Вуаль Памяти

Гарри валялся на диване в Выручай-комнате и лениво наблюдал за Северусом. На данный момент пространство внутри помещения было поделено на две части – в одной располагался брат-близнец дивана из гриффиндорской гостиной, а вторая представляла собой точную копию лаборатории Слизнорта. К огромному неудовольствию Гарри – со всеми запахами и неаппетитного вида компонентами. Он даже уже не мог посчитать, сколько раз проклинал себя за то, что когда-то показал это место Снейпу. С тех пор тот сидел здесь практически безвылазно, и единственным послаблением была возможность втиснуть сюда диван или кресло для скучающего Гарри. А ведь прошло уже больше месяца с тех пор, как произошел тот инцидент с Сириусом, но ничего, совершенно ничего не изменилось между ними. Поначалу Гарри был даже этому рад. Никаких намеков, никаких случайных прикосновений, вообще никаких действий определенного характера со стороны Снейпа. Как раз то, что надо было Прингстону, чтобы прийти в себя и свыкнуться с новыми перспективами. Так прошла неделя. Потом вторая. Потом третья. В конце четвертой Гарри уже не находил себе места. Он таскался за слизеринцем хвостом. Ходил вместе с ним на все занятия – даже на те, которые он не был обязан посещать. Интересовался зельями. Помогал в лаборатории – точнее сказать, мешал, но это было не так уж важно, главное, сам факт участия. Короче, всячески выражал свою готовность и желание перейти к новому витку их отношений. И натыкался на непробиваемую стену дружбы Снейпа. Как будто Сев решил примерить на себя роль гриффиндорца и перестал замечать очевидные вещи прямо перед своим длинным носом. Гарри бесился. Если Северус передумал, если все то, что случилось после каникул, изменило его чувства к нему – он мог бы просто сказать, Гарри бы все понял и перестал заморачиваться. Кипя от сдерживаемого гнева, еще одну неделю Прингстон избегал общества Снейпа, как только мог. Прогуливал занятия, нарывался на отработки, пытался ввязаться в драку, но после того как он целый месяц усиленно защищал свое – и Снейпа – доброе имя как кулаками, так и магией, желающих с ним связываться почему-то не находилось. Реакция Северуса на это была абсолютно такой же, как и на пристальное внимание – то есть, полное отсутствие какой-либо реакции. В итоге, отчаявшись, весь вчерашний день Гарри просидел на Астрономической башне, пока поздно вечером его, замерзшего и голодного, не нашла там Лили. Обозвав его безмозглым идиотом, она отчитывала его всю дорогу до гриффиндорской гостиной, куда ей пришлось тащить его чуть ли не волоком. Но ничего советовать по поводу сложившейся ситуации она, впрочем, не пожелала, только вслух посочувствовала Северусу и сказала, что ему, похоже, достался еще более запущенный случай, чем ей. Правда, утром, глядя на осунувшееся лицо Гарри, уныло жующего овсянку, она все-таки сжалилась и велела ему пойти и просто откровенно поговорить с Северусом. Что Гарри незамедлительно и сделал – точнее, попытался сделать, потому что Снейп, только завидев его на пороге Выручай-комнаты, тут же зашипел, что у него финальная стадия очень важного эксперимента и чтобы Прингстон не вздумал сегодня мешаться у него под ногами. Гарри хотел было окончательно обидеться, но потом вспомнил, как плохо и одиноко ему было всю прошедшую неделю, тихонько вздохнул и организовал себе местечко, где он мог спокойно наблюдать за работой слизеринца, не отвлекая его. Постепенно его сморил сон: погруженный в работу Северус был, конечно, завораживающим зрелищем, но сказывалась бессонная ночь, полная тревожных раздумий, да и просто медитативно наблюдать за кем-то – пусть даже очень его интересующим кем-то – было не в характере Гарри. Или делай что-то, или найди своему времени лучшее применение; а в данном случае компенсировать недостаток сна, чтобы голова была ясной во время предстоящего разговора, казалось гриффиндорцу оптимальным решением. Просыпался он медленно и с удовольствием – некоторое время просто наслаждаясь теплом и окружающей его тишиной, нарушаемой только потрескиванием огня и шелестом переворачивающихся страниц. Потом до него дошло, что в гриффиндорской спальне такой уютной тишины не могло быть по определению, и он резко сел, недоуменно оглядываясь по сторонам. Северус, сидящий