Правильная

Шепоток во вселенском мраке: - Про любовь, детка, это враки. Счастье – просто программный сбой. (с) Тик-так. Почти как вдох-выдох. Старые глупые часы отсчитывают секунды после часа ночи. За окном тускло светит фонарь, обозначая тропинку к сараю и к колодцу. Внизу поют о чем-то сладком цикады, под карнизом - десяток светлячков. Их брюшка чуть вибрируют, излучая грустный, но теплый, зелено-желтый цвет. Живоглот тихо крадется, пытаясь выследить под кустом маленькую полевку. На яблоню взгромоздилась Афина, папина новая сова. Она тоже высматривает мышь, но совсем другую, более крупную, с левой стороны, у забора. Ветер чуть колышет верхушки ржаных колосков в недалеком поле, их тихий шепот успокаивает и волнует одновременно. Тихо и тепло. Сонно и немного горько. Ночь. - Ро-зи, Ро-зи, Ро-зи!- веселый голос малышни. Лили и Хьюго радуются жизни, клоунам и шарикам. Они рады твоему Дню Рождения, торту, родителям, тебе - просто рады. Альбус присоединяется к их веселью, и они дружно скандируют твое имя. Давай, Розали, задуй эти дурацкие магловские свечи, купленные мамой в магазине с самообслуживанием. Набери воздуха в легкие, надуй щеки и уничтожь танцующие желто-белые огоньки. Ты же умеешь задувать все свечки разом, да, Рози? У тебя же такие легкие, такие легкие, все-таки ты занималась подводным плаванием. Ты вообще как русалочка, девочка. Вода лечит тебя, своими мелкими иголочками впиваясь в тело, опутывая, связывая; она тянет к себе, в глубину: иди ко мне, моя милая, иди. Утонуть. Сейчас тебе очень хочется утонуть. Год и несколько дней назад умерла бабушка. Любимая, родная, теплая и домашняя. Такая вся пирожно-тыквенная, рыжая-рыжая. С добрыми глазами, пухлыми локоточками и фартуком в разноцветных заплатках. В голове - тонны историй, в сердце - море любви, океаны нежности и заботы. Твоя бабушка, Рози, твоя. Самая-самая на свете. Единственная из всей твоей огромной семьи, кто хоть что-то понимает. И теперь родители твердо решили восполнить провалившийся из-за смерти Молли День Рождения. Они позвали клоунов, украсили сад яркими шариками, оставили вас с ребятами, а сами ушли в кино. В магловское глупое кино. На какую-то дурацкую комедию. Чтобы вспомнить молодость и вдоволь насладиться друг другом. Под широким дубом стоит Джеймс, на нем нет дурацкого колпачка, клоун даже ни разу не обратился к нему. Правильно, ведь ему уже одиннадцать, завтра он едет в Хогвартс. Завтра на него наденут огромную шляпу, она выкрикнет Гриффиндор, и он под аплодисменты пройдет чудесной походкой к столу своего факультета. А потом начнутся уроки, веселье, общение, все мальчики будут мечтать c ним дружить, а девочки будут засыпать, думая о его прекрасной улыбке. А тебе, Рози, всего десять. Ты совсем еще маленькая. Джеймс усмехается как-то криво и не очень дружелюбно, а ты набираешь в легкие воздуха, стараясь сдержать слезы. Потому что - бабушка, потому что - Хогвартс, потому что - маленькая. - Ро-зи, Ро-зи, Ро-зи! На подоконник с ногами забралась хрупкая, высокая девочка. Лопатки чуть выпирают, длинная футболка прикрывает узкие бедра, но совсем не оберегает от ночной прохлады острые колени. Пятки чуть свешиваются с узкого, покрытого белой лакированной краской, бетона. Девочка обнимает руками ноги, касаясь мизинцами выпирающих косточек у лодыжек. Короткие кудрявые волосы едва прикрывают шею, падают на щеки, но не касаются подбородка - совсем красные в этом тусклом свете ночи. Ей едва ли дашь четырнадцать, вот