***
В свои восемнадцать лет Тобирама Сенджу наивно полагал, что познал всё в этом мире только потому, что прошёл сквозь бесчисленное количество битв и видел все ужасы войны. Ведь нет ничего страшнее неё: бессмысленных смертей, усеявших безжизненную землю мёртвых тел и безликих трупов детей, гнили под ногами и жадных криков хищных птиц над головой. В восемнадцать он считал, что если выжил на войне, то справится со всем, что предоставит ему судьба. Но он не знал - не мог ещё принять тот факт, что не все сражения заканчиваются ошмётками трупов - что некоторые битвы продолжаются и за пределами физического плана, отзываясь посмертным эхом в чьей-нибудь жизни страданиями, болью и виной. Деревня Скрытого Листа стремительно взмывала ввысь, крепко уцепившись корнями за плодородную почву, пропитанную кровью и памятью бесконечных сражений. Его место в ней - за спиной брата, вместе с другими членами совета, представителями одних из первых союзных кланов - Сарутоби и Шимура, и конечно же с непредсказуемым Учиха, который ещё совсем недавно, до этого мирного договора, был их злейшим врагом. Пока он сидит за столом в примитивном кабинете, сложив руки на груди, Тобирама окидывает пристальным взглядом их союзников и стены комнаты, только чтобы позже переместить всё своё внимание в самый отдалённый угол зала, где, напротив брата, за столом сидит второй основатель деревни, хаотичный Учиха Мадара, признанный всеми безумец, способный в одиночку разгромить целую армию синим пламенем завершённого Сусано, что пылает ярче любой звезды и даже самого солнца. В те времена Тобирама смутно догадывался о жуткой тяге Учихи к нему, замечал её, когда пристальный взгляд мужчины задерживался на нём, когда тот каждый раз шёпотом, гневно вороча на языке имя, приветствовал его, и видел её в яростном огне тёмных омутов. Но не знал почему, ведь он убил его брата (издержка войны), и единственная причина этих чувств, если это можно так назвать, могла крыться только где-то в их прошлом, но Тобирама особо не изнурял себя поиском ответов на этот вопрос. Так как никто и ничто не могло понять Учиха - одержимый самим дьяволом клан, чья ненависть полностью вытесняет разум своих обладателей после первого круговорота алого Шарингана. В те времена Тобирама был уверен что должен стать посредником, точкой равновесия между братом и этим странным человеком, которого тот по-прежнему считал другом. И ради мира, ради блага деревни, он примет самую сложную миссию в своей жизни, оружием в которой будут служить не кунаи и техники, а хитрость, обаяние и, возможно, его тело.***
Он поделился своим, как тогда казалось, достаточно лёгким и простым планом с Сарутоби Саске - стать невидимой нитью, сдерживающей Мадару, взяв под свой контроль ненормальный интерес мужчины к собственной персоне, возможно даже поощрив его, заставить Учиха остаться в деревне, и в конце навсегда устранить главную угрозу спокойствия Конохи. Идеальная ловушка, одобрил Сарутоби, и Тобирама окончательно убедился в правильности своего решения, даже не подозревая, что будущая благая жертва одного воина найдёт свой отклик спустя целый век в лице тринадцатилетнего Учихи, уничтожившего свой клан и всё, чего добились его предки за девять сотен лет. Хотя глубоко в душе миссия отталкивала Тобираму, человека традиционных чувств и убеждений - любовь должна существовать для любви, а не для поддержания мира и несбыточной мечты старшего брата. Он также осознавал, что если Хаширама не сможет покончить с этой войной сейчас, никто не сможет. Кто-то должен это сделать, ведь они уже подошли к границе с лучшим миром, и это - единственный шанс перейти незримую черту.***