в глубоком кресле у камина, поднял на него глаза от книги и спокойно произнес: – Не дергайся так, сейчас вечер воскресенья, и ты никуда не опаздываешь. Ну, насколько я знаю, во всяком случае: в последнее время ты не посвящаешь меня в свои планы, так что с уверенностью утверждать не могу. Сказано это было совершенно нейтрально, простая констатация факта, но Гарри почему-то сразу почувствовал себя виноватым. – Извини, Сев… Снейп посмотрел на него с искренним удивлением и даже опустил книгу на колени. – За что? Ты еще не проснулся окончательно? Если уж кому извиняться, так это мне – я совсем заработался с этим зельем и забыл тебя разбудить на ужин, но я думаю, это решаемая проблема, учитывая твои теплые отношения с домашними эльфами. Гарри только отмахнулся от его слов, потом встал и пересел в кресло напротив Снейпа, завернувшись, несмотря на идущий от камина жар, в теплый клетчатый плед, которым его кто-то заботливо укрыл, пока он спал. И он даже догадывался, кем был этот «кто-то». С тех пор как он вернулся в прошлое, ему почему-то всегда становилось пронизывающе холодно, когда что-то начинало разлаживаться в их с Северусом отношениях. Чем серьезней была ссора, тем сильнее становился сковывающий его изнутри холод, и ему все труднее становилось списывать это на простую нервозность. Может, какие-то проблемы с его телом после перемещения? Но сейчас было не время и не место ломать голову над этим вопросом, так что Гарри только поплотнее закутался в плед и, игнорируя обеспокоенный взгляд Снейпа, уже явно воскрешающего в памяти рецепт Перечного зелья, заговорил. – Северус, я хотел бы обсудить с тобой кое-что. То есть, прояснить. То есть… Черт… Короче, просто нормально поговорить. Мы с тобой этого не делали уже Мерлин знает сколько времени. Снейп едва слышно вздохнул, но потом послушно закрыл книгу и, скрестив руки на груди, с преувеличенным вниманием посмотрел Гарри в глаза, вопросительно изогнув бровь. Гарри смутился и, в очередной раз попытавшись завернуться в плед, перевел глаза на пляшущие в камине языки пламени. – Хочешь этой демонстрацией показать, что ты сегодня мне не помощник и что я буду отдуваться сам? Ты можешь хотя бы сказать, что между нами происходит, чтобы мне было от чего отталкиваться? – А между нами что-то происходит? – поинтересовался Снейп все тем же спокойным до зубного скрежета тоном. – В том то и дело, что нет! – зло бросил Прингстон. – И я не понимаю, почему. Может быть, я делаю что-то не то? Или ты... ну, твое отношение ко мне изменилось? Я просто не знаю, что и думать, и не понимаю, что делать, а когда я не знаю, что мне надо делать, это выводит меня из равновесия. – Типично по-гриффиндорски, – хмыкнул Северус, заработав этим свирепый взгляд Гарри. Но Прингстон практически тут же взял себя в руки и только устало покачал головой. – Северус, прошу тебя, перестань играть со мной в эти игры. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, и не надо пытаться меня вывести из себя и заставить с тобой поссориться. Просто объясни мне, тупому и недалекому гриффиндорцу, почему последний месяц мы с тобой ведем себя, как, как… Гарри запнулся, и Снейп тут же уточнил самым любезным тоном: – Как кто? – Как друзья, – убито закончил Гарри. – Хм. Мне изменяет память, или я что-то пропустил? Разве мы с тобой не являемся этими самыми друзьями? Во всяком случае, ты это утверждал не единожды, а я в этом вопросе вынужден поверить твоему, без сомнения, богатому гриффиндорскому опыту, поскольку у меня этих самых друзей никогда прежде не было. – Да, конечно… – пробормотал совершенно сбитый с толку Гарри, но Северус, оказывается, еще не закончил. – И почему ты говоришь о нашей предполагаемой дружбе с таким разочарованием в голосе? Тебя она перестала устраивать? Что же, я тебя никогда не держал, это ты всегда проявлял непробиваемое гриффиндорское упрямство в этом вопросе, хотя, кажется, в последнее время твой энтузиазм несколько угас. – Сев, заткнись, пожалуйста, пока я не наложил на тебя Силенцио, чтобы ты не порол всякую чушь, от которой тебе самому будет потом паршиво, – Гарри пришел в себя, и здоровая злость наконец-то помогла ему прогнать все смущение и неловкость, которые он испытывал в течение последнего месяца. – Нет, Северус, не