Исключительная лицензия на любовь

Утро началось с пластикового конверта, помеченного золотой полоской и правительственным гербом. В таких конвертах обычно присылали исключительные лицензии. Хань никогда прежде не получал ничего подобного, но часто видел эти конверты в правительственных агитках по центральному каналу. Обычно их показывал зрителям высоченный парень с улыбкой до ушей и с неприлично здоровым видом. Внутри таких конвертов он находил то исключительную лицензию на питьевую воду, то на воздух, пригодный для дыхания на срок до двух лет, то разрешение на использование генного пула для выращивания потомства в количестве одного ребёнка, то сертификат на отдельный жилой блок вместо угла на стандартной станции в пределах ныне мёртвой планеты Земля. Хань отлично знал официальную версию о «регенерационном периоде», в течение которого Земля должна восстановиться и стать пригодной для жизни вновь. На данный момент до завершения этого периода оставалось четыреста восемьдесят три года. Предположительно. Хань лениво повертел в левой руке конверт, правой поднёс к губам чашку с искусственным кофе и задумался. Он догадывался, по какой причине его вдруг осчастливили правительственным письмом. В конце концов, он закончил работу над сложным проектом два месяца назад, после чего всё протестировал и передал результат правительству. Теперь цены на воздух упадут. Заметно упадут. До идеала бесконечно далеко, воздух по-прежнему будет самым дорогим «товаром», но станет чуть дешевле, а значит, многие люди — больше, чем прежде — смогут покупать воздух и жить дольше. Чем дольше они будут жить, тем больше возможностей у них появится, чтобы стать полезными правительству, а полезные правительству люди получают льготы... Всё движется по замкнутому кругу. Пока что. Пискнул куб-проектор и включился автоматически, показав Ханю заспанное лицо коллеги — доктора О Сэхуна. Тот тёр глаза кулаками, зевал во весь рот и щеголял в помятой пижаме со смешными зайчиками. — Утро... Мне тут письмо пришло. Вижу, не только мне. — Уже открыл? Утро, — пробурчал в чашку с кофе не менее сонный Хань — И что у тебя? — Сертификат на бесплатную питьевую воду сроком на пять лет. Щедро, да? — У меня просто нет слов, — змеёй прошипел Хань и плюхнулся в кресло, чудом не расплескав кофе. — Ты собираешься открывать эту штуку? — Сэхун сделал крошечный глоток безумно дорогого зелёного чая и потыкал пальцем в сторону конверта. — Собираюсь, но опасаюсь. — Что выскочит и напрыгнет на тебя зверь какой? — Нет. Опасаюсь ерунды какой-нибудь. — Хочешь, я открою? Хань развалился в кресле, закинул ногу на ногу, поболтал в воздухе ступнёй и громко хмыкнул, после чего активировал профиль куб-проектора с настройками Сэхуна. — Ну давай. Загадаешь мне потом загадку, а я пока ещё кофе выпью. — Хань передвинул конверт по гладкой поверхности стола к полупрозрачному пока силуэту Сэхуна, поднялся из кресла и отправился делать себе новую порцию крепкого кофе. Хотя это так, для отвода глаз. Искусственный кофе отличался от натурального, а натуральный кофе даже столь состоятельный учёный, как Хань, не всегда мог себе позволить. Но позволял. Иногда. И тогда Сэхун подтрунивал над ним и нарывался на ответный удар, потому что настоящий зелёный чай стоил пусть и меньше, но тоже немало. Хань специально прошёл сквозь мутную наностену, отделявшую гостиную от кухонного блока, чтобы Сэхун спокойно мог вскрыть конверт и оценить награду. Пока он торчал у комбайна и искал упаковку с кофе, куб-проекция Сэхуна обретала вид, свойственный людям — без полупрозрачности и плоскости изображения. Хань никогда не увлекался этой сферой и всегда полагался на упрощённые пояснения Сэхуна. Тот шарил в предметах куб-дисциплин намного лучше, поскольку занимался чистой и прикладной математикой. В большей степени именно теорией. А вот Хань всегда был физиком и практиком. — Тебе обязательно щупать, чтобы верить? — возмущался время от времени Сэхун, когда не мог донести суть какой-нибудь теории до Ханя. — Мне нужна точка опоры, — довольно улыбался Хань в ответ. — Дай мне ощутимую, реальную и весомую точку опоры, и я переверну весь мир! — Эй! Оставь в покое старика Архимеда, плагиатор несчастный! И придумай что-то своё! — впадал в праведный гнев Сэхун. — Между прочим, он был математиком и теоретиком! — Ути-пути, какие мы ранимые... А ещё он был физиком и инженером, как сейчас помню. — Вот! Гениальный был человек, а ты что? Булькаешь в своём болоте из одной физики и на математику смотришь свысока... Эх... И вот, Сэхун пытался объяснить как-то Ханю принцип работы куб-генератора и куб-полей, которые позволяли перемещать клетки живых и неживых объектов в нужную точку пространства. Для этого вводились настройки в куб-проектор, создавался профиль для конкретного объекта, после чего можно было «ходить в гости». И такой способ хождения в гости оставался единственным на протяжении уже двух столетий. Куб-проектор на самом деле создавал иллюзию присутствия, грубо говоря. То есть, он действительно переносил клетки объекта, сохраняя структуру, но не сохраняя связи. Чтобы куб-проекция могла сидеть, прикасаться к предметам, совершать иные действия, требовалось прикладывать усилия и концентрироваться. Фактически же куб-проекция спокойно проходила через все материальные предметы и напоминала собой всё те же наностены, которые в открытом состоянии представляли скопище молекул без связей. Ощущение при проходе сквозь открытую наностену напоминало минутное попадание под дождь или душ. Точно такое же ощущение возникало, если человек проходил сквозь куб-проекцию другого человека. Сэхун добросовестно пытался в течение нескольких дней рассказать Ханю, как проводится расчёт при проектировании, как выстраиваются частицы и из чего, но потом махнул рукой на это гиблое дело. Не то чтобы Ханю это было совсем не интересно, но он больше внимания уделял практике и результатам, чем основам и предпосылкам. — А ещё физик называется... — обиженно бурчал Сэхун, демонстративно раскрывал коллекционное издание Евклида в древнем интерфейсе вида «печатное издание» и погружался в чтение. Он всегда отмачивал нечто подобное, когда их дискуссии заходили в тупик. Хань нашёл наконец упаковку кофе, аккуратно отломил одну из девяти оставшихся плиток, надорвал фольгу и бросил плитку в чашку. Тонкий луч лазера разогрел плитку за несколько секунд, и после едва слышного хлопка над чашкой поплыл густой аромат. Хань взял чашку в руки, принюхался и с блаженной улыбкой сделал глоток кофе. Напиток как раз был той самой идеальной для него температуры: горячо, но не обжигает. Сэхун ждал его в гостиной и выглядел вконец расстроенным. — Что случилось? — заволновался Хань. — Ничего. — Сэхун