Хоть и с неохотой, но он всё-таки не может не признать отличительное великолепие, скрытое в смертельном танце непокорных вороных волос, широких плечах под строгой традиционной одеждой и бледной шее за высоким воротником. В характере, что сродни адскому пламени, что разгорается за доли секунды и так же быстро теряет свой пыл. В неистовой боевой ярости, которую он пару раз видел в нём во времена клановой войны - в быстрых ударах камы, что обрушивались на врагов, и в нечеловеческом восторге от битвы. Себя Тобирама сравнивал с мотыльком, кружащим над неконтролируемым, подрагивающим пламенем, что всё же осмелится подлететь поближе, обращая внимание огня на себя. В течение чуть приглушённых, раздражающих разговоров Тобирама постоянно находит в глубине тёмных глаз Учихи засевшее там безумие, видит насколько прочны его корни, проросшие насквозь сознание. Оно проявляется во всплесках агрессии и грубых ругательствах, вклинивающихся в предложения и речь, отражается на коже и в жестах, гневном оскале и бегающем из угла в угол, будто в ожидании чего-то неизвестного, взгляда. Тобирама и сам не до конца уверен в рациональности поставленной им самим задачи - практически невозможно излечить раны, нанесённые долгими годами потерь. Да, он понимает, эта затея безнадёжна, знает, шансы на успех призрачны и что легче было бы заставить Учиху покинуть деревню и встретиться с ним на каком-нибудь поле, где позже и положить конец угрозе. Но Тобирама никогда не отказывался от своих слов, и поэтому, стиснув зубы и молясь на своё терпение, ведь кто знает, сколько это будет продолжаться, при первой же возможности составит прогуливающемуся по пустынным улицам Конохи Учихе компанию, пройдётся с ним до самого леса, чтобы позже повернуть назад в деревню. Ведь он уже сделал свой выбор и должен закончить миссию.***
Жалость. Шиноби его времени росли, не зная этого слова, потому что тогда всего полсекунды определяли кому оставить жизнь, тогда сердце бешено билось в груди под аккомпанемент взвинченных до предела эмоций, а логика и рациональность летела ко всем чертям из-за провалившейся стратегии большинства сражений. Но Тобирама никак не ожидал, что у него ещё появится возможность взглянуть на пустое слово по-новому, что однажды вечером, как только он переступит порог, Учиха кинется к нему и плотно прижмётся, подобно бушующему потоку к скале, дрожа и заикаясь от невидимых ужасов, затаившихся в его доме. Нет больше воина, подумал Тобирама, по крайней мере не в этом дрожащем мужчине, не в этом человеке, боязливо схватившемся за ткань его одежды. Спросив что случилось, он получил не ответ, а какой-то бред - слова спотыкались друг о друга, разбрасываясь в бессмысленной последовательности. Сам Учиха тем временем старательно отводил глаза от кладовки. Тобирама осмотрел её и, что не удивительно, не нашёл ни гуля, ни фантома, ни призрака. Ничего. Просто обычный дверной проём с видом на пару-тройку коробок. Он повторил свой вопрос, но мужчина лишь нерешительно замотал головой, продолжая дрожать, как осиновый лист на ветру. На мгновение Тобираму даже охватило беспокойство, связанное с вдруг забившими тревогу инстинктами - вдруг это уловка, и сейчас он получит кунаем в живот... Там ничего нет, настойчиво сказал он. Взрывной темперамент дал о себе знать кулаком на лице. Из уст Учихи вырвался бессвязный крик: оно есть... ты не понимаешь... не видишь того, что эти глаза видят... как ты смеешь судить если не знаешь и половины того, что значит иметь эти глаза... ты не знаешь... не понимаешь... ты~ Водная дверь захлопнулась, возвращая Учиху в объятья своих кошмаров. До самого рассвета в его доме горел свет.***
Тобирама обязан добиться успеха. Он обязан не допустить повторения недавнего приступа, когда посреди дня Мадара активировал Сусано на переполненной людьми улице, мгновенно вгоняя гражданских в страх, перепугав многие семьи до полусмерти и возродив сомнения в своих союзниках. Мир невозможен, говорили они, невозможно воцарить мир в селении, пока Мадара Учиха жив. Пока существует возможность, что он нападёт на нас без предупреждения, что одной ночью мы обнаружим своих детей мёртвыми... Но Хаширама был твердо убежден, его лучшего друга ещё можно спасти и поэтому, настаивая на своём, тот впервые повысил голос, когда спорил с братом. Только вот, Тобирама совсем не разделял его оптимистичного настроя, еле сдерживая злобу на привычку старшего отворачиваться от истины, если она противоречила его убеждениям, и всячески избегать её, занимая себя пустяками. Невозможно излечить разгорающееся безумие, забросившее свои сети настолько глубоко, что единственным действенным лекарством от него могла стать только смерть. Груз ответственности на плечах казался ещё тяжелее. От размышлений он очнулся, только вновь оказавшись у порога дома Учихи. Иронично, что в конечном счете Тобирама решил остаться там на некоторое время - Мадара