только этот возраст давно уже позади. Уже сегодня ей шестнадцать. Через восемнадцать минут она родится. - Розали! Мама всегда холодна и строга с тобой. Сдержанна. И очень правильна. Ее не волнует то, что сегодня у тебя не то настроение, чтобы сидеть над бумагами и высчитывать сложные формулы. Ты должна, учиться - твоя обязанность. Разве может дочь Гермионы Грейнджер получать "удовлетворительно" по нумерологии? Никогда, ни-ког-да. И потому свои Рождественские каникулы ты должна посвятить дополнительным занятиям. И ее не волнует то, что по остальным предметам ты почти отличница, зелья и травология для тебя слаще любого шоколада. Ты должна быть как мама, Рози, должна. Вот только почему-то от нее тебе достались разве что непослушные кудри, которые, видимо, генетически невыводимы. Так же, как и рыжина Уизли, живущая на твоей голове. А вот зато Хьюго - вот уж мамина копия! Прелесть, а не мальчик. Хлебом не корми - дай только книгу почитать. И ничего ему больше не нужно. Да, мама, думай так. Рози же добрая, она ни за что не расскажет о том, какие проказы порой устраивает младший брат на пару с маленькой Поттер. Рози никогда не расскажет, что под кроватью у Хьюго тайник с темными книгами, что у него друзья слизеринцы, и что даже наследник Малфоев по сравнению с ним - сущий ангел. Рози же добрая. Она сама брату поможет выкарабкаться. Лишь бы мама не волновалась. - Миссис Уизли, дайте ей отдохнуть. Все же каникулы, а завтра уже Сочельник. Пусть радуется, а я потом ее подтяну. У меня же с нумерологией все в полном порядке.- Джеймс чуть прищуривает глаза, глядя на тебя, стоящую у дивана. В слишком коротких шортах, вязаных носках, короткой майке, с Гриффиндорским шарфом на шее и оленьими рогами на голове; коса растрепана, пухлые губы надуты, а брови чуть сдвинуты. Противная, некрасивая Рози. Джеймс улыбается своей невероятной улыбкой Гермионе, она чуть краснеет и лепечет что-то невразумительное. Извиняется перед ним шепотом и уходит. Наверняка к дяде Гарри, рассказывать о том, какой красивый, обаятельный и умный у него сын. Совсем не то, что Рози. Совсем не то. Ты прикусываешь нижнюю губу до крови, сжимаешь кулачки и резво убегаешь, мечтая о том, чтобы никто не увидел подступивших слез. - У меня же с нумерологией все в полном порядке. Девочка смотрит в темноту на то, как Живоглот лапами давил маленькую полевку. Он вряд ли станет ее есть - любимого Глотика мамочка Гермиона всегда кормит впрок, будто месяц его не увидит. Да и не любит эту мелочь котик, что там - семечки, а не мясо. Вот только игра, охота, адреналин и власть - всего этого от поедания корма из серебряной мисочки не получишь. А уж больно хочется, особенно когда живешь в четырех стенах. В этот домик Уизли и Поттеры выезжали каждый август. Даже чуть раньше - уже тут они справляли День Рождения дяди Гарри. И оставались здесь вплоть до ее, Рози, именин. А потом начинался Хогвартс, взрослые снова выходили на работу, а лето заканчивалось. И свобода тоже. То, чего так не хватало в каменных стенах - Хогвартса ли, Лондона - не важно. Мама и папа не особо волновались по поводу маскировки, да и дедушка с бабушкой с маминой, конечно же, стороны рядом. Нелюбимые, вечно тянущиеся к ее, Рози, рту. Однажды дотянулись - пришлось носить дурацкие скобки и противно шепелявить. И самое главное, мама ничего не сказала, хотя могла бы исправить все взмахом палочки. Но нет - она терпела, и ты, Розали, будешь терпеть. И плевать, что маме было