Paradis

Замысловатые кружочки, царапины, плакаты, наклейки на обоях, словно сокровища затонувшего корабля, с мерцанием плыли перед глазами. Брайан лежал на кровати и, подложив руки под голову, с трепетным упоением разглядывал останки своего детства. — О чем ты думала вообще?! Хотела из моего сына бомжа сделать?! Они казались столь же хрупкими и недосягаемыми, как и все те чувства, что когда-то он питал к своей матери. Все те чувства, которые она разрушала и замуровала здесь, в этой комнате, в этих старых обоях, в солдатиках под кроватью, в азбуке, в раскрасках, в детских сказках… В этом кладбище воспоминаний, где все пропахло ветхостью заботливых фраз, детских слез, нежных колыбельных, где все сильнее хотелось вырвать себе сердце, швырнуть его на пол и растоптать, расстаться с памятью и потушить ненависть, что жжет заживо и с каждым днем все сильнее и сильнее… Забыться. Все, что осталось с тех пор — лишь под корень стертое доверие, ощущение пустоты и ненужности, бренности собственного существования в глазах, казалось бы, самых дорогих и самых близких ему людей. — А что ты предлагаешь мне делать?! Простить ему это блядство?! Я не хочу смотреть, как мой сын превращается в сатану! Не на моих глазах! Его мать всегда была чересчур уж набожной особой. Когда она впервые застукала Брайана с сигаретой, их скандал было слышно на другом конце улицы. Наверное, не стоит говорить, как разразился гром над их отношениями после того, как она нашла в сумке сына дурь. — Да что ты за мать такая! — Замолчи! Если бы ты нас не бросил, этого бы не случилось! Он рос без твердой руки! — Продолжало доноситься за дверью. Послышался разочарованный вздох. — Да ты мямля чертова, хорошо, что ты ушел! Брайан хотел было зарыться с головой в одеяло, но мобильник оповестил о сообщении. Не трудно было догадаться, чье оно: — Бри, ты в норме? Отец тебе ничего не сделал? Брай лукаво ухмыльнулся экрану мобильного. Ох, если бы его мать знала, у какой Девушки он живет. Наверное, связала бы и поливала из шланга святой водой. — Мой отец? Ха. Ты уверен, что хорошо его разглядел? — Мда… без вопросов. А мать что? — Она заперла меня в комнате. Но это даже лучше: я хотя бы под руку не попадусь, и все кастрюли полетят в отца. — Брай, ты пытался намекнуть им, что тебе давно за двадцать? — Поэтому меня и выгнали из дома, дорогой мой. — Брюнет перевалился на бок, за стеной бушевала очередная волна скандалов, но на этот раз родители выясняли свои собственные отношения. — Это мой отец до сих пор видит меня пятилетним ребенком — как раз тогда он и ушел. — Я могу помочь как-нибудь? Улыбка Брайана блеснула в слегка погасшем экране мобильного. — Можешь надеть парик и притвориться моей беременной девушкой. Но так получится задурить только моего папашу. — Если ты сделаешь то же самое, то мои родители тебе поверят. Можешь даже не надевать парик “;)”. — Нашел время шутить свои остроумки. Крики стихли, слышался только отчаянный плач и шум плескающейся воды в раковине: мама всегда начинала что-то мыть или чистить, когда нервничала. — Брай, я обещал друзьям тебя с ними познакомить. Они ждут меня сегодня вечером. Мне перенести это? — Иди без меня, я в этот клуб больше ни ногой. — А ты не волнуешься, что я пойду туда без тебя? Брай закатил глаза. — А что, я тебе уже надоел? — Нет, ты что. Мы ведь всего один раз переспали “;)”. — А сколько надо?? — Молко почти написал “говнюк” в конце, но стер. — А это от тебя будет зависеть “:)”. Парень нахмурился, хотя, конечно, он понимал, что Дэв шутит. — Как мило!! Но через секунду Брайан уже обнимался с телефоном и молча вслушивался в завывание матери из кухни. — Малыш, я просто пытаюсь поднять тебе настроение. — Спасибо, Дэв.. Иди сегодня без меня. Молко мерил шагами комнату и, обдумывая план безукоризненного побега, подкидывал маленький теннисный мячик на уровне своего носа. Он подошел к подоконнику и на глаз прикинул количество сломанных конечностей после падения на ближайшее хилое деревце, сломанный ствол которого обязательно упадет в кусты с привязанными к палкам стеблями огурцов. Он подошел к кровати, наклонился и достал оттуда какую-то пыльную коробку в наклейках и царапинах от маникюрных ножниц — видимо, кто-то пытался порвать толстый слой скотча. Брай не помнил, что было в этой коробке — возможно, какие-нибудь игрушки или дурацкие школьные тетради, которые на данный момент меньше всего хотелось бы лицезреть воочию. Однако лучшего развлечения в пыльной и заваленной хламом комнате парню отыскать не удалось.