вполне спокойно вертел в руке кисть, даже не замечая новоявленное пятно краски на своей щеке. Они не разговаривали, только изредка обменивались взглядами, пока Тобирама, сидя на диване и наблюдая за рисующим Учихой, прокручивал в голове слово, вылетевшее у одного из членов совета. Сумасшедший, сумасшедший, сумасшедший. Молча глядя на рисунок, выходящий из-под рук, ставших причиной многих смертей, он вновь пришёл к уже привычному выводу. Если я не сделаю это, то никто не сделает. Сенджу поднялся. Не оставшееся незамеченным движение заставило Мадару остановиться, оторвав кисточку от бумаги. Когда тот повернул голову к нему, Тобирама дотронулся дрожащими пальцами до его шеи, одновременно завлекая Учиху в глубокий поцелуй. Все чувства ожидаемо подскочили, смешавшись с чем-то, о чём он хоть и догадывался, но никогда не принимал. Его тело мгновенно опустилось на стол, случайно опрокинув дорогие краски и поэтому стараясь не испачкаться в образовавшейся разноцветной лужице. И хоть в затуманенном похотью и желанием разуме всю дорогу проскакивала одна и та же мысль о неправильности происходящего, он, задыхаясь под тяжестью требовательных поцелуев, всё же умудрился заметить сквозь пелену чужих глаз пугающие раны, нанесённые этим жестоким миром душе Учихи.***
- Пламя или мотылёк? - Мотылёк. Ты пламя. - Нет. Ты пламя. Я мотылёк. Любовь всегда пламя, а мы, я - я всегда мотылёк. Нет выхода. Нет спасения.***
Он не заметил, когда границы миссии размылись и канули в Лету. Не заметил, как уже два раза успели пролететь и прийти вновь весна, лето, осень и зима, как окончательно расцвела Коноха, только тихо удивляясь, наблюдая за медленно исчезающим безумием, за глазами, что меняются каждый раз, стоило ему прийти, когда он просто был рядом или нежно прижимался к нему. И это, именно это заставило его переосмыслить, что он знает о Шарингане - глазах, отражающих чувства. Когда он смотрит в них, то больше не видит воина, он давно погиб в бою, но видит Мадару, в синяках, раненного, но стремительно идущего на поправку. И он должен признать, всё сработало - его идея сработала. Наверное, это прозвучит немного смешно, но результат на лицо. Стояло лето, когда он впервые смог с уверенностью сказать, Мадара перестал видеть призраков. А с их исчезновением Учиха достиг внутреннего спокойствия, которое совсем недавно казалось чем-то недостижимым. Когда и Хаширама заметил эти изменения в друге, то готов был взорваться от переполняющего счастья. Сам Мадара из-за прогресса особой радости не чувствовал; просто стал просыпаться рано, спать чуточку меньше и уделять больше времени работе в Казначействе в Конохи, где, в своем кабинете, нависал над бесчисленными документами под ритмичный стук деревянных счеток. Тобирама и не заметил, когда мысли о скрытой угрозе перестали посещать его. Просто однажды ему удалось встретить новый день, без тревожных опасений перед лежащим рядом Учихой и вечером заснуть, не ожидая холода куная у своей шеи.***
В их маленьком партнёрстве Тобирама нашёл для себя, как он их называл, маленькие чудеса. Он всегда гордился тем, что является самым серьёзным из братьев Сенджу, своей способностью отбрасывать в сторону эмоции ради достижения поставленных целей. Но рядом с Учихой он чувствовал, как они возвращаются к нему. Казалось, что Тобирама наконец нашёл своё место в жизни - рядом с любимым, он даже и не заметил, когда начал использовать это слово. Просто в один момент оно выскользнуло изо рта, навеки поселившись в уме и сердце. Тобирама чувствовал себя в своей тарелке вместе с ним как в горячей ванне, так и у маленького прудика на заднем дворе их дома, где частенько задерживался часами, не смея прекратить поглаживать мягкую шерсть нагло усевшейся на колени кошки Мадары. А полное спокойствие он теперь ощущал, только когда, заключив любимого в объятья, умиротворённо игрался с прядями чёрных волос, а позже подносил их к губам, отмечая про себя присущий только Мадаре лёгкий запах лесного пожара. Впервые засмеявшись над чем-то сказанным Мадарой, он почувствовал себя полностью освобождённым от невидимых оков, сдерживающий эмоции. Тогда он смеялся, смеялся, смеялся так, что слёзы вытекали из глаз, пока Учиха смотрел на него, как на человека, у которого окончательно съехала крыша. Тогда он впервые был готов взлететь хоть до самых небес.***