неловко сунул ему в руки сложенный пополам официальный бланк и стал приобретать полупрозрачный вид. — Я свяжусь с тобой позднее. — Да в чём дело-то? — продолжал недоумевать Хань, наблюдая за «уходом» Сэхуна. Тот промолчал, так и исчез окончательно, заблокировав гостевой контакт. Хань медленно опустился в кресло, оставил чашку на столике и уставился на сложенный бланк. Ни одной догадки в голове по поводу того, что могло настолько сильно огорчить Сэхуна. Хань неохотно развернул бланк и приложил палец к микросхеме для активации государственного документа, выражая тем самым как желание ознакомиться с содержанием, так и подтвердить, что документ находится в нужных руках. Куб-проекция министра из центрального кабинета приветливо кивнула ему и сугубо деловым тоном сообщила: — Доктор Лу, ваши заслуги не оставлены без внимания. Комитет социального обеспечения рассматривал ваше дело в течение пятидесяти стандартных суток и вынес окончательное решение, касающееся заслуженных вами льгот. Прежде всего, необходимо отметить ваш вклад в проблему воздухообеспечения и воздухоснабжения, которая имеет приоритетное значение в ближайшие пятьсот лет. Благодаря вашим исследованиям и разработкам мы получаем ряд преимуществ, поэтому комитет постановил исключительную льготу для вас в отношении стоимости воздуха. Льгота личная и пожизненная. Стоимость воздуха для вас и вашей семьи, если она у вас была, есть или будет, а также для ваших потомков, снижается на пятнадцать процентов. Комитет оставляет за собой право пересмотреть это решение и увеличить льготный процент в том случае, если вы продолжите свои исследования и внесёте ещё больший вклад в решение этой проблемы. Министр умолк и посмотрел на Ханя. Формальность — и только. — Благодарю комитет, — пробормотал он обычную фразу, но рассеянно подумал, что вряд ли такая новость могла расстроить Сэхуна. — Это всё? — Нет. Есть ещё кое-что. Господин Президент лично внёс предложение. Дополнительное. И комитет рассмотрел его в том числе. И принял по нему окончательное решение. — Какое это предложение? — Выдача доктору Лу исключительной лицензии. — Простите? — Хань лихорадочно вспоминал список прав и привилегий, но всё вылетело из головы именно в этот — самый неподходящий — миг. — Господин Президент дарует вам исключительное право заключить брак в том случае, если вы желаете состоять в полноценных гражданских, социальных и интимных отношениях с женщиной или мужчиной. Или же дарует право безвозмездно получить любую угодную вам модель андроида, если вы не желаете заключать брак со всеми вытекающими последствиями. В том случае, если вы желаете заключить брак, должен напомнить вам о вашем неотъемлемом праве обратиться в комитет за разрешением на использование генного пула и на попытку вырастить потомка при условии пяти лет безупречного брака. Согласно законодательству, разумеется. Доктор Лу, в вашем распоряжении сорок восемь стандартных часов, считая с этого момента, для принятия решения. Для вас в течение этих сорока восьми часов открыт доступ к цеху Фактории, где вы можете выбрать андроида. И для вас открыт доступ к виртуальному каталогу возможных кандидатов. Поскольку исключительное право предоставлено вам самим Господином Президентом, вы имеете право выбирать супругу или супруга из экстра-фонда. Хань раскрыл рот от изумления. На его памяти ничего подобного не случалось. — Господин Президент обосновал своё предложение тем, что генетический материал в таком случае не будет потрачен напрасно. Процедура принятия решения и сообщения о нём соответствующим органам вам знакома. Будьте любезны помнить о времени. По истечении сорока восьми часов исключительная лицензия на приобретение супруги или супруга из экстра-фонда будет аннулирована и уничтожена, если вы не воспользуетесь ею раньше указанного срока. Поздравляю вас и всего доброго. Куб-проекция министра стала полупрозрачной, чтобы исчезнуть через пару минут окончательно. Хань продолжал сидеть в кресле с раскрытым ртом и вытаращенными глазами и пытался усвоить только что полученную информацию. Информация не желала усваиваться, поэтому он проторчал с глупым видом на месте ещё несколько минут. Хань знал, что такое «экстра-фонд». И понимал, что никогда в жизни не стал бы рассчитывать на подобное. Просто потому, что никогда. Право выбрать себе кого-то из экстра-фонда получали единицы из высокопоставленных чиновников. Собственно, сам Президент. И всё. И тут вдруг какому-то доктору, физику... Хань осторожно положил бланк на стол и закрыл лицо ладонями, яростно потёр скулы и щёки и поморгал. «Экстра-фонд» — это кто-то, кто видел ещё живую Землю, жил на ней, а потом уснул на века в Консервационном Комплексе. Их было ровно десять тысяч. Сейчас — девять с половиной. Мужчины и женщины, которые когда-то жили на разных континентах и в разных странах. Учёные, выдающиеся гении, удивительные мастера... Люди, которые не знали ничего о нынешней жизни и никогда не смотрели на мёртвую Землю через иллюминационные сооружения станций и технических тоннелей. Хань отнял руки от лица и подумал о варианте с андроидом для интимных услуг. У него в распоряжении уже было четыре штуки. И он мог себе позволить купить нового андроида. И вообще, он подумал об этом только потому, что стало как-то не по себе при мысли, что рядом с ним будет кто-то, кто помнит настоящую и живую Землю. И что надо будет как-то объяснять, что вообще происходит. И что выбранный им человек может... не принять происходящее. Немного попаниковав и побегав по дому, Хань попытался вызвать Сэхуна. Тот предсказуемо не ответил. Наверное, до сих пор переваривал эту новость, как и Хань. Тем более, Сэхун однажды делился с Ханем мечтами. И вот теперь Хань понимал, почему его друг отреагировал именно так. Потому что О Сэхун мечтал о собственной семье, грезил ею. Он ненавидел одиночество и надеялся, что когда-нибудь ему если и не позволят завести супруга, то хотя бы разрешат воспользоваться генным пулом. Это не давало никакой гарантии, но лучше хоть раз попытаться, чем ни разу. И тут... тут Хань получил именно то, что выпрашивал у Фортуны Сэхун. Хань упрямо продолжал отправлять вызов, пока Сэхун не соизволил-таки ответить. — Ну что? — Скажи, что это по-настоящему, — попросил Хань. — Плохо верится? — Лицо у Сэхуна оставалось хмурым и неподвижным. — Я только что думал об андроиде, но... — Ты можешь трёх купить. Сразу. — Я знаю. Поэтому я просто вдруг подумал, что... — Хань умолк и уставился на бланк. — Подумал, что на самом деле тоже всё время хотел именно этого? — Может быть. Подспудно. Как и тебе, мне это казалось невероятным. Я не ожидал, что когда-нибудь... Что мне... — Хань уронил голову на стол и приложился лбом о гладкую