***

— Мам? — вздрогнул Брайан, спрятав за спину уже битый час рассматриваемый им альбом. Дверь приоткрылась, и в комнату вошла заплаканная исхудавшая женщина. Вокруг ее выразительных зеленых глаз скопились тоненькие бледные трещинки — морщины, что слишком резко приковали к себе взгляд, ведь мгновение назад, на тех фотографиях, она была молодой, улыбчивой и счастливой. — Брайан, — неуверенно начала она, пальцами сминая маленькое кухонное полотенце. — Ты не хочешь есть? — Нет, — отрезал он, даже не задумываясь над ответом. — Я не голоден, спасибо. — Брай сжал альбом покрепче, заметив, что мать смотрит сквозь него. — А где он? — Ушел, — снова как-то неуверенно пробормотала она, отведя взгляд и ненароком оглядев разбросанные по комнате безделушки. Женщина снова взглянула на сына. Ее голос насытился наигранными нотками беспечности. — Где ты достал эту коробку? Я сто лет ее не видела. — Почему это так важно? — Снова отрезал Брайан и заметил, как брови матери слегка отяжелели от досады. Она предприняла еще одну попытку настроить сына на откровенность: — Брайан, твой отец сказал, что ты живешь у какой-то девушки… Это правда? Брюнет уже было хотел швырнуться очередным “нет”, но что-то в его матери сейчас было не таким… Как будто она… чувствовала себя… виноватой?.. — Да. — Как он ни старался, его взгляд все равно соскользнул вниз. — И что, ты любишь ее? — голос ее дрожал и трескался от волнения настолько сильно, что в ушах у Бри зазвенело. — Да. — А она тебя? Брайан едва заметно улыбнулся пыльному паласу. — А она мне готовит по утрам и провожает в колледж. Послышались всхлипы, и брюнет тут же метнул обеспокоенный взгляд на мать. — Мам, ты чего? — Он поднялся, от растерянности даже позабыв бросить альбом в коробку, и подошел к вытирающей предательские слезы миссис Молко. — Мам, да все нормально. — Скрепя сердце, Бри приобнял маму, на что она лишь стиснула его в объятиях и разразилась еще более громким плачем. — Прости меня, я так перед тобой виновата… Брайан уже на полном серьезе испугался, что у нее сдали нервы, но, похоже, она действительно сожалела о том, что сделала. — Ничего, все хорошо. И ты меня прости, — изо всех сил пытаясь сохранять самообладание, вымолвил Брайан, обняв плачущую женщину покрепче, на что та подняла голову и, поджимая искривленные от плача губы, сквозь слезы пролепетала: — Ох, боже, как ты вырос. Брайан не сдержал улыбку. Сощурившись, он театрально выдал: — Мам! Это не смешно. Она даже улыбнулась сквозь плач и теперь уже с лекарственным спокойствием на сердце прижалась к своему “взрослому” и “большому” сынку. — Что это у тебя? — сощурилась миссис Молко, потянув руку к потрепанному альбому в руках Брайана. — Не видела это здесь. Брайан вручил папку с фотографиями матери в руки и, воспользовавшись ее замешательством, отошел к двери со словами: — А это тебе. Там фотографии… ну.. с роддома. Женщина снова громко заплакала, да так, будто ей только что бросили под ноги тело ее любимой старой пуделихи. Брайан не знал, что делать в таких ситуациях, но от просмотра этого альбома так же не почувствовал себя хоть на йоту счастливее. Только жутчайшую обиду и сожаление… там, в этих заколдованных, а, может, даже проклятых фотографиях есть то, чего у него нет сейчас. Надежда в глазах его родных. Надежда, что когда-нибудь он станет бизнесменом. Как папа. Или набожным рабом господа. Как мама. А, может, врачом. Как бабушка. Или военным. Как дедушка. Но не тем. Кто он сейчас. Ведь взрослым, порой, так тяжело принять, что мы хотели бы иметь свой собственный путь. Путь, где никто не готовит для нас теплое место, где нет указателей и открытых дверей. Путь, который мы выбираем не назло, а потому что мы — это мы. Новое будущее и новая надежда. Новая жизнь, которую никто из них уже никогда не проживет. Жизнь, которая не идет по чужому сценарию… И, возможно, в этом ее главный смысл. Ее главный смысл для меня. Для Брайана Молко. Когда парень вышел из дома, стрелка часов уже переваливала за три ночи. Он шел в сторону дома Дэва, пытаясь до него дозвониться и предупредить о своем досрочном освобождении, но тот не брал трубку. Как ни странно, Брай был полностью уверен, что он еще попросту не пришел домой. Однако на такой хорошей ноте возвращаться к матери ему не хотелось. Телефон завибрировал. — Брай, чувак, ты не представляешь, какие у меня новости. — Что такое, Стеф? — Я только что вышел из клуба. И я видел там индюка! У Молко разом сперло все дыхание. Дрожащими пальцами он выдавил ответную реакцию: — Ого! Никогда бы не подумал. — Это еще не все! Ты сейчас где? — Дома, — ответил Брай, стоя посреди душистых горшков с цветами на крыльце Боуи. — Так вы все-таки помирились с матерью? А мне ничего не рассказываешь! Я глубоко раздосадован вашим поведением, мистер Молко! — Ладно, не бубни. Хочешь, в гости приду? — Впрочем, деваться Брайану было некуда: у него не было ключей от дома Дэвида.

