Король Ночи и дитя

Подземелье. Наверху суматоха, а в голове тяжело и туманно от голода. Чувствительный от долгого отсутствия даже свиной крови слух улавливает даже самые слабые шаги. Но они становятся всё громче, они странные, они никогда не звучали на этой лестнице. Маленькие и осторожные. Дверь камеры отворили. Алукард поднял голову, но... -Ты? – вырвалось из его сухого горла. Вместо мучителя Абрахама Ван Хеллсинга у входа в камеру стояла маленькая Шуанна (?), девочка, с которой он, кажется, играл по приказу хозяина. И брата которой он вытолкнул из окна. Ну ладно тогда, а сейчас чего ревёт?.. Её опухшие глазёнки пялились прямо в него несколько минут, а потом девочка рванулась и упала на колени немёртвого, впившись своими маленькими ручонками в его ледененое тело. -Господин вампир! - прокричала она сквозь слёзы. - Выпейте меня! ... ...Эм...эээ... вы представьте себе это. Просто представьте выражение лица голодного до полубезумия зверя, к которому заходит такое чудо с кудрями и бросается прямо на грудь; и вампир, нужно заметить, на удачу находился в устойчивом сидячем положении. Если учесть, что голодных глюков Алукард за жизнь свою не наблюдал, то можно гипотетически предположить, что хныкающий мешочек с кровью настоящий, и что даже последние слова её не причудились ему. Что не обман её плач, запах влаги на её ресницах, запах соли, пробуждающий жажду, и грохот часто бьющегося детского сердечка... Что же, если ей так хочется стать донором-самоубийцей, то не измученному чудовищу её отговаривать... И тут же Печать на руке короля ночи заныла, напоминая про приказ хозяина не нападать и не причинять вред невинным. А девчонка всё ныла, повторяла "Я знаю, я знаю" в соплях одно и то же, маня теплом, исходившим в холодную темницу едва заметным паром, что немёртвый немного нагнулся над ней, и его седые из-за истощения волосы ниспали на её миниатюрную головку. -Что ты можешь знать, дитя? - устало спросил Алукард. -Я слышала, - плача мямлила девочка, - слышала папин разговор. Папа и дядя Абрахам смеялись и говорили... Она совсем разрыдалась. Запах её слёз приятно щекотал ноздри. Её маленькие пальчики крепко держали грудь прикованного пленника подземелья. Его руки были крепко связанны сзади, и он, при всём его желании, не мог взять ее маленькое тельце и приставить зубы к тёплой крошечной шейке, даже если бы это позволила печать. Но почему-то он склонил голову и носом убрал кудрявую прядь с виска. -Они били вас, господин вампир, больно били, - призналась девочка, - Они смеялись над тем, как вам было больно. Они говорили, что вы от голода... Она снова разрыдалась, уткнувшись лицом в его ремни. -Да уж...- только прошептал Алукард, равнодушно вспоминая свои муки, столь непривычные и "первые" когда-то. Его лишили свободы, силы, еды и даже гроба. И как он ни противился - он лишь получал суровый урок. Сколько это уже длиться? Вечность? Эти пытки, эти унижения были когда-то для него так же новы, как слёзы для этого детёныша. Алукард, уже много думавший о том, что скоро печать вытеснит его подсознание и превратит в бестолковую прислугу посчитал уместным... решил. следовать самым потаённым своим мыслям, осознавая их ценность и кратковременность. Он знал, что еще пара-тройка лет, и кроме приказов хозяина ничего не будет вертеться в его голове. Поэтому он последовал своей странной и внезапной мысли. Вампир... пел. Старая, древняя песня с его далёкой родины, пропитанная духом Карпат, звучала в подземелье. Девочка перестала плакать и, затаив дыхание слушала песню, ясную без слов. Мягкий румынский язык пел о чем-то неведомом и прекрасном. Эта песня была выпита им вместе с чьей-то душой, или, быть может, она принадлежала его собственному существу, возможно памяти его "живого" времени. Девочка окончательно замолкла и положила голову. Её сердечко успокаивалось с каждым пропетым словом неизвестного языка. И её покой медленно касался усталого сознания вампира. Это не было ни сытостью зверя, ни удовлетворением клеймёного слуги. Это было только для Него. Алукард пел и думал что эта песня - доказательство его существования. И никто, кроме Владислава Дракулы, не может петь эту песню здесь и сейчас, в цепях и унижении, для маленького ничего не знающего ребёнка. Когда он перестал петь, детёныш почти спал у него на ногах. Вампир нагнулся, и в затылок девочки словно подул холодный ветерок. -Проснись. Проснись. -Не хочу, - сонно буркнуло с колен. Это было забавно. Алукард не сдержал смешок и тоже решил повеселиться: -А я чую, как наверху разрезают пирог. -Пирог! С чем? - у девочки как рукой сняло сон. -С ягодами. Иди, а то твои братья съедят всё без тебя. -Нет! Не буду пирог, пока вы здесь голодный! - заупрямилась она. Но Алукард