поверхность. — Ты уже видел каталог? — Нет, конечно! — вскинув голову, возмущённо фыркнул Хань. — И как ты себе это представляешь? Наверняка они там располагают информацией об андроидах, которых я покупал, и предполагают, чего я захочу, но всё же... — А тебе не приходило в голову, что в каталоге всё должно быть систематизировано? Или ты наивно полагаешь, что успеешь провести смотр всем девяти тысячам за сорок восемь часов? Сорок семь, если быть точным. — Посмотришь со мной каталог? — быстро спросил Хань. — Не веди себя так, — немедленно обиделся Сэхун. — Это у тебя лицензия на любовь, а не у меня. Ты же будешь жить с этим человеком, значит, и выбирать ты должен. — Я не... Я выберу. Просто не хочу. Один. Это... — Хань уставился на собственные заметно подрагивающие руки. — Понимаешь, это... — Тебе нужно просто выбрать кого-то, кто заставит твоё сердце быстро биться. И кем ты сможешь дышать так, словно воздухом... — Сэхун тоже увлечённо рассматривал собственные руки. — И кого сможешь пить, как воду, касаясь его губ... И кем ты будешь полон так, что ощутишь это как счастье, когда всё остальное просто... лишнее. Когда всё остальное просто пустой звук. Ничто не сможет стать столь же великим для тебя, как один этот человек. Тебе просто надо полюбить за сорок семь часов. Раз и навсегда. И будет не о чем жалеть... после. Хань от вопросов воздержался, но впервые подумал, что вот так о любви не говорят, любви не зная. Уточнять, кого любил и, возможно, всё ещё любит Сэхун, он не стал. Иногда в меньших знаниях большее благо. — Стоило бы начать, — неожиданно сменил тон Сэхун. — Времени не так много. Просто иди туда и найди его. Хань сначала отправился за новой порцией кофе, с чашкой в руках вернулся к куб-проектору и зашёл в личный кабинет. Доступ в каталог ему и впрямь предоставили. — Желаете использовать свой обычный профиль для интим-сервиса? — Да. — Хань настороженно осмотрелся, опустился в кресло и безуспешно попытался спрятать смущение. О сексе говорили открыто, потому что иначе не купить андроида, удовлетворяющего требованиям. Но секс с анроидом и секс с живым человеком — это две огромные — даже несопоставимые — разницы. В глазах Ханя. Купить андроида с нужным набором функций легко. Ещё легче просто активировать желаемую программу, и андроид сам всё сделает, надо лишь расслабиться и получать удовольствие. И об андроидах не надо заботиться. Им вообще ничего не надо, только кодовые слова для переключения режимов. И это их предназначение и работа — доставлять людям удовольствие либо выполнять определённые задачи. Но живой человек — это не андроид. Он же живой. Он будет как Хань: жить, дышать, прикасаться к предметам, думать, желать, мечтать. И хотеть взаимности. Или испытывать отвращение, если Хань этому человеку не понравится. — Позвольте провести сомопсихическое сканирование и составить профиль для ограничения круга кандидатов, — предложила виртуальная сотрудница каталога. Хань поразмыслил и кивнул. А пускай. Сомопсихическое сканирование не панацея, но по его результатам из общего числа кандидатов вычеркнут всех, кто не подходит точно. — Вы по-прежнему предпочитаете мужчин, доктор Лу? — невозмутимо уточнила дама в прозрачных очках с расчётными таблицами вместо стёкол. — Д-да. — Расовый тип брать ближе к вашему? — Разумеется. — Будьте добры, не шевелитесь две минуты ровно — идёт сканирование мозга. Хань замер и постарался даже не моргать. И ему с каждой секундой становилось всё паршивее. Не из-за сканирования, а из-за осознания, что вскоре он будет жить в своём доме с кем-то, а не один. И ему придётся платить за двойной расход воздуха. В лучшем случае. Хань невольно покраснел, потому что вспомнил, что расход воздуха при занятиях сексом увеличивался. Заметно. Особенно на двоих. Живых. — Сканирование завершено. Начинаем поиск. Доктор Лу, позвольте разъяснить вам новые правила. Согласно последним распоряжениям комитета, выбранный объект будет подвергнут коррекции. — Какой коррекции? — удивлённо отозвался Хань. — Коррекция памяти. В девяти случаях из десяти разбуженные объекты реагировали на новый мировой порядок негативно. Мы не можем позволить себе терять представителей экстра-фонда по этой причине. После коррекции памяти в девяти случаях из десяти объекты воспринимают окружающий мир адекватно. Для надёжности вы должны будете проследить, чтобы ваш избранник принимал нормализующий препарат. Дозировка — один раз каждые сорок восемь часов. — А если — вдруг — препарат закончится или я забуду? — Ничего страшного, скорее всего, это не возымеет негативных последствий. Как правило, в приёме препарата нет острой необходимости. Коррекция надёжна на девяносто процентов, а это высокий и стабильный показатель. Но бывают исключения, поэтому в ваших интересах проследить за приёмом нормализующего препарата. Во избежание досадных случайностей. Также в набор предоставляемых услуг входит маркер КСВ. КСВ — контроль сексуального влечения. Иногда случается, что объект отказывается от интимной близости по каким-либо причинам, а по требованиям комитета брак должен стать действительным в течение семи стандартных земных суток. Если этого не произойдёт, брак будет аннулирован без права... — Понятно, — перебил сотрудницу каталога Хань. — А этот маркер КСВ... — Достаточно просто установить и активировать, и объект будет реагировать на ваше возбуждение соответствующим образом. Маркер улавливает малейшие изменения в вашем состоянии и воздействует на физиологические потребности объекта должным образом, подстраиваясь под ваши желания и потребности. Вы можете использовать маркер КСВ при необходимости. Доктор Лу, поиск завершён. Для вас у нас есть только один подходящий объект. Боюсь, выбор в данной ситуации ограничен. Взгляните. Хань придвинул к себе один из плавающих вокруг него мониторов и активировал его касанием пальца. Он принялся осторожно разглядывать человека, которого ему соизволили показать. Снимки были древними, ещё земной эпохи, но не мешали оценить внешность объекта. Сначала Хань обратил внимание на фигуру и телосложение и закусил губу. Рослый, гибкий, с широкими плечами, на которые хотелось положить ладони и медленно провести, чтобы потрогать и убедиться в реальности этих безупречных линий. От шеи Хань долго не мог отвести глаза, потому что впечатлился сплавом силы и грации. Да, это было не так, как с андроидами. Иначе. И если плечи объекта хотелось потрогать руками, то шею — губами. Хань нервно сглотнул и осмелился посмотреть на лицо выбранного для него человека. Испытал смешанные чувства и немного отодвинул монитор. При первом взгляде Хань почувствовал, скорее, разочарование. Второй взгляд заставил его нахмуриться и рассмотреть смуглое лицо