всего восемь, а тебе - целых тринадцать. Маме всегда на тебя плевать. У Остина Вуда губы тонкие и немного прохладные, а язык острый - это ты поняла еще во время вашего первого поцелуя. Но он высокий и красивый, а еще ты ему нравишься. И тебе уже четырнадцать - чем не повод для отношений? Тем более когда на дворе весна, пусть и немного липкая, грустная. Дождливая, грязная, холодная, с насморком и простудой, но все же весна. И все эти поцелуи и обжимания в каждом уголке Хогвартса, лепечущая о напыщенном Малфое маленькая кузина Лили, соседки по комнате, обливающиеся духами перед каждой встречей с поклонниками. Всего этого было слишком много, чтобы тоже не погрузиться в эту весеннюю лихорадку. С головой. Да еще и так, что не вынырнешь. Хотя ключевым ударом стал этот дурацкий, дурацкий правильный Поттер, заведший себе хорошенькую, породистую подружку. Они и раньше у него были, но все это было так, несерьезно. Но эта - они вместе уже два месяца, а расставанием и не пахнет. Не очень высокая, фигуристая, с большими глазами-изумрудиками и лицом-сердечком. Губы-вишенки, а кожа всегда идеальная, чистая. Без единого прыщичка, без капли веснушек или покраснений. И одета всегда идеально, с иголочки, и мантия на ней сидит идеально, и каблук себе позволить высокий может - никто ее дылдой не назовет. Прикус неправильный, да разве кто смотрит на него? Разве что твоя, Рози, мама, да дедушка с бабушкой. Ах, как хотелось отомстить ему за все. За то, что он такой идеальный. За то, что ты неидеальная. И потому ты сейчас терпишь этот дурацкий чужой язык в своем рту, пытаясь заставить себя закрыть глаза. Вот только не получается - не уютно, когда не видишь за спиной своего "парня" огонь в камине и вход в гостиную Гриффиндора. Вдруг кто войдет? Тогда надо сразу же отпрянуть, непременно потупить взгляд и чуть покраснеть, чтобы сразу поняли, что между вами что-то есть, и это что-то очень правильное и настоящее. Вот только ты смущаешься, и вообще это тайна. Именно так ты и делаешь, когда портрет отодвигается в сторону. Но входит отнюдь не соседка по комнате, а тот самый "ключевой удар". Вуд что-то бормочет, целует тебя в щеку и уходит, оставляя тебя один на один с кузеном. Тот как-то странно смотрит на тебя - то ли с болью, то ли с осуждением. А потом срывается: "Шлюха",- и ударяет тебя рукой по лицу. Ты плачешь и убегаешь в комнату девочек, а на следующий день расстаешься с Остином. На столе стояла полупустая бутылка медового ликера. Липкого и горячего. И очень-очень сладкого. Девочка любит сладкое. Она сползает с подоконника, подходя немного развязной походкой к столу, наливая в фарфоровую чашечку мутной желто-карамельной жидкости. Вязкой, тягучей, отдающей запахом мимозы где-то в горле. Высоко-высоко, там, где нёбо. Перед глазами ее все немного расплывается, сердце пульсирует в ушах, колотится глухо и очень быстро. Хочется плакать, плакать и пить, много, жадно. Именно этот медовый ликер, противный, сладкий, липкий. Рози Уизли ведь точно такая же - липкая, сладкая, противная. Не-пра-виль-на-я. Ты не хочешь ехать домой на Пасхальные каникулы. Пишешь папе, он все понимает и разрешает остаться в Хогвартсе. Все равно у мамы сейчас слишком много работы. Ей не до тебя. Разве что Хьюго достанется немного радости и материнской любви, если он только похвастается своими многочисленными "превосходно". И ты будешь совершенно не нужна со своими "удовлетворительно" и "выше ожидаемого". Тихим вечером, когда оставшиеся