надо делать вид, что я оскорбил тебя в лучших чувствах. Хватит этого словоблудия и танцев вокруг да около, я никогда не был в этом силен и не собираюсь совершенствоваться в данном умении сейчас, особенно когда речь идет о нас. Знаешь, почему мой голос звучал так разочарованно, когда я говорил о нас как о друзьях? Ты не дал мне возможности договорить – весь последний месяц мы с тобой ведем себя, как друзья, которые перестали быть искренними друг с другом. Снейп зло усмехнулся и на секунду стал настолько похожим на себя из будущего в самом худшем своем настроении, что Гарри невольно передернуло. – А разве мы с тобой всегда были предельно откровенны друг с другом, Прингстон? Гарри ответил ему не менее неприятной улыбкой. – Я могу спросить тебя о том же, Снейп. Несколько минут они молча сверлили друг друга глазами. Первым не выдержал и отвел взгляд Гарри – ему никогда не удавалось злиться так долго и эффективно, как Снейпу. Если бы злость была наукой, и им пришлось изучать ее в школе, Слизерин всегда был бы на первом месте. – Северус, я не хочу ссориться. – Правда? – Ты прекрасно знаешь, что правда. Я просто не понимаю, почему ты не хочешь говорить нормально и все время пытаешься или увести разговор в сторону, или разругаться со мной вдрызг. Мне что, привязать тебя к креслу и напоить веритасерумом, чтобы наша беседа прошла более эффективно? – Только посмей! – Северус мгновенно напрягся, и его рука непроизвольно метнулась к палочке. Гарри посмотрел на него со все возрастающим удивлением. – Сев, совсем с ума сошел, что ли? Я же шучу, ты что, реально можешь представить меня допрашивающим кого-то с пристрастием? Тем более тебя… Ты вообще в курсе, кто перед тобой? Это я, Гарольд Прингстон, факультет Гриффиндор, твой друг, забыл? Если уж кого и можно представить подливающим веритасерум, так это тебя, уж извини за прямоту. Особенно если учесть, что ты его хотя бы правильно сварить сможешь, а меня так сразу можно будет привлекать за попытку отравления… Слизеринец пару секунд внимательно смотрел в полные искреннего недоумения глаза Гарри, а потом вздохнул, расслабился и, откинувшись на спинку кресла, устало сказал: – Извини. Я просто немного вымотался за последние дни, и поэтому несколько… нервно на все реагирую. – Из-за твоего экспериментального зелья? – угрюмо спросил Прингстон, прекрасно понимая, что этим вопросом дает возможность Снейпу в очередной раз увильнуть от откровенного разговора о его работе на Темного Лорда. Хотя Гарри всю последнюю неделю и избегал своего друга, но это совершенно не означало, что он не был в курсе всего, чем тот занимался. Два вызова за неделю, четыре отправленных письма… Лорд явно проникся интересом к своему потенциальному последователю, а пасхальные каникулы неотвратимо приближались… – Что? А, да, конечно… пришлось несколько раз начинать все заново, потому что компоненты, составляющие основу зелья, плохо взаимодействуют друг с другом, и пришлось подбирать наиболее эффективный связующий материал… – Сев, пощади, – Гарри невольно улыбнулся и, немного успокоившись, устроился в кресле поудобнее. Если Северус начал говорить о зельях, это хороший знак – растолковывая нерадивому гриффиндорцу тонкости приготовления очередной гадости, он всегда приходил в более-менее терпимое расположение духа. Наверное потому, что ему при этом выпадала возможность всласть покритиковать Гарри, не затевая ссоры. – Что вообще это твое зелье делает? И, к слову о веритасеруме, ты, по-моему, говорил, что твое зелье – что-то вроде его усовершенствованной версии? – Угу, «что-то вроде», как ящерица – это что-то вроде дракона, только размером поменьше. Ты хотя бы меня слушал или, как обычно, использовал свой отточенный на Истории магии навык спать с открытыми глазами? Это не «что-то вроде веритасерума», это будет самый большой прорыв в Зельеваренье за последние несколько веков! – Да, да, Сев, я понял, что это невероятно гениальное зелье, но что оно все-таки делает? Только умоляю, не забывай, что перед тобой сидит гриффиндорец, который успешно сдал СОВ только благодаря твоей и Лили неоценимой помощи, так что объясняй все соответственно. – То есть, как хаффлпаффцу-первокурснику? Хорошо, уговорил. Ты знаешь, надеюсь, что такое Легиллименция? Гарри поперхнулся и