внимательнее. Третий и все последующие изменили всё — теперь он жадно изучал резкие черты, отмечал неправильности и находил в этом своеобразный шарм. На старых снимках объект казался резким и порывистым даже при статичных позах, но намного чаще он был запечатлён в движении. — Имя — Ким Чонин. Класс — мастер. Специализация — развлечения и искусство. Род занятий — танцы и пение. Возраст на момент Консервации — двадцать три года. Доктор Лу, необходимо ваше подтверждение для коррекции памяти и приостановки Консервации. После завершения коррекции объект будет доставлен в ваш дом. — Д-да... — Хань всё ещё смотрел на снимки и пытался мысленно примерить имя «Чонин» к тому лицу, что он видел перед собой. — Да, подтверждаю. — Ожидайте доставки в течение пяти стандартных часов. Хань рухнул на кровать в спальне, едва выбрался из личного кабинета куб-проектора. Он с силой зажмурился и открыл глаза, потом свалился на пол, добрался до блока библиотеки и принялся там рыться, бормоча себе под нос: — Развлечения и искусство, танцы и пение, земная эпоха, Ким Чонин... Он нашёл нужные файлы спустя полчаса и запустил. Сидел на полу и жадно ловил каждое движение на мониторе. От просмотра его отвлёк сигнал доставки. Хань открыл ворота, выходившие к грузовому тоннелю, и после наблюдал, как роботы выгружают белый длинный контейнер и оставляют его в шлюзе. Хань закрыл ворота и «открыл» наностену, зашёл в шлюз и приблизился к контейнеру. Под прозрачной крышкой удалось разобрать лишь туманные очертания. Ионная взвесь мешала. Хань набрал код, прилагавшийся в сопроводительных документах, и поднял крышку. С шипением ионная взвесь растворялась в воздухе, и теперь Хань мог чётко видеть то, что получил по исключительной лицензии. В контейнере лежал Ким Чонин, чьи выступления земной эпохи Хань жадно просматривал всего несколько минут назад. Хань без спешки окинул изучающим взглядом обнажённое смуглое тело, неуверенно протянул руку и отвёл со лба длинную чёлку. Кончики волос чуть «кололи» кожу на пальцах, значит, Чонину остригли волосы перед доставкой. Конечно, ведь во время консервации волосы продолжали расти, как и ногти. Хань наклонился ниже и потрогал кожу на скуле. Тёплая и гладкая. Непривычно. Хань никогда раньше не прикасался к другим живым людям. Андроиды тоже были тёплыми на ощупь, но иначе. Хань не знал, в чём тут дело, но чётко ощущал разницу между андроидами и Чонином. Прикосновение к Чонину — прикосновение к живому. Хань провёл пальцами по подбородку Чонина, погладил ямочку в центре и легонько прикоснулся к полным губам. Твёрдые, но кожа нежная. Шея оказалась горячим соблазном — Ханю с трудом удалось оторваться от неё и перейти к плечам и груди. Он медленно вёл ладонью по смуглой коже и любовался, стараясь игнорировать собственное учащённое дыхание и быстрые удары сердца. И старался отгонять воспоминания о том, как Чонин мог танцевать. Коснувшись узких бёдер, Хань отдёрнул руки и облизнул губы, осторожно потянулся к колену, добрался до лодыжки и снова отдёрнул руку. Слишком много новых впечатлений. Хань не представлял, что ему делать с переполнявшими его эмоциями. Он всё никак не мог поверить до конца, что этот притягательный человек в контейнере теперь принадлежит ему, что теперь некогда выдающийся танцор Ким Чонин — это собственность доктора Лу Ханя. Хань яростно потёр щёки ладонями и вновь уставился на Чонина, затем кинулся к куб-проектору и вызвал Сэхуна. — Что теперь? — устало поинтересовался тот. — Он у меня, — тихо признался Хань. — И я не представляю, что делать. Сэхун помялся, но всё же нерешительно спросил: — Можно посмотреть? Через пару минут Хань и проекция Сэхуна торчали рядом с контейнером. — Чёрт, это несправедливо, — поник Сэхун. — Он как будто ненастоящий. Таких людей не бывает. — Перестань. — Что ты ему скажешь? — Уже ничего, наверное. По новым правилам проводят коррекцию памяти. Он не будет помнить ничего о Земле. Зато будет помнить нашу историю. Удобно. — Думаешь? — Сэхун окинул Ханя странным взглядом. — И тебя это не смущает? — В смысле? — То, что теперь он точно ненастоящий. У него ведь даже отобрали воспоминания. Разве ты не хотел бы узнать о Земле? О том, что он видел, как жил, о чём мечтал? То есть, тебе вообще нормально, что ты будешь жить с человеком, который будет пустым, как чистый лист? Ты считаешь, это правильно? Раньше были только маркеры контроля, что тоже не радовало, а сейчас... докатились. — Мне сказали, что часто возникали проблемы с адаптацией, — пожал плечами Хань. — Разве при таких условиях коррекция не оправдана? — По-моему, — Сэхун отвернулся от контейнера, — коррекция всегда не к месту. Нельзя отбирать у людей воспоминания против их воли. — Брось. Он любит танцевать. Будет жить здесь и танцевать в своё удовольствие. Чем плохо? Или ты думаешь, что я буду с ним плохо обходиться? — Какая разница, плохо или хорошо? — Сэхун начал переход к себе домой. — Это же не кукла для удовольствий, Хань. Это человек, которого нужно любить. А у человека должны быть воспоминания, которые делают его личность уникальной. Пока. Хань ничего не успел Сэхуну ответить, тот исчез раньше. И, похоже, Сэхун ещё больше расстроился, чем прежде. — Ну и ладно, — пробормотал Хань, тронув пальцами тёмные волосы Чонина и погладив его по голове. — Ты всё равно любишь только танцы, какая разница? А если будешь помнить о Земле, это причинит лишь боль. Хань сверился со справками и прикинул, когда примерно Чонин должен проснуться. Столько сидеть рядом и ждать он бы не смог, поэтому Хань отправился в кровать, забрался под одеяло и закрыл глаза. Уснуть быстро не вышло — он крутился и вертелся из-за эмоциональной встряски, но всё же сон его сморил. *** Проснувшись, первым делом Хань сладко потянулся, потёр глаза и распахнул их. И испуганно подскочил. На него внимательно смотрел Чонин, устроившийся рядом на кровати. Он сидел, скрестив ноги, обтянутые свободными брюками. Брюками Ханя, вытащенными из стенного шкафа. Синие брюки и синяя кофта. Брюки были великоваты, а кофта, наоборот, маловата. Хань поёжился под пристальным взглядом Чонина и неуверенно пробормотал: — Привет. Чонин продолжал молча смотреть на него. Не понял? Странно. В справках указали, что при коррекции памяти по умолчанию записывали все стандартные языки, то есть, Чонин должен был понимать по-китайски и даже говорить без проблем. — Меня зовут Хань, — добавил он озадаченно. — Я знаю, — наконец отозвался Чонин низким, но удивительно мягким и приятным голосом, ласкающим слух. Чудесный бонус к лицензии. Хань подтянул к себе одеяло, прикрылся им и озадаченно моргнул. — Ты меня помнишь? — И осёкся. Точно! Чонину же наверняка ещё что-то записали в память, какие-нибудь базовые элементы, чтобы не