в замке уже спят, ты на цыпочках выходишь из спальни девочек, прокладывая путь к Большому Залу. Бедняга Филч больше не может работать из-за своей болезни, а новый завхоз наверняка уже спит - ему не до патрулирования. Тем более тогда, когда во всем замке учеников штук двадцать, вряд ли больше. Камень молчит под тканевыми балетками, да и деревянные ступеньки на редких лестницах не хотят отзываться скрипом - сегодня замок настроен дружелюбно по отношению к тебе. Он словно знает, что ты поступаешь правильно, словно сам ведет тебя - ни одной неправильной лесенки на пути к Большому Залу тебе не встретилось. И ни один портрет не разразился тирадами о воспитании и правилах. Ты заходишь в большое, пустое и холодное помещение, поднимая взгляд к потолку. Сотни маленьких звездочек посреди темно-темно-синего неба и большая луна, пусть и тускло, но освещают зал. Дыхание захватывает, и ты чуть открываешь рот, покоренная этим великолепием. - Ворона залетит, Уизли,- легкая усмешка прямо в ухо горячим шепотом. По спине пробегают мурашки, взгляд резко затуманивается, а щеки заливаются краской. Почему-то становится горячо от его дыхания в висок. Горячо щекам, голове, глазам, губам и где-то в низу живота. Разве что кончикам пальцев холодно и чуть колюче. За все свои пятнадцать лет ты ни разу такого не чувствовала. Это сладкое, волнующее, горячее и липкое. Хочется избавиться от этого поскорее, но, с другой стороны, хочется, чтобы это длилось вечно. - Ты знаешь, что я должен тебя оштрафовать?- губы почти касаются мочки уха, чуть щекоча дыханием ямочку за ней. Ты медленно киваешь, моля, чтобы это мгновение никогда не кончалось. - Десять баллов с Гриффиндора. И отработка у завхоза, Уизли, - он усмехается в твой затылок, явно намереваясь выйти из зала. Это, собственно, он и делает, бросая у самого выхода,- И закрой рот, сестренка. Все и так знают, что у тебя идеальные зубы. Идеальные - шорох в ушах, где-то в голове. Идеальные. Девочка допивает бутылку ликера. Так много для нее, такой маленькой и хрупкой. Кружится голова, и очень хочется курить. Чуть дрожащими руками она достает из-под подушки пачку самых обычных, пусть и дорогих, магловских сигарет и дешевую синюю зажигалку. Садится на подоконник, открывает пачку, пересчитывает пальчиками оставшиеся палочки. Всего семь - на пару дней, если не меньше. Когда губ касается немного холодная сигарета, она кладет пачку на подоконник и выскальзывает наружу, падая на траву. Первый этаж, лететь вроде бы не далеко, но ликер выветрил те капли грации и ловкости, что когда-то в ней были. Сигарета ломается, а девочка долго еще ищет в траве зажигалку, не обращая внимания на то, что цикады больше не поют, кот отправился спать, а сова улетела в поле. Девочке плевать на все вокруг, ей больно. Больно внутри, противно, страшно, липко. И сладко. Она подпрыгивает, хватает пальцами пачку с подоконника, обнимает губами новую сигарету и бредет босиком по дорожке к сараю. Лишь для того, чтобы обойти его, отодвинуть в сторону широкую доску и выбраться в поле. Сесть на немного влажную, примятую траву и закурить первую за день сигарету, глядя на звезды. Прошептать "здравствуйте, шестнадцать" и долго плакать. - Дура ты, Рози. И косы у тебя дурацкие. Лишь это смог выдавить из себя Джеймс, когда узнал о том, что это ты его подставила перед Вероникой, его идеальной девушкой. Он не ругался, не ударил, как в гостиной, когда застал тебя с Вудом. Он не промолчал, как делал часто, когда