Наибольшая угроза их совместной жизни пришла с известием о смерти Хаширамы в одном из боёв новой войны. Тобираме не дали достаточно времени погоревать о брате, поэтому однажды, всё ещё находясь в оцепенении от внутренней пустоты, ему пришлось столкнуться с навязанным на его плечи статусом Хокаге, встретиться взглядом со всеми жителями Конохи, что приветствовали нового правителя, и внезапно обнаружить своё лицо, вырезанное в скале, рядом с лицом брата. Он не мог смотреть на него - отказывался принимать, ведь не нуждался в ответственности, которую влечет за собой титул главы деревни. Всё, чего он хотел - просто прожить остаток своих дней с его Учихой, в тишине и спокойствии, а возможно, если очень повезёт, то и исчезнуть вместе с ним, медленно, подобно свечам, растаяв в безмятежности. Горе помутнило рассудок, но в тумане потери Тобирама наконец понял через какую боль заставил пройти любимого человека, и это осознание становилось ярче с каждой непролитой слезой. Он жалел, как никогда чувствовал себя виноватым за смерть Изуны. Он знал, что шла война, знал, что если бы не убил Изуну, то умер бы сам, но всё равно продолжал шептать унылые извинения в затененных нишах своего кабинета, где с лихорадочной энергичностью завершал работу над дзюцу, способным вернуть мертвых с того света. Но вечно так продолжаться не могло, поэтому однажды Мадара принёс конец его изоляции от всего остального мира. Шторы резко раскрылись, вынуждая Тобираму заслониться рукой от резкого солнца, выслушивая обвинительные крики любимого. Чуть позже они сцепляются в драке прямо посреди бесчисленных записей, а Сенджу с каждой секундой всё больше становится похож на загнанного в угол зверя. В конце концов, их мелкая перепалка перерастает в обмен полноценными ударами. Но вскоре звук рвущейся бумаги выхваченного из его рук свитка возвращает Тобираму в реальность, с головой опрокидывая того в чувство вины перед Учихой. Прости~ Прости меня, Прости~ Я виноват, Прости~ Извини... Извини... Прости... Он обнял любимого, а теперь и его личную опору, и позволил выбраться наружу горю, которое никогда не должен был увидеть мир. Пока слёзы лились из его глаз, он понял, что не может оставить всё как есть - деревня нуждается в нём, также как и Учиха, и он должен быть сильным, чтобы вести их дальше по мечте, которую Хаширама и Мадара всё-таки смогли претворить в жизнь.***
Всё пошло под откос, когда до него дошли новости о том, что Сарутоби Саске, в особенности он, и остальные члены совета выгнали Мадару с собрания, во время его отсутствия из-за саммита пяти Каге в Сунагакуре. Но не только это выводило его из себя. Остальные деревни отказывались принять, что Мадара больше не угроза и не был уже в течение долгого, очень долгого времени. Это незаслуженное и неуместное недоверие, и все же, несмотря на все его усилия, многие отказались разделять его точку зрения, обходя на цыпочках его Учиху. Но стоит признать, излечение любовника от тьмы вдохновило его - если Мадара смог вытащить себя из этой пропасти, то и весь клан сможет. Поэтому Тобирама создал Военную Полицию Конохи, основываясь на теории, что Учиха нужно сосредоточиться на одной постоянной положительной цели и направлять силу своего улучшенного генома в положительное русло. Но его доводы не развеяли опасения Сарутоби Саске и остальных. По их мнению, он провалил свою миссию, когда влюбился в Учиху, которого должен был просто удерживать в деревне. А теперь, когда он стал Хокаге, они не могут сбрасывать со счетов влияние Мадары на него, настаивая на том, что он просто ослеплен своей любовью и пляшет под дудочку Учихи - и, упаси Ками, кто-то даже имел наглость предположить, что он находится под воздействием гендзюцу! Тогда Тобирама впервые повысил голос на совете деревни.***