пришлось объяснять, почему его тащат в постель. Просто Хань решил почитать об этом после того, как проснётся. — А не должен? Я долго болел? Хань открыл рот и закрыл. Чёрт, надо было всё-таки прочитать всё, что понаписали в этих проклятых справках. — Это неважно. — Ты... скучал? — Чонин с немного задумчивым видом наклонил голову к правому плечу, продолжая разглядывать Ханя. — Д-да. Скучал... Что ты... Чонин потянул одеяло к себе, отбирая его у Ханя, коснулся пальцами лодыжки и ухватился за ткань пижамных штанов. — Что ты делаешь? — выдохнул Хань. Он всякое себе намечтать успел, даже сны уже увидел на тему, но не ожидал, что в реальности всё произойдёт так быстро и просто. Через минуту на Хане не осталось ни клочка одежды, а Чонин томно и неторопливо вёл губами по коже от лодыжки к колену. Хань молча смотрел на него и едва дышал то ли от потрясения — он никогда не занимался ничем подобным с живым человеком, то ли от страха, что ему всё это мерещится, или что всё внезапно закончится от малейшего неосторожного движения. Чонин медленно провёл языком по коже возле колена, заставив Ханя вздрогнуть и вцепиться пальцами в смятые простыни. Всё равно прикрываться руками было бы бесполезно — Хань никогда раньше не испытывал столь сильного возбуждения из-за довольно невинных ласк. Он вообще впервые в жизни возбудился так быстро. Всего-то пара прикосновений, а член уже вызывающе стоял. Хань зажмурился с силой и закусил губу, чтобы не застонать, потому что горячие пальцы и влажный язык дразнили прикосновениями кожу на внутренней стороне бедра. Самообладание внезапно приказало долго жить, когда Чонин кончиком языка тронул блестящую каплю смазки, а затем обхватил губами головку. — Чёрт... — Хань задохнулся, ухватился руками за спинку кровати и попытался подтянуться, чтобы ускользнуть от Чонина, хоть немного притушить пожар в крови и не сорваться. Не хотелось кончить прямо сию секунду и опозориться в глазах новоиспечённого супруга. Ускользнуть не удалось. Чонин крепко сжал пальцами его бёдра и вернул на место, смерил внимательным взглядом и, как видно, сообразил, что Хань на пределе. К члену он больше не прикасался, зато принялся осыпать лёгкими поцелуями живот, грудь, плечи и шею. Хань ощущал жар его тела даже сквозь одежду, что всё ещё оставалась на Чонине. Хань прерывисто дышал и смотрел, как Чонин накрывал своими полными губами напряжённый и ноющий от возбуждения сосок. И всё сильнее хотел прикоснуться к этим губам собственными. Не выдержал и поймал в кулак тёмные пряди на затылке Чонина, потянул и затем попробовал губы Чонина на вкус. Это было необычно, особенно в сравнении с андроидами, которые могли похвастать разными фруктовыми вкусами. У настоящего человека вкус не отличался чёткостью и выраженностью. Он походил на... воду. Свежесть, чуть соли и столько же — сладости. И всё. Ни на что не похоже, на самом-то деле. Но почему-то приятно. Хань тихо замычал, ухватившись за шею Чонина руками, когда тот неожиданно сделал поцелуй глубоким и скользнул языком ему в рот. Снова непривычно. Андроиды так никогда не целовались. Сначала Хань пытался отстраниться, продолжал протестующе мычать, но потом умолк, оценив новшество по достоинству. Ему понравилось, и он захотел уделить этому побольше времени. Чонин послушно целовал его до тех пор, пока губы у обоих не припухли и не начали саднить, но даже это доставляло удовольствие. Хань отстранённо подумал, что прежде даже не догадывался, как много терял. И он предвкушал то, что будет дальше. Если уже сейчас такая разница, то... С тихим стоном он выгнулся, приняв в себя палец. — Не нужно... — хрипло прошептал на ухо Чонину. Всё-таки Хань был счастливым владельцем сразу нескольких секс-андроидов и мог позволить себе заниматься сексом регулярно. Да и покупать чуть больше воздуха он тоже мог себе позволить. — Хочу потрогать... Хань забрался пальцами под пояс брюк, приспустил их и обхватил ладонью член Чонина. Тот прикрыл глаза, опалив подбородок Ханя горячим выдохом. До сего мига Хань держал в руке лишь один настоящий член — собственный, и сейчас он впервые касался другого живого человека так интимно... Хотя он вообще впервые трогал живого человека. И в голове не укладывалось, что когда-то на Земле люди каждый день брали за руки себе подобных — живых — по сотне раз на дню, и совершенно не ценили этого и этим не дорожили. Хань испытывал одновременно презрение и жалость к далёким предкам. И завидовал сам себе — ведь ему достался Чонин. Настоящий и живой. И, чёрт возьми, Хань едва не умер, когда член Чонина оказался у него внутри. Всё-таки секс с андроидами оказался полностью фальшивым, не похожим на правду. В голову вдруг пришла дурацкая мысль, что дело в пресловутой любви. Андроиды не умели любить, значит, это просто секс, а живой человек... Живой человек ни черта не помнил и верил в фальшивые воспоминания. Теперь, кажется, Хань начал понимать, о чём говорил Сэхун. — Не плачь... Хань помотал головой. Вот ещё! Он не плакал. Он вовсе не плакал, но ему было так хорошо, что хотелось умереть. Он крепко обхватил Чонина руками и ногами, постаравшись прижаться всем телом, чтобы чувствовать каждое движение от начала и до конца, чувствовать, как живут под смуглой кожей мышцы, бег крови по жилам, дрожь удовольствия... Это напоминало танец вдвоём, где каждое движение отточено веками и тысячелетиями за время существования человечества, но каждая пара всё равно исполняла собственные неповторимые вариации. Просто потому, что люди не умели чувствовать одинаково, а чувства определяли многое, если не всё. Срываясь на стон после каждого толчка, Хань настойчиво искал губы Чонина собственными. Он задыхался без поцелуев, без... Чонина. Ему было мало. Разум приглушённо твердил, что это всего лишь секс, а сердце плевать хотело на разум, ведь, несмотря ни на что, Хань получил намного больше, чем рассчитывал. Когда Хань немного пришёл в себя, то первым делом ощутил лёгкие поцелуи, которыми тревожил его губы Чонин. Он прикоснулся ладонями к лицу Чонина, всмотрелся в тёмные глаза и шепнул: — Спасибо. Чонин смотрел на него с искренним недоумением, а Хань гладил его по лицу и кончиком пальца обводил чёткий контур полных губ. — Что ты думаешь обо мне? — спросил Хань в ионном душе, где они стояли в центре кабины, крепко обнявшись, пока их обдувало потоками ионов, смешанных с антисептиками и прочими полезными добавками. — В каком смысле? — помолчав, уточнил Чонин и заправил ему за ухо длинноватую прядь, погладил по рыжеватым волосам и слабо улыбнулся, чуть приподняв вверх уголки губ. — В любом. Просто обо мне. — Не знаю, — поразмыслив, ответил Чонин. — Не понимаю, о чём ты спрашиваешь. — Ну... — Хань немного помрачнел. — А чего бы