улыбнулся. -Тогда иди, и возьми кусочек для меня. Я уверен, пирог очень вкусен. -Да! Сейчас! Наивный ребенок побежал по лестнице и не закрыл тяжёлую дверь. Человеческое тепло быстро таяло в сыром подземелье. Немёртвый лёг на холодный пол. После мягкой плоти камень был немного непривычен, хотя за последние месяцы Алукард относился к ним так же, как к запаху собственного тела. Напрочь не замечал. Он решил немного послушать голос`а наверху, потому и прижался ухом к мощёному полу, он постарается не прослушать похвалы в свой адрес. Благо они прозвучат очень скоро. *** –Абрахам, держите вашу тарелку и сядьте! Я уверенна, Шуанна скоро набегается и сядет за стол, – сказала пышная дама в бардовом, мать Шуанны, жена доброго друга профессора Хеллсинга – Джошуа. Двое его сыновей уже сидели между родителями напротив профессора и мяли в руках вилки, заглядываясь на один и тот же сочный окорочок посередине скатерти – первое блюдо. И только их младшей сестры не было не было за столом. А ждали уже довольно долго, поэтому решили сесть без неё. –Абрахам, но ты ведь запер дверь спальни? – поинтересовался Джошуа. Его тоже беспокоило отсутствие дочери, успокаивало только то, что Шуан впадала в неприятности, следуя за старшими братьями, а сама по себе она была просто любопытным ребёнком. –Алукард в подземелье, тем более он закован. –Ты же говорил, что добился успехов? –Верно, но Алукард в последние дни смотрит на все мои приказы, как на способ меня разозлить. Он невероятно изворотлив последнее время. К тому же, это более подходящее место для его содержания… –Неправда! Собеседники обернулись на крик. На пороге в обеденную комнату стояла Шуанна с красными, но сухими и злыми глазами. –Ему там плохо! Там холодно и сыро!.. –Шуанна, ты ходила туда?! – встал из-за стола Джошуа с побледневшим лицом. –Ключи у меня, это невозможно! – вскричал Абрахам, но достав из кармана связку позеленел от злости и страха, непонятного ему самому. В связке не хватало ключа. Он кинул взгляд на ребёнка в платьице. В маленьком кулачке блестели исцарапанные зубцы ключа, а карие глазёнки угрожающе блеснули слезинкой, быстро летевшей по красной кукольной щеке. Девочка оказалась не так глупа, как её братья. –Шуанна, доченька, подойди ко мне, – тихо позвал отец, немного выйдя и опасаясь, что девочку могли загипнотизировать. –Ты выдел его, папа? – не слушая спросила она голосом, не признающим родства с собеседником. –Шуанна… –Ты его видел?! Ты знаешь, какой он худой?! А он меня не укусил! Он не сказал мне ничего плохого, и он совсем не такой, как ты говорил! Он совсем не злой, а вы завязали его! И я всё слышала тогда, когда вы смеялись над ним, когда выставляли на солнце! И когда его били кнутом! И серебром! –Милая… –Ненавижу тебя! Ненавижу охотников! Вы безжалостные лгуны! Ненавижу враньё! Ненавижу!.. Урвав миг Абрахам быстро метнулся и поймал дитя, едва она только успела заметить. Она брыкалась и кричала, в её глазах не было заторможенности, что говорило о том, что монстр не подчинил её своей воле. –Шуанна, успокойся, дочка! –Ненавижу тебя! Никогда не прощу!.. Дай... Дай мне пирог! Это внезапное изменение удивило всех. Девочка вдруг начала умолять, чтобы ей дали пирог, хотя пирога на столе не было, и для десерта предполагалось мороженое. Она просила пирог. Ей предлагали курицу, выпечку, но она требовала пирог, и скоро все заметили в её интонации помутнение. Ей обещали, что испекут пирог дома, она не слушала ничего и просила, просила, и скоро просто села на пол облокотившись на стенку и отодвинув руки назад с грустным взглядом повторяла одно и тоже: «Пирог, пирог очень вкусен. Кусочек…». Её братья боязливо сложили треугольники хлеба с джемом посередине и поднесли тарелку, но девочка словно ослепла. В тишине испуганных лиц безжизненно повторяя одно и тоже она не оставляла сомнений в помутнении своего рассудка. Джошуа с женой говорили с ней, пытались по крайней мере, братья подтирали сопли и теребили родителей в страхе, что их милая сестрёнка сошла с ума. Всем стало ясно окончательно, что это «не навеянное» безумие было неизлечимо, но только Абрахам мог знать, насколько обоснованно это безумие. Он закрыл лицо рукой, скрывая раскаяние, и в мимолётной тишине и темноте он услышал смех. Тут же отдёрнув руку он понял, что ощутил своего слугу… Алукард катался по полу в истерическом припадке хохота. Он и сам не подозревал, что детский мозг окажется настолько хрупким, что душа бедной девочки начала умирать с каждым шагом, отдалявшим её от камеры с «господином вампиром». «Абрахам, это не я! Как бы мне не хотелось, но это не я! Это целиком и полностью твоя победа!» – мысленно прокричал он господину. И верно, хозяин слышал его, потому что ничего не сказал в ответ.