следующий, ни через день. Белль метался по станции, рычал и срывался и даже Муарр опасался лезть ему под горячую лапу. Только и смотрел, как шеррах хлещет себя хвостом и прислушивается, не раздадутся ли знакомые вкрадчивые шаги. А на исходе пятого дня, когда Белль затих вдруг, свернувшись комочком и прикрыв нос хвостом, отказавшись отвечать даже мысленно, терпение Муарра лопнуло. И следующим утром, как только на станции появились первые норанга, помогающие исследователям, зажал самого разговорчивого в углу. - Веран готовится к свадьбе, ире, - с относительно правильным произношением ответил тот, почему-то пряча глаза. – Седой книсс три раза танцевал свой танец, и не выбрал его. Больше Веран ждать не может. По нашим традициям, мужчина не может встретить свою двадцать первую весну свободным, иначе он не мужчина. Веран не мог больше ждать. Муарр аж когти выпустил, в последний момент успев убрать руки от человека. - Когда… свадьба? - Завтра, ире, - человек поклонился, поколебался, а потом вдруг шепнул. - По нашим традициям сегодня он должен в одиночку искупаться в Источнике Силы, что находится в устье реки. Смыть с себя жизнь прежнюю, и заново родиться для своей пары. Он уже вышел, но туда далеко, и он дойдет только к ночи. Муарр зарычал и, на бегу поблагодарив за информацию, метнулся в кабинет Белль. Стукнул в запертую дверь и закрыл глаза, не замечая, как хвост ходит ходуном за спиной. «Белль, если ты сейчас же не соберешься, то потеряешь его навсегда. Он женится завтра, потому что ты его не выбрал! Белль!!» «Не стоит беспокоиться. Он мне еще потом спасибо скажет», - в мыслях Белль было полно сарказма, но Муарра было не обмануть. Боль шеррах он чувствовал, как свою. «Ты… - от возмущения Муарр распушился. – Знать не знаю, что ты там лопочешь. Ночью он будет у устья реки, а путь туда неблизкий». Целую минуту ничего не происходило, а потом дверь резко распахнулась и мимо Муарра пронеслась серебристая молния. Донеслась эхом далекая мысль «к утру не жди», и книсс облегченно рассмеялся, тяжело прислонившись к двери. - И без него не возвращайся… Никогда Белль не чувствовал такого отчаяния. Ни когда отец отказался от него, ни когда мать сказала, что у нее больше нет старшего сына. Он улыбался этой жизни, с благодарностью и иронией принимая и ее подарки, и ее удары. И только Муарр знал, чего ему это стоило. Но сейчас забылась вдруг вся прежняя жизнь. Превратилась в тропинку, петляющую меж деревьев и камней, ведущую его вдоль реки. Он не бежал, он летел, стелился за тонким запахом человека, который проходил здесь всего час назад. День давно закатился, вечер вступил в свои права, но Белль остановился только, когда вышел к устью реки, где чуть в стороне под светом выползающей луны серебрился Источник – каменная чаша природного бассейна, полная чистой студеной воды. Тихий всплеск, и над водой взметнулся фейерверк сверкающих брызг. Веран тряхнул головой, закидывая мокрые волосы за спину, выбираясь из источника, и Белль вышел из тени, забыв про все. Сомнения, тревоги – все осталось где-то там, далеко. Веран обернулся, и Белль метнулся к нему, с тихим рыком впечатывая когти в его плечо. На коже выступили красные капельки, и Белль, не удержавшись, слизнул их, мурлыкнув. Веран охнул, дернулся, и Белль подался вперед, обнимая его со всей силы. Даже хвостом обвил бедра, только не ушел бы человек. - Прости… Прости, ми ашшии асте. Я трус и слабак, но, пожалуйста, будь со мной. Ми асте, ми Эрта… - Мой серебряный кот, - Веран рассмеялся глухо, почти отчаянно, пряча лицо в его плече. – Я думал, что ошибся, что не так понял ваши традиции. Что на самом деле я тебе не нужен. - Нужен, - Белль вскинул голову. – Только ты и нужен. Ты мой Эрта, мой выбор, - не удержавшись, коснулся языком своей отметки на его плече. – И твоей невесте я выцарапаю глаза, если она… - Я твой, - Веран провел ладонью по его голове, приглаживая седую гриву, легко касаясь кончика уха. Белль замурлыкал, потерся щекой о ласкающую ладонь, приникая к человеку еще ближе. - Мой… …Они целовались как в первый и последний раз. Сильно, жадно, до сорванного дыхания глубоко. Веран был обнажен после купания, а Белль избавился от одежды одним движением когтей. Под его клыками припухли губы, но Веран только стонал от удовольствия, подставляясь под поцелуи еще и еще. Выгибаясь, выпрашивая ласку. Белль прижимался к нему всем телом, хвостом гладил бока и бедра, языком, когтями и губами утверждая свои права на любимого. Мурлыкал и рычал, выстанывал его имя, до крошева царапая камень, раз за разом погружая язык в приоткрытый жаждущий рот, терзая и заласкивая чувствительные соски. Веран всхлипывал, беспомощный перед новыми для него ощущениями, и Белль не имел права ошибиться, поторопиться. Не с ним, не сейчас. Пусть кружится голова от признаний, срывающихся с припухших губ, пусть от возбуждения и желания почувствовать своего Эрта всего до конца больно… Ничто не имеет значения. Он входил в узкое тело осторожно, рыча и взмуркивая от того, как каменеет тело Верана и как плывет от наслаждения собственное. Ласкал хвостом покрытую пленкой пота грудь, отвлекая от неприятных ощущений, языком слизывая выступившие слезы. И шептал тихое «люблю тебя» на грани слышимости, заполошно, на последнем глотке воздуха. Он двигался неторопливо, глубоко, но с каждым новым толчком тело любовника, уже почти супруга раскрывалось, расслаблялось, и вскоре с его губ сорвался первый настоящий стон удовольствия. И Белль словно сошел с ума. Он брал Верана все жестче, сильнее, клыками помечая его. И когда тот с тихим вскриком излился, обняв его со всей силы, отпустил себя, выплескиваясь глубоко в его теле с громким мявом... Как хорошо и правильно… - Люблю тебя, - мурлыкнул благодарно Белль, а Веран нашел в себе силы только на улыбку. Любящую и нежную. …Давно уже отпели ночные птицы, ветер из прохладного стал холодным, и луна почти закатилась, когда Муарр наконец закончил писать очередной отчет. Свернул документ, поставив подпись, и уловил отзвук далекого чувства-мысли. Счастье, нежность, тепло… Муарр рассмеялся, чувствуя, как отпускает его тревога за шеррах. Давно пора, Белль свое счастье заслужил. Значит, можно заняться поиском своего. «Будь счастлив, Белль. И ради Матери, заставь его одеться, простудится же!»