тебе хотелось? — Чтобы тебе было хорошо? Того же, чего хочется тебе. Наверное. — Но разве... — Хань запнулся. — А как же твои танцы? — Какие танцы? — Ты не хочешь танцевать? — Я не умею, — пожал плечами Чонин и виновато улыбнулся. — Я ничего не умею. Но если ты хочешь, я попробую научиться. Ты хочешь? Хань сглотнул и перевёл взгляд на таймер. Нужно было дать Чонину нормализующий препарат, чтобы коррекция памяти не сбилась. Пока Чонин торчал в гостиной и складывал из кубиков игрушечный дом, Хань стоял в кухонном блоке и смотрел на две чашки с кофе. На ладони у него лежала жёлтая капсула, и он не знал, что ему делать. Достаточно оказалось поговорить с Чонином пару минут, чтобы осознать — настоящее только тело. В остальном же Чонин больше напоминал маленького ребёнка, который не помнил ничего вообще. В его голове хранились лишь необходимые правила, основы для жизни в этом мире и лицо Ханя. Всё. Чонина можно было считать предметом интерьера — вне спальни — и идеальным любовником — в спальне. Хань надеялся на несколько иной результат. Он раскрыл ладонь и вновь взглянул на жёлтую капсулу. Ему говорили, что особой необходимости в нормализующем препарате нет. Ему говорили, что коррекция памяти надёжна. Но что будет, если Чонин вспомнит? Сможет ли он принять новый мир? А если нет? Что тогда? И как это произойдёт? Скорее всего, постепенно. Если коррекция памяти вообще обратима. Но если это произойдёт постепенно, разве так не лучше? Хань вновь взвесил все за и против, потом решительно отправил капсулу в утилизатор. Подумал, сбегал за запасом препарата и уничтожил всё. Чонин пил кофе и продолжал собирать что-то из цветных кубиков. Иногда он брал два кубика и смотрел на них, нахмурившись озадаченно. Потом выбирал ещё кубик и сравнивал. Хань наблюдал за ним полчаса, пока не понял, что Чонин плохо различает некоторые оттенки. Он задал несколько вопросов и убедился, что это последствия коррекции. Сами по себе многие вещи были для Чонина понятны, знал он тоже немало, но привязка этих знаний к существующей реальности отсутствовала, поэтому он вёл себя как ребёнок. Собственно, в него заложили всего две функции: заботиться о супруге и заниматься с ним сексом. Всё остальное роли не играло. За исключением одной команды, которую Хань отыскал в справках. Он мог усадить Чонина где-нибудь и приказать оставаться на месте. Чонин не сдвинулся бы с места, пока Хань не погладил бы его по голове. Мерзость. Хань отправил ворох справок в утилизатор тоже и вернулся в гостиную. Там Чонин вытянулся на полу на животе и увлечённо составлял из кубиков высокую башню, даже высунул кончик языка от усердия. Хотелось подойти, крепко обнять его, погладить по голове и пообещать, что всё будет хорошо. Но Хань не знал, будет ли. — Он не помнит. — Совсем ничего? — уточнил Сэхун. Хань оглянулся и посмотрел на продолжавшего возиться с кубиками Чонина. — Сам посмотри. Он даже не помнит, что умеет танцевать. Я видел записи с ним, Сэхун. Он буквально жил танцами, а сейчас... Они вместе посмотрели несколько старых записей земной эпохи и погрузились в размышления. — Так! — Сэхун сел прямо в кресле и слегка хлопнул ладонью по столешнице. — Я попробую разузнать что-нибудь о технике коррекции памяти. Потом свяжусь с тобой и расскажу детали. Пока присматривай за ним получше, раз уж ты угробил запас нормализующего препарата. — Они сказали, что он роли особой не играет. — В девяти из десяти случаев. Это же не стопроцентная гарантия. Ладно. Увидимся. Сэхун прервал контакт, а Хань побрёл к Чонину. — Ты голодный? Тот кивнул, поймал Ханя за лодыжку и потянул к себе. Хань, разумеется, равновесие сохранить не смог и упал, но Чонин подхватил его и осторожно уложил на ковёр. — Выглядишь грустным. Почему? — Нет, всё в порядке, — вымученно улыбнулся Хань, разглядывая лицо Чонина, отмечая каждую чёрточку. Теперь Чонин принадлежал ему на законных основаниях, поэтому вряд ли кто-то осмелится лезть в их личную жизнь. Даже сам президент. Поэтому... Поэтому, если можно обратить коррекцию памяти... — Что ты чувствуешь сейчас, Чонин? — шепнул Хань, уперевшись Чонину в грудь ладонью и заставив прервать поцелуй. — Горячо, — тихо отозвался тот, облизнув губы. И накрыл своей ладонью ладонь Ханя у себя на груди. — Тут. А ты? Хань чувствовал горечь. И казался самому себе вором. Словно он получал то, чего не заслужил. Когда знаешь больше, чем знал прежде, начинаешь желать большего. Хань хотел видеть рядом с собой настоящего живого человека. Пусть даже потребовалось бы время, чтобы привыкнуть друг к другу и... полюбить. Хотя он всё равно не нашёл в себе сил отказаться от этих губ, что могли быть бесконечно нежными, от этих рук, что умели находить на его теле самые чувствительные места, от этого голоса, что заставлял его забывать обо всём... Он не мог отказаться сейчас от иллюзии любви, потому что даже эта иллюзия была лучшим из всего, что случалось в его жизни. Сэхун вызвонил Ханя ранним утром, когда Чонин ещё спал. Они привычно обменялись сонными приветствиями, вооружились чаем и кофе и устроили военный совет. — Коррекцию обычно проводят сверху. — Ым? — удивлённо булькнул кофе Хань. — В смысле? — Ну вот если на пальцах, то при коррекции обычно записывают нужную информацию поверх того, что уже было. То есть старые воспоминания сохраняются, но блокируются записью. Проще говоря, Чонин знает, что такое стул, например, так? Это из его родных воспоминаний. Само понятие и явление, так? Улавливаешь? — Угу. — Но он никогда не сможет вспомнить, например, какими были стулья в его доме или доме его родителей — это блокируется коррекцией. Общие понятия доступны, а конкретные — заблокированы. — И это навсегда? — Вроде бы. Десять процентов тех, кто подвергался коррекции, либо сходили с ума, либо коррекция в их случае не работала. По какой причине — никто не знает. Исследования продолжаются. Дальше, про препарат. Десять процентов тех, кто успешно подвергся коррекции, нуждаются в этом препарате. Если не давать им препарат, эффект коррекции постепенно сходит на нет. — Так это же здорово. — Десять процентов, Хань. Есть ещё два процента из них, это те, у кого эффект коррекции может пройти мгновенно. Сразу. И есть один процент, у кого не выдерживает мозг. Смертельный исход. — Чёрт... — Хань побледнел. — Вот именно. Но это всего один процент. Редкий случай. И ещё, я тут придумал кое-что. — Что? — устало вздохнул Хань и припал к чашке с кофе. — Парадный комплекс «Олимп». — Э? — Хань вскинул голову и удивлённо посмотрел на Сэхуна. — Он же законсервирован лет десять уже. — Я в курсе. Предлагаю махнуть туда и расконсервировать. — Зачем? — А ты подумай. Там огромная сцена и уйма звукозаписей, старые камеры ещё. — Но он сказал, что