***

— Чувак, ты… просто… не представляешь! — выдыхал Стеф, помогая Брайану тащить матрас в комнату. — Этот Дэвид… Это просто что-то с чем-то! Молко проглотил всю свою речь куда-то в желудок. Ему уже и самому было страшно. Как только они дотащили тяжелый матрас и подушки, он рухнул на них и поднял голову, дабы встретиться взглядом с все еще тяжело дышавшим и негодующим другом. Тот настороженно нахмурился: — Брайан, а этот козел не приставал к тебе? — Стеф, ты меня пугаешь, — на полном серьезе проконстатировал Брай и округлил глаза. — Я серьезно, приятель, — продолжал Стефан, вылупившись на Брайана не менее перепугано и растерянно. — Ты знаешь, что он трахает кого-то из нашего потока? Это кошмар! Ты бы слышал… — Что?.. — Внутренности Молко сделали сальто. — Погоди, кто тебе такое сказал… эм… — Да я своими ушами слышал! Он сам сказал! Не мне, какому-то мужику. Но черт, капец, Брай, ты бы слышал, что он говорил! — Казалось, еще секунда, и его друг начнет рвать на себе волосы. — Хотел бы я посмотреть в глаза тому идиоту, который такое позволяет с собой… — Стеф, ты можешь рассказать? — Брайан сглотнул, всеми силами пытаясь не подавать виду, но паника Стефа уже просочилась в каждую пору его кожи. — Да! Я расскажу! — снова завелся парень. — Но черт, кто это? Точно не Стив, Роб или кто-нибудь из параллели. Держу пари, это Том. Точно, этот ублюдок! Кто еще! Я-то думал, чего они так… — Стеф, мать твою! — не выдержал Брай, и парень тут же пришел в чувства, угасая под ледяным и отчасти даже гневным взглядом друга. Сбоку от Стефа, на тумбочке, медленно бултыхались красные сопли парафина, и лампа подсвечивала его перекошенные от отвращения губы. — В общем… Я пришел в клуб и, пока ждал своих знакомых, на глаза мне попался чей-то знакомый силуэт у барной стойки. Там было шумно, людно и довольно темно, поэтому я сначала не поверил своим глазам. Дабы проверить свои подозрения, я подсел за стойку, но Дэвид был слишком увлечен беседой, чтобы меня заметить. Да и уверен — он даже не помнит, кто я. В общем, это был точно он. Я подумал, что, капец, вот это новость, пойду тебе напишу и позлорадствую, но не тут-то было! Там такой разговор завязался. Ох, нет, я не могу, я слишком чист и невинен, чтобы такое передать! Брайан уткнулся носом в подушку и вымученно завыл. — Ладно! Я все равно не смогу держать это в себе! Слушай!

