Под покровами

Он приходит незаметно. Прокрадывается в темноте, будто вор или убийца. Отключает камеры, дроидов и лишнюю аппаратуру, только медицинское оборудование попискивает и освещает пространство десятками кнопок и экранчиков. В этом неровном свете виднеется нечто массивное, лежащее на койке и укрытое простыней. Оно кажется неподвижным. Мертвым. Но тревоге не одолеть холодный разум – по трубкам к телу стекались лекарства и питательные вещества, а индикаторы горят всеми оттенками желтого. На его памяти они никогда не были зелеными. Впрочем, это было неудивительно, любой, имеющий глаза, сказал бы, что нечто под простыней слишком короткое и ровное для человека. А вот обрубок… да, на обрубок это смахивало гораздо больше. А если заглянуть под простынь, то где-то даже на кусок мяса. Кусок мяса с горящими в темноте яростно желтыми глазами. Время замирает. Двое смотрят друг на друга, и кажется, будто в целом мире никого не осталось кроме них. Да что там, самого мира нет, и за границами комнаты лишь пустота и ничто. К нему приходят незаметно. Прокрадываются в темноте, будто вор или убийца. Откидывают простыню, открывая его всему миру, но только воздух холодит кожу, да темнота наблюдает тысячей глаз из углов. Горячие пальцы прогоняют ненужные мысли. Он едва заметно вздрагивает, но знает, что это только начало. Чуткие руки выискивают лоскутки кожи с наибольшим количеством нервных окончаний. А когда находят… среди вечного онемения, когда собственное тело по чувствительности недалеко ушло от механических протезов, вспыхивают полузабытые ощущения чужого прикосновения. Легкие и аккуратные, они кажутся невыносимо острыми. Их много. Слишком много для того, кто заставил себя забыть. В первые секунды он лишь дрожит, метаясь между двумя противоположными желаниями. Отодвинуться от руки и покарать посмевшего нарушить его покой. Или выгнуться, чтобы как можно дольше не прерывать контакт, и может даже прохрипеть что-нибудь одобрительное. Увы, в любой момент он может нести разрушение и смерть, но всей его мощи не хватит, чтобы заставить свое изуродованное, лишенное рук и ног тело сбежать или приблизиться к ночному гостю. Дрожь, сначала прерывистая, охватывает обоих плотным коконом. Их колотит, но где-то глубоко внутри, лишь подергивания губ и учащенное дыхание говорят о буре, что бушует в комнате, висящей в пустоте несуществующего мира. Чуткие руки выискивают лоскутки кожи с наибольшим количеством нервных окончаний и ласково их поглаживают. Чужое тело откликается на незамысловатое приветствие, и губы норовят разойтись в улыбке, но многолетний опыт и выдержка побеждают их своеволие. К тому же для рта есть занятие поинтереснее. Он на секунду замирает, прислушиваясь к мощи, изливающейся из казавшегося беззащитным тела, убеждаясь, что ему позволят. Что не сомнут невидимыми тисками тело и разум, стирая из настоящего и будущего. Близость к такому… завораживает. Непередаваемое ощущение, когда от света тысяч звезд тебя отделяет лишь тонкая пленка покрытой шрамами кожи. Хочется ощутить ее всю, понять каждый изгиб, рассмотреть множество прихотливых переливов. Силу нельзя увидеть. Зато ее пульсацию можно ощутить всем телом. Особенно… губами. Комната, ранее аскетично пустая, отяжелела и уплотнилась. Неведомая энергия заполнила ее до краев, превратив воздух в густую патоку, казалось, еще чуть-чуть – и стены разлетятся под ее напором. Неосторожное движение – и тяжесть, давящая на плечи, обратится смертельной ловушкой. Силу нельзя увидеть. Зато ее пульсацию можно ощутить всем телом. И он чувствует, как вселенная вращается вокруг него, выбрасывая протуберанцы эмоций. Так странно, страшно и сладко лежать в этом круговороте. Чувствовать себя запертым в беспомощном без протезов и костюма теле, и в то же время более могущественным, чем когда либо. Он судорожно делает вдох, ощущая, как прикосновения становятся еще нежнее, хотя казалось, что это уже невозможно. Чужое дыхание опаляет нутро. Он прикрывает глаза, сосредотачиваясь на этом необычном ощущении. Будто в него вливают жизнь, невесомо, но неотвратимо. Сейчас самое сложное – ничего не делать. Просто лежать уродливым полутрупом и не давать принципам, страхам и гордости лишить мирозданье того, кто может дарить ему столь многое. Кто мнет, щупает беззащитное тело, не причиняя боли и не испытывая отвращения, с искренним интересом и где-то даже благоговением. Две фигуры оказываются столь близко, что могли бы рассмотреть лица друг друга в неверном свете приборов. Но глаза их закрыты. Да и зачем? Кожа к коже, дыша в унисон, они познают друг друга глубже и ярче. Глаза же видят лишь то, что им показано. Он мнет, щупает беззащитное тело, не причиняя боли и не испытывая отвращения, с искренним интересом и где-то даже благоговением. Объект его интереса похож на творение неизвестного гения, побитое временем и заглянувшими вандалами, но все еще прекрасное в своем величии. Подобно археологу, осторожно стряхивающему пыль с дивного творения, он слепо гладит чужую кожу, додумывая то, что почувствовать уже не сможет. Да, никто не скажет, что такие шрамы и увечья способны украсить хоть кого-то, но он всегда славился тем, что разбирался в произведениях искусства. И тот, кто лежал перед ним, был гораздо красивее любых фресок, картин и скульптур… глубже, шире. Это не банальный натюрморт, не лишенный своей прелести, но простой и понятный, а вещь в себе. Шкатулка с сюрпризом, в которой за грубоватой резьбой скрываются и потайные кнопки, и отравленные иголки, и двойное дно… разгадывать ее тайны никогда не надоедало, при каждой встрече требовательный разум находил для себя пищу, новый оттенок, новый звук или запах. Он хотел забрать это тело себе. И не просто тело, сердце, душу, разум – все до последнего достоинства и недостатка. Утащить свое сокровище в пещеру, как проделывали в легендах некоторых народов драконы, пока кто-нибудь еще не рассмотрел за невзрачной оберткой драгоценность. И отдать себя полностью тому, что так долго жаждал. В душах обоих шевелились собственнические порывы. Ноздри хищно раздувались, а комната утонула в шторме Силы. Один сожалел, что не может заявить права на свою удивительную находку. Другой – что не может ничего кроме как лежать и хрипло вздыхать. Но так как шторм Силы это был не первый… - Хм? – красные глаза удивленно распахнулись, - У тебя… встал? - Кхм, - желтые глаза стыдливо спрятались за веками, а телекинез попытался прикрыть компромат простыней. - Нет уж, погоди… - рука уверенно вернула ткань на пол, - нужно же все проверить... … А что касается утаскивания сокровища в свое логово, то Траун не полагался на волю Силы. Логово уже было готово, план по похищению, удержанию и сокрытию уже приведен в действие…