не умеет танцевать! — возмутился Хань. — Он не помнит. — Мозгами не помнит, придурок! — зарычал в ответ Сэхун. — Но тело-то помнит! Пинком на сцену, врубим музыку и запустим камеры. И поглядим, что будет. — Ничего. — Я бы на твоём месте не был так уверен. Рефлексы — это тебе не фигня всякая, а вполне весомая штука. Давай попробуем? Что мы теряем? — Ха-ха! Сэхун, очнись. Это же парадный комплекс, он законсервирован. Чтобы туда попасть, надо достать... разре... Откуда оно у тебя?! — взревел Хань, полюбовавшись на бланк, которым Сэхун издевательски помахивал перед собой. — Иногда полезно напоминать людям о тех услугах, которые ты им оказываешь время от времени. Мы можем прибыть в парадный комплекс сегодня днём по стандартному времени. Я живу дальше, поэтому воспользуюсь грузовым тоннелем и заеду за тобой и твоим ненаглядным. Попытаемся расшевелить хоть какие-то из его воспоминаний. Ну и хоть раз увидим друг друга живьём. — Сэхун, — тихо позвал Хань после долгой паузы, — ты тоже думаешь, что надо вернуть ему воспоминания? — Я с самого начала был против коррекции, если помнишь. Но это неважно. Жить ведь с ним должен ты. Тебе и решать, нужны ему воспоминания или нет. Ведь если он вспомнит, он может отказаться от тебя. Или... мало ли... Вдруг он не сможет смириться с тем, что стало с его миром? Ты можешь многое потерять, Хань. На самом деле. — Предлагаешь мне оставить его в качестве спальной мебели? Чем это лучше андроида? Хотя... конечно, лучше, но... — Хань смешался и отставил чашку в сторону. — Но ты хочешь, чтобы тебя любили, — договорил за него Сэхун. Хань промолчал. *** Перед поездкой в парадный комплекс Хань старательно упаковывал Чонина в защитный комбинезон, настрого запретив что-либо трогать или расстёгивать. — А почему обувь такая тяжёлая? — Чтобы не унесло. — Куда? И как? — Там невесомость, Чонин. Не вертись. Теперь смотри прямо... Хань осторожно надел шлем и закрепил его. — Слышишь меня? — Да. А что это? — Система связи. Ничего не трогай и делай то, что я тебе скажу. Ясно? — Весело. Хань обречённо вздохнул. Чонин ничего не понимал, но хотя бы слушался. Когда приехал на платформе Сэхун, они вместе пристегнули Чонина к сиденью и устроились впереди. Периодически оборачивались в пути и проверяли, на месте ли Чонин. Не хотелось бы, чтобы он свалился с платформы и угодил на рельсы. Потом уже на месте Сэхун разбирался с консервационным кодом. Пришлось провозиться целый час, прежде чем они смогли попасть внутрь, прокачать воздух и выбраться из комбинезонов. Утяжелённую обувь пришлось оставить на ногах, чтобы не летать над огромной сценой и залом. — И как тебя только сюда пустили? — Просто сказал, что хочу внести конструкторские изменения, — объяснил Сэхун и указал на панель управления. — Включи музыку подходящую. Ты же видел его танцы. Что-нибудь в нужном стиле. Хань полистал выборный журнал, махнул рукой и включил первый попавшийся трек. По залу прошлась трескучая волна мощного звука раз, другой, заставив их всех пригнуться и прижать ладони к ушам, затем низкий шум плавно стал превращаться в нечто, похожее на музыку. Чистые аккорды зазвучали через минуту. Чонин осматривался с потерянным видом и выглядел как человек, который не может вспомнить нечто важное. Сэхун быстро наклонился и щёлкнул зажимами на его ботинках. Чонин невольно взмахнул руками и от этого резкого движения тут же взмыл вверх, перевернулся в воздухе и медленно поплыл над сценой. — Ну и? — обеспокоенно вопросил Хань, наблюдая за здорово озадаченным Чонином, болтавшимся в паре метров над сценой. — Кажется, ему нравится, — пожал плечами Сэхун и почесал затылок. Чонин в самом деле повертелся вокруг себя, повёл одной рукой, другой, отмечая, куда и как его сносит после каждого движения. — Смотри, он двигается в нужном ритме, — оживился Сэхун. — Толку-то. Но не танцует. — Пока что. Но что-то он всё же помнит. Сколько он уже без этих пилюль? — Должен был выпить вторую. — И не выпил? — Нет, конечно, я же всё отправил в утилизатор. Что... Чонин коснулся носком правой ноги сцены и крутанулся вокруг себя, вскинув руки над головой. Он отступил на шаг в сторону, закрыл глаза и улыбнулся. Ещё поворот, снова шаг... — Танцует... — тихо отметил Сэхун. — Угу. Чонин пробежал по краю сцены и взмыл вверх, красиво вращаясь вокруг себя, словно ввинчивающийся в воздух шуруп. — С ума сойти. Разве в земную эпоху так делали? — с сомнением пробормотал Сэхун. — Понятия не имею... Чонин оттолкнулся ногой от стены и полетел обратно к сцене. И вот на сцене-то его и прихватило. Хань и Сэхун не сразу поняли, что происходит. Чонин просто опустился на корточки и наклонил голову, провёл ладонью по лбу, потом прижал руку к горлу, и из носа у него хлынула кровь. Они переглянулись и кинулись на сцену. Хань удерживал голову Чонина у себя на коленях и стирал кровь, а тот кашлял и пытался высвободиться. — Это нормально? — Ты у меня спрашиваешь? — возмутился Сэхун. — Я похож на врача? Побочные эффекты разные при коррекции, откуда мне знать, нормально это или нет. Спроси у него что-нибудь. — Что? Чонин... Чонин с тихим стоном уткнулся лицом Ханю в живот, крепко сжав пальцами левую руку, крепко до боли, но Хань не стал отбирать ладонь, возмущаться или ещё что-то делать. Он решил потерпеть. — Давай попробуем оттащить его к платформе? — Не надо, — глухо прозвучало в ответ. — Чонин? Хань осторожно отвёл волосы со лба Чонина, прижал ладонь к щеке и встретил пристальный взгляд, тяжёлый и... разочарованный, пожалуй. — Как ты? Что болит? Чем тебе помочь? — Вспомнил? — зашипел рядом Сэхун. — Хоть что-нибудь? — Потом. Ты же видишь, у него кровь. Чонин? С тобой всё хорошо? Не молчи, пожалуйста. Сесть сможешь? Сесть он смог. Хань настойчиво вытирал ему лицо, пока не убедился, что кровь уже не идёт, потом подставил плечо, помог встать и подвёл к рядам кресел — там и устроились уже втроём. — Мне нужно вернуться, — спустя несколько долгих минут произнёс Чонин. Сэхун и Хань сначала решили, что речь шла о доме Ханя, но быстро поняли, что ошиблись, потому что Чонин смотрел в сторону иллюминационного сооружения с видом на мёртвую Землю. — Это невозможно. Там ничего нет, — тихо пояснил Хань и хотел провести ладонью по голове Чонина, но тот уклонился. — Мне нужен... летающая штука. — Губа не дура, — хмыкнул Сэхун. — Никто не даст тебе корабль. — Я и не собирался спрашивать, — отрезал Чонин. — Мне достаточно знать, где находится и как добраться. Дальше и сам справлюсь. — Разве ты пилот? — Меня обучали. Накануне. Хань и Сэхун переглянулись. Корабли почти не использовали, так что технологии в этой сфере остались на том же уровне, что и в земную эпоху. Если Чонина обучали управлять ими, то он и сейчас мог это делать