зашелся в приступе кашля, чувствуя на себе удивленный взгляд Снейпа. – М-м-м… да, Сев, знаком, ты даже себе представить не можешь, насколько хорошо. – Хм… ну что же, замечательно. Тогда ты, наверное, должен знать: для того, чтобы овладеть этим искусством, требуется долго практиковаться, но даже это не будет гарантией успеха. Чтобы стать хорошим легиллиментом, необходимо иметь к этому талант, определенного рода способности. Защищать свое сознание в той или иной степени способен каждый маг, а вот проникать в него – это совсем иной уровень силы. Так вот, если говорить кратко, я изобрел зелье, которое будет иметь действие, схожее со способностями легиллимента: человек сможет видеть воспоминания другого. При этом следует помнить, что подделать воспоминания или даже стереть их полностью невозможно. Еще один бонус – например, для судебных разбирательств: воспоминания могут видеть несколько людей одновременно, это будет исключать превратную трактовку или подтасовку результатов. Гарри нахмурился. Безусловно, гениальное зелье, в этом можно было не сомневаться, зная Северуса, странно, что в его будущем он о нем ничего не слышал. – Это потрясающе, Сев, действительно невероятно. Надо же было такое придумать, да не только придумать, еще и в жизнь воплотить… Снейп гордо улыбнулся, а потом, вспомнив что-то еще, добавил: – Ну, в этом есть и твоя заслуга… – Да ты что? – изумленно вытаращился на него Прингстон. – Я – и новое гениальное зелье? Ты что-то путаешь. И как же я поспособствовал его появлению? Нечаянно смешал не те ингредиенты у Слизнорта на уроке, и это навело тебя на идею его создания? – Нет-нет, на уроке Слизнорта ты наводишь только на мысли о долгих часах в библиотеке, которые придется с тобой провести, но уж никак не о чем-то гениальном. Все гораздо проще – это ведь ты подарил мне ту самую книгу на Рождество, там было несколько интересных мыслей, а я всего лишь продолжил копать дальше, и вот что в итоге получилось… – Но это же классно! Надеюсь, в патенте будет значиться и мое имя, и я смогу всю оставшуюся жизнь заниматься блаженным ничегонеделаньем! Его друг с некоторым сомнением на него покосился: – Пожалуй, лучше я все-таки его опущу, а то когда тебе нечего делать, ты имеешь обыкновение находить себе неприятности на пятую точку, а если тебе позволят ничего не делать всю жизнь… Я даже боюсь себе представить масштабы подобного бедствия. – Да ладно тебе, у меня всегда будешь ты, чтобы удержать меня от всяких глупостей. Северус чуть изогнул бровь – непонятно было только, что его больше всего заинтересовало: перспектива провести всю жизнь с Гарри или собственная способность удержать его от глупостей. Опять повисло молчание, и хотя в это раз оно было уже менее напряженным, но все равно отсутствовала привычная им обоим дружеская легкость. – Северус… – Да? Я тебя внимательно слушаю. Гарри обреченно вздохнул, а потом умоляюще посмотрел на своего снова замкнувшегося в броне вежливого непонимания друга. – Северус, прекрати, пожалуйста. Пару секунд ему казалось, что Снейп будет продолжать в том же духе, их разговор будет ходить кругами, и в итоге ему придется уйти, так ничего и не добившись, но к счастью, на этот раз он ошибся. – И что ты хочешь от меня услышать? – выражение лица Северуса не изменилось, оно по-прежнему было холодным и замкнутым, а темные глаза настороженно изучали сидящего напротив него собеседника, но он хотя бы согласился нормально поговорить, и Гарри неуверенно улыбнулся, радуясь уже даже этому достижению. – Сев, просто мне кажется, что… мы зашли в тупик, ну или я зашел в тупик, не знаю. Могу даже допустить, что этот самый тупик я сам и создал, просто я ничего не понимаю в отношениях и в том, как нормально их строить, и совершенно не представляю себе, что надо делать дальше, и вообще я совершенно запутался... И мне кажется, что логичнее всего поговорить об этом с тобой, потому что кто-то другой, конечно, мог бы дать дельный совет, но это, во-первых, будет несколько неловко – приставать со своими личными проблемами к чужим людям, а во-вторых… ну, это вообще между нами, и мне совершенно не хочется, чтобы кто-то еще совал нос в наши с тобой дела. А ты со мной не хочешь говорить, и это выбивает меня из колеи, и… – Гарри. – А, да, что? – Прингстон