Лили проворачивала странные и не очень хорошие делишки. Он лишь сипло произносит эти слова, смотря на тебя с таким разочарованием, что сердце так и норовит выскочить наружу прямо из горла. А потом уходит, чуть сжав кулаки и стиснув зубы. И ты понимаешь, что только что причинила боль самому любимому человеку на свете. Причинила ее, сама признавшись во всем. Чего ты ждала? Того, что он тебя похвалит? Обнимет? Или сразу же простит? Горячие слезы жгут кожу щек, покрытых царапинами. Боль эта приносит удовольствие, тебе хочется чувствовать ее больше и больше. Ты поднимаешься в спальню старосты - в свою спальню, что досталась тебе не так уж и давно, и берешь в руки ножницы. Разводишь концы в разные стороны, заносишь тонкие лезвия над запястьями, но передумываешь, натягивая рыжий локон и обрезая его на уровне щек. Спустя десяток минут твои дурацкие рыжие косы лежат на полу: сиротливые, жалкие, но по-прежнему красивые. Плакать больше не хочется. Быть правильной - тоже. Но больше всего не хочется любить. Когда девочка отодвигает широкую доску и смотрит в поле, нажимая кнопку на зажигалке, кто-то выбивает из ее рук этот предмет, выдергивает сигарету из губ и резко поворачивает к себе, больно стискивая плечи. За сараем совсем темно, но она сразу понимает, кто это. Но все равно не понимает, почему. - Ты как была дурой, так и осталась,- зло произносит он, смотря на нее с каким-то презрением. Девочке больно, и она начинает плакать, молча, не произнося ни слова. Он смотрит на нее, сжимая плечи все сильнее и сильнее, а она думает о том, какие на вкус его губы и останутся ли синяки. И что она скажет потом маме, когда она поинтересуется. Да и поинтересуется ли вообще. Джеймс настойчиво встряхивает ее, голова девочки болтается взад-вперед, как у тряпичной куклы. Ей не больно, она ничего больше не чувствует. - Ты пьяна, Рози? Ты пьяна?- он смотрит на нее ошарашено, встряхивает еще раз, пытаясь поймать взгляд ее голубых глаз. Обычно очень грустных и сложных, а сегодня пустых. Она резко вскидывает голову, пытаясь сфокусироваться на его зрачках. - Да. Доволен, Джейми? Я отметила свой День Рождения. Ясно тебе? Он стискивает зубы и чуть морщит нос, сильнее и сильнее давя пальцами на ее плечи. Кажется, что еще чуть-чуть, и кости сломаются, сломается и сама девочка. Ей нравится то, что он начинает злиться. Она хочет наконец услышать все, что он думает о ней. А заодно причинить ему такую боль, какую причинял он ей. - И я рада, что так сделала. Слышишь, рада. Знаешь почему? Потому что это правильно - отмечать свой День Рождения. Я правильная, Джейми. Правильная!- кричит она непослушными губами, срывая голос.- А ты - неправильный. Ты омерзительный, Джейми. И совсем неправильный. Неправильный, неидеальный. Ты никто. Ты жалкий. Жалкий, Джейми, жалкий! В его глазах отражается такая ярость, что девочку охватывает страх. Запоздало, в минуты, когда назад уже не свернешь. Она ждет удара, но вместо этого он медленно отпускает руки. - Дура ты, Рози. Всегда была. И останешься ею. Он молчит с минуту, а потом жадно и немного больно целует ее. Для девочки перестает существовать небо, земля, вселенная - все-все-все. Она только чувствует горячий мед языком и жаркое дыхание, раздающееся эхом в ушах. - С Днем Рождения, Уизли,- зло бросает он, вкладывая в ее раскрытые губы сигарету, и уходит, не оборачиваясь. Девочка садится на траву, подминая рожь, ищет в траве зажигалку. Находит и закуривает, находя, наконец, себя.