***

— Ну и почему твой мальчик не пришел? — спрашивал какой-то внушительного роста мужчина, маленькими глотками попивая мартини и отвлеченно рассматривая полупустой бокал Дэвида. — Так получилось. Не смог сегодня, — с некой досадой в тоне ответил Дэв, подперев голову ладонью. — А кто он? Где достал? Не уж-то здесь еще где-то водятся девственники? — Его друг рассмеялся и залпом допил содержимое своего бокала. — Нет, он заканчивает колледж в этом году… — Да ну? Это тот самый колледж, где ты практику проходишь? — Друг подозвал бармена подлить еще алкоголя себе и Дэвиду. — Да. — Боуи тут же сделал глоток. Глаза Стефана расширились, но он все равно продолжал прислушиваться к разговору двух мужчин. — Ну и ну. С учеником, значит. — Тот мужик снова пустился в хохот. — Да он, наверное, и члена-то чужого не видел, а ты его сразу в постель. — Он уже взрослый. — Да что ты? — приторно лукавый голос мужчины резал по барабанным перепонкам. — И что, он даже не смущался? И тебе не приходилось его успокаивать и сдерживаться так, будто у тебя в руках детеныш полевой мыши? — Смущался, — невозмутимо ответил Дэв и тут же усмехнулся. — Это, наверное, самое прелестное в девственниках. А еще он тихий, сладкий и быстро возбуждается. — О, да. Я даже завидую, — с улыбкой заключил его друг. — А еще они скулят, когда им вставляешь. Вроде даже жалко становится, но как можно сдержаться, когда там так узко и горячо? — Ну, если не сдержаться, то ему будет очень больно. Все-таки, ты несешь ответственность за его первое впечатление, — говорил Дэвид, снова осушая свой бокал. — Но да, ты прав. Это охренительно. — А как ты собрался учить его всяким штукам? Это самым большой минус, я считаю. Заставить девственника взять в рот — это как бомбу обезвреживать. Да и самому будет неприятно, потому что он даже заглотить нормально не сможет. Голос Дэвида все еще был серьезен: — Я же говорю, он быстро возбуждается. А в таком состоянии с мальчиком можно сделать и не такое. — Вот как, значит, с этим проблем нет? — Его друг вытащил сигарету и, подкурив себе, предложил одну Боуи, от чего тот не отказался. — А если возбудить его где-нибудь в классе, или что там у вас. Он согласиться взять в рот, а? Или подставиться. — Не знаю, я пока не пробовал. — Густой дым медленно обволакивал две высокие фигуры. Стефан не мог понять, как можно говорить такие вещи и не чувствовать никакого угрызения совести: голоса мужчин были слишком невозмутимыми, если, конечно, убрать смешки этого странного типа на фоне. — Но мне кажется, что очень даже возможно. — А, ну так попробуй. — На этот в его тоне проскользнула шуточная нотка. — Я бы на твоем месте уже где бы только… — Мне и дома неплохо занимается сексом. Зачем мне приставать к нему в здании этого злополучного заведения? — Ради интереса. — Его друг поднял бокал на уровне своих глаз, и брови его на мгновение поползли кверху. — А для чего нам еще жить? — Он залпом допил мартини и затушил сигарету в затейливой пепельнице-ракушке. — Заодно и проверишь, умеет ли этот малыш терпеть. — Только не называй его так при мне, будь другом. Очередной смешок: — Ох, ну хорошо. Только расскажи, почему из тысячи сопляков ты выбрал именно этого? Дэвид на этот раз позволил себе усмехнуться. — Я не знаю, как тебе ответить. В нем есть какая-то притягательная страсть, и это очень завораживает. — О, ну конечно. А еще у него милая мордашка, а ты все время на это ведешься, как первоклассница? Еще один смешок и немного опьяневший тон: — Не без этого.

***

— Ты понимаешь, Брай? Они говорят об этом… кто бы он ни был, как о какой-то суке. Я даже не знаю, как это описать. Это просто грязно. Брайан все это время утыкался в подушку и зажимал себе рот дрожащей ладонью. Он не знал, как реагировать, да и вряд ли бы смог выдавить что-то помимо: — Ужасно… — Он, наверное, думает, что Дэвид его любит. А он… фу. Брайан отвернулся к стене и, собрав в себе все остатки непоколебимости, вымолвил: — Может, действительно любит. Откуда мы можем знать? — Любит?! Да как можно говорить такие вещи о том, кого ты любишь? Нет, конечно, прикольно рассказывать друзьям о том, что тебе есть, с кем потрахаться, но разве можно так принижать достоинство… — Стеф, — тихо перебил Брай, ощущая, как по его горлу ползет что-то тягучее и липкое. — Пускай этот кто бы то ни было сам разберется, любит его Дэвид или нет… Не о тебе же такое говорили. — Блин, точно, — послышалось за спиной. — Я просто переживал за тебя, приятель. Если он не любит своего парня, значит, он и к другим может приставать. А вы ведь с ним репетируете… — Нет, он не приставал ко мне. Ложись спать, Стеф. — О, хорошо… Ну теперь я спокоен, Брай. Хороших тебе снов. Свет погас, и Брай почувствовал, как глаза его начинают слезиться.