Теперь только дома, под периодическое мурчание пушистых террористов, наблюдая как в маленьком прудике медленно проплывают рыбки, он может хоть немного отдохнуть и успокоиться. Их трехэтажный дом - их маленький, скрытый от глаз огромной Конохи мир, у входа в который его каждый день встречает любимый, заставляя сердце находить силы улыбнуться в ответ на радостное приветствие. Только здесь, в океане поцелуев, раскидывая темные волосы на подушке, по голову в неутихающем огне страсти, он, стараясь привести их обоих к полному удовольствия завершению, может вдохнуть жизнь, золотую, сродни солнцу, полной грудью, чувствуя как его холодная чакра сплетается с пылающим огнём Мадары. В молчаливой темноте их комнаты, лёжа рядом с Учихой, Тобирама вдруг понимает что хочет уйти - от своего титула, из этой деревни. Просто уйти, захватить с собой кошек с рыбками, взяв за руку Мадару, и потом найти где-нибудь тихий, укромный уголок, чтобы забиться в него и спокойно дожить свои дни. Такой конец я хочу, подумал он. Только такой.***
Жестокое убийство Золотого и Серебряного братьев из скрытого Облака укрепило мнение совета о том, что в плане излечения своего любовника он добился ровным счётом ничего, что с ним Мадара даже стал ещё более нестабильным и непредсказуемым. Из-за их единогласного решения они больше не могут находиться в одном отряде и вместе участвовать в разгорающихся боевых действиях, что позже примут облик Великой Войны Шиноби. Усталость, казалось, целиком охватило тело Тобирамы, заставляя его всё медленней идти по дороге к дому, где ему и придётся рассказать Мадаре о решении совета. Тот принял известие молча, спокойно держа чашку с чаем. Тобирама убрал её куда подальше из его рук и прислонил их к лицу, наслаждаясь мелким покалыванием шрамов под тёплыми ладонями. Война заставляла бояться, бояться за этого человека, за всё, чего они добились за эти годы. Поэтому он знал, что должен выжить, должен вернуться домой живым к любимому, чтобы, когда война наконец закончится, они спокойно ушли из деревни. Но в этом мире ничто не происходит так, как вы того желаете. Сквозь перчатки Сенджу чувствует тепло Мадары, наслаждается его чуть затянувшимся молчаливым прикосновением к своей щеке. А после смотрит, как его любовник отправляется в путь со своей собственной командой. Эмоции переполняют его, когда он оборачивается, чтобы перед очередной вылазкой в последний раз окинуть ворота Конохи взглядом и отложить всё в своей памяти. И позже он тоже покидает деревню. Казалось, оставить одного из детей как приманку, давая остальным и себе возможность уйти, было бы самым правильным решением. Да, Тобирама знал, его решение могло навредить Конохе, знал, что своим поступком причинит Мадаре боль, которую он никогда не заслуживал, но все же... Всё же он не может просто закрыть глаза на долг, что принял на себя после смерти Хаширамы. Пожалуй, это был самый трудный выбор в его жизни. Последний выбор в его жизни. Давая Сарутоби Хирузену и его товарищам по команде возможность скрыться из виду, Тобирама готовится навеки раствориться в вечной тишине, очищая свое сознание и в последний раз наслаждаясь тем пламенем, что всё ещё пульсирует в такт его жизни. Прощай, любимый. Он встретил смерть так, как и должен был: лицом к лицу с врагом, оставаясь непокоренным даже когда жизнь покинула его, позволив напоследок лишь проследить за танцем солнечного света в чёрных волосах, услышать безумный смех, и позже, на мгновение, почувствовать угасающее для него тепло чужих рук...***
Эпилог Создавая Эдо Тенсей, он и не думал, что ему посчастливиться оказаться по ту сторону техники. Но сейчас ему только и остаётся, что от бессилия осыпать немыми проклятьями свою способность ощущать присутствие других людей... Стоя рядом с братом, с Сару и четвертым Хокаге, слушая этого Орочимару и молодого Учиху, внешне сильно напоминающего Изуну, он чувствовал. Чувствовал родной огонь чакры за мили от себя. И сожалел. Тобирама сожалел, что никогда не имел наглости быть эгоистом, что не смог избавить мир от ярости безумца. Пока он рассказывал Саске правду клана Учиха - о великой любви, что может перейти во столь же великую ненависть -, в его памяти невольно всплывали воспоминания. О непослушных волосах. Нежной улыбке. Тёмных глазах, освобожденных от проклятия ненависти. Нет ничего трагичнее осознания, насколько Мадара отдалился от своего безумия и что именно его смерть повернула вспять стрелки прогресса. Если бы он тогда осмелился немного побыть эгоистом. Только тогда. Один единственный раз...***
"Однажды где-нибудь - без разницы где - вы непременно найдёте самого себя, и тогда, именно тогда, наступит самый счастливый или самый мучительный момент вашей жизни," - Пабло Неруда.