с тем же успехом. Он это помнил. Видимо, относился к тем самым двум процентам, что плохо переносили коррекцию и без нормализующего препарата вспоминали сразу всё, а не постепенно и по частям, как большинство других людей. — В этом нет никакого смысла, — покачал головой Хань. — На Земле нет никого и ничего. Планета мертва и вернётся к жизни нескоро. — Разве я сказал, что мне нужно на Землю? Это неважно. Мне просто нужен корабль. Чонин поднялся, осторожно приблизился к утяжелителям и защелкнул их на ногах, принялся молча надевать комбинезон. Хань беспомощно посмотрел на Сэхуна, тот развёл руками. — Что делать будем? Дадим тяжёлым по башке и отвезём к тебе? Или покажем ему ангар? Решай сам. В конце концов, он твой. Ну и... вряд ли кто-то быстро хватится корабля. Ими всё равно никто не может управлять, только члены комитета и президент. Хань закусил губу и принялся изучать собственные руки, покосился на Чонина, тот невозмутимо продолжал собираться. — Подожди у выхода, ладно? — попросил он Сэхуна и с решительным видом направился к Чонину. Остановился рядом, подождал немного, потом тронул за плечо. Чонин оглянулся и смерил его не особенно доброжелательным взглядом. — Можно с тобой поговорить немного? — О чём? О том, что ты, вроде как, собственник движимого имущества в моём лице? И что это имущество должно выполнять конкретную работу, а не заниматься самодеятельностью? И что ты собираешься запретить мне покидать твой дом? Я ничего не упустил? Не волнуйся, меня законсервировали по ошибке. Так не должно было быть. — Нет, я не об этом хотел поговорить, — сжав кулаки, возразил Хань. — Лично я не занимался ни твоей консервацией, ни коррекцией памяти. Я всего лишь учёный, один из многих. И если ты запамятовал, то именно я был тем человеком, который хотел вернуть твои воспоминания. — Дай угадаю — игрушка тебе надоела, и ты решил от неё избавиться? — тихо спросил Чонин, глядя на него сверху вниз. — Едва успев получить? Что-то не сходится, тебе не кажется? — Хань сверлил Чонина сердитым взглядом. — Тогда о чём ты хочешь поговорить с человеком, о котором ни черта знаешь и с которым всего лишь пару раз тра... Чонин умолк и прижал ладонь тыльной стороной к разбитой слева губе. Хань потёр ноющий после удара кулак и вздохнул. — Не поливай грязью мои самые прекрасные воспоминания, ладно? — едва слышно попросил он. — Они мне дороги. Ты был первым живым человеком, к которому я прикоснулся. Ты принадлежишь другому миру. Твой мир для меня похож на сказку или рай. Для тебя всё это, наверное, сущие пустяки, но мы здесь платим даже за воздух, которым дышим. Поэтому... — Хань прямо посмотрел на Чонина. — Поэтому думай, что именно ты говоришь и кому. Чонин скупо усмехнулся, размазал кровь по подбородку и небрежно кивнул. — Валяй, что ты там хотел сказать? — Куда ты собираешься лететь? — На Марс. — Куда?! — опешил Хань, готовый ко всему, но точно не к этому. — Марсианская колония. Была такая. Там не могли принять всех, но часть... Моя семья... — Ты знаешь хоть, сколько прошло времени? Твоей семьи больше нет!.. — Хань заткнулся, потому что Чонин вернул ему долг в виде удара кулаком. С теми же последствиями. — Знаю! — прогремел он, умолк, потом добавил намного тише: — Я знаю, что уже нет. Но кто-то... их потомки... Не знаю. Мне просто надо на Марс. Мне надо... убедиться. Он отвернулся, и Хань мог видеть лишь его спину. — Ты действительно сможешь управлять кораблём? И сможешь добраться до Марса? Уверен? — Да. А что? — Чонин оглянулся. — Если бы там кто-то был, мы бы знали. Они бы связались с нами. Но ничего. Столько прошло времени, и никто с Марса не прибывал. — Ты забываешь о политических разногласиях. Если здесь ничего не изменилось, никто с Марса сюда и не пожалует. Уж не знаю, было ли это в ваших учебниках истории, но на Марсе пытались ввести цены на воздух для дыхания. Знаешь, чем это закончилось? Хань помотал головой — о таком он никогда не слышал. — Тех, кто пытался это провернуть, вышибли с Марса. Видимо, как раз сюда. — Хорошо, — поразмыслив, признал Хань. — Тогда как ты попал сюда? И почему оказался законсервирован? И кто ты тогда, если не танцор Ким Чонин? — Вообще-то я Ким Чонин. И танцор. А как я сюда попал... У меня был истребитель, не хватило топлива, пришлось сделать остановку на станции... — Чонин двинулся к иллюминационному комплексу, в шаге от него остановился и указал на дальний зелёный огонёк. — Вон там. Станция «Айрис». Это всё, что я помню. Дальше уже только коррекцию и... тебя. — Резиденция комитета и президента, — прошептал Хань, начиная понимать, что именно могло происходить в те страшные времена, когда планета умирала, и люди пытались спастись. А кто-то под шумок запасался ресурсами — даже людскими. — Надеюсь, ты больше не собираешься спрашивать, зачем мне на Марс. И не станешь меня отговаривать. — Чонин развернулся и направился к воротам. — Полёт на Марс займёт время! — крикнул в спину Чонину Хань. — Я в курсе. — Много времени! — Он кинулся следом. — Полтора года, — невозмутимо отозвался на ходу Чонин. — Ты не протянешь столько! — Ошибаешься. — Я с тобой не полечу, — отрезал Сэхун, торчавший у ворот. — Можно подумать, тебя кто-то звал, — фыркнул Чонин и надел шлем. Хань тоже торопливо водрузил шлем на голову и врубил связь. — Серьёзно? Вот просто так возьмёшь и полетишь совсем один? — Сразу же, как только ты мне покажешь, где тут стоят корабли. — Почему я вообще должен тебе показывать их? — возмутился Хань. Чонин остановился в паре шагов от выхода и вздохнул. — Я не останусь здесь. Не хочешь помогать, не надо. Сам найду. — Я хочу помочь, просто... — Хань с трудом договорил: — Просто не хочу отпускать тебя. — Он подумал и торопливо добавил: — Одного. Чонин как раз открыл ворота. Он помедлил, тронул на панели кнопку блокировки и, пригнувшись, выбрался в тоннель. Хань услышал на канале связи негромкое: — Если мне не придётся лететь туда одному... я буду рад. На таймере блокировки сменяли друг друга цифры: семь, шесть, пять, четыре... Хань сломя голову кинулся к воротам, не обратив внимания на удивлённый оклик Сэхуна. — Интересно, когда тут в последний раз угоняли космический транспорт? — задумался Сэхун, достал любимый наладонник и отправил запрос. — Ну ладно. Всё бывает в первый раз. Хань знал, что Чонин идеально ему подходил, иначе сомопсихопрограммы не выбрали бы его. А ещё... ...ещё Хань никогда не был на Марсе. Да ему и не светило — раньше, поэтому он решил не отпускать удачу, раз уж поймал её за хвост. К тому же, «удача» ему нравилась до сих пор, как и самые прекрасные воспоминания в его жизни. И пусть даже им потребуется время, чтобы привыкнуть друг к другу и полюбить. До Марса полтора года лететь — им хватит за глаза.