прервал свою сумбурную речь и перевел взгляд с переплетенных пальцев на Снейпа, смотрящего на гриффиндорца со столь характерным для него выражением снисходительной насмешки. – Гарри, я что, испытывал на тебе свое зелье? – Что? Да нет вроде, насколько я помню, а это-то тут причем? – При том, что я твои мысли читать не умею. Пока, во всяком случае. Ты мне уже пять минут рассказываешь о своем горячем желании со мной что-то обсудить, а теперь постарайся, пожалуйста, припомнить – когда за последний месяц ты мне об этом ГОВОРИЛ?! – на последнем слове слизеринец почти сорвался на крик, но потом с видимым усилием взял себя в руки и продолжил уже спокойнее: – И скажи мне на милость, что я должен был думать? Судя по твоему поведению, тебя вполне устраивал статус моего друга, ты ничем не показывал, что тебя интересует продолжение наших отношений в каком-либо другом направлении. – Но мы же с тобой вроде как говорили об этом, ну, тогда… – Если мне не изменяет память – а она мне не изменяет, – ты тогда сказал, что «пусть все идет, как идет», и мы оба с этим согласились. Откуда мне знать, что ты там думаешь на самом деле в своей дурной голове? Сначала ты ведешь себя, как будто ничего не произошло, всячески демонстрируя всем, какие мы замечательные друзья и как мы прекрасно проводим время вместе, потом тебе это надоедает, и ты начинаешь меня избегать, а затем ты вдруг внезапно заявляешься ко мне и начинаешь настаивать на разговоре по душам. Знаешь, Прингстон, что за этим обычно следует? – Что? – смущенно пробормотал Гарри, чувствуя себя полным идиотом, каковым он, по-видимому, и являлся. – За этим, Пригнстон, обычно следует стандартная фраза «давай останемся друзьями», вежливое расшаркивание и аккуратное сведение всех отношений на нет. А теперь скажи мне, тебя все еще удивляет, что я так не хотел начинать этот разговор? Гарри оторопело посмотрел на Снейпа, и выдавил из себя: – Но я же ничего такого не имел в виду… Я думал, это я перестал тебе нравиться, и это ты хочешь вернуть наши отношения в прежнее дружеское русло. Снейп пару секунд смотрел на него, буквально лишившись дара речи, а потом затрясся от сдерживаемого смеха. Через некоторое время он немного успокоился и снова смог посмотреть на совершенно потерянного Гарри. – Вот уж не знаю, кто из нас больший идиот, ты или я. Я должен был догадаться, что бесполезно даже пытаться понять, как работают гриффиндорские мозги. Объясни мне, будь так любезен, что натолкнуло тебя на умозаключение, что ты, хм, якобы «перестал мне нравиться»? – Ну-у-у-у…. – протянул Гарри, судорожно пытаясь найти ответ на этот вопрос. Действительно, почему? Ответ, к которому он пришел, заставил его самого же смутиться и густо покраснеть. Наблюдавший за ним все это время Снейп явно заинтересовался его странным поведением. – Ну и?.. Гарри, продолжай, не стесняйся, а то цвет твоего лица начинает меня интриговать. – Как тебе сказать… – Желательно, по-английски, хотя ты можешь выбрать какой-нибудь еще язык, я не поленюсь посмотреть в словаре. – О, значит можно на парселтанге? – воспрял было духом Гарри, но наткнувшись на убийственный взгляд Северуса, тут же печально опустил плечи. – Просто, ну я думал, что ты… ну… не пойми меня неправильно… будешь демонстрировать свой… м-м-м… интерес более активно… то есть… Отчаявшись получить от него внятный ответ, слизеринец обреченно вздохнул и договорил за Гарри: – Ты думал, что я буду тебя грязно домогаться. Прингстон, ты же вроде гриффиндорец, вам ведь положено быть смелыми и прямолинейными, что это за ханжеское хождение вокруг да около? Называй вещи своими именами, не стесняйся, я в своей жизни слышал про себя домыслы и похуже. Гарри покраснел еще сильнее и, спрятав лицо в ладони, что-то невнятно пробурчал. Снейп закатил глаза, а потом снова коротко рассмеялся: – Мерлин, Гарри, я иногда забываю, какой ты все-таки еще ребенок. Временами ты выглядишь таким взрослым, что меня это немного пугает и заставляет как-то забывать о том, сколько тебе на самом деле лет. – Как будто ты намного меня старше, – немного обиженно прокомментировал Гарри, впрочем, не поднимая головы. Северус только фыркнул: – Порой кажется, что на миллион лет. Гарри, если мы тут уже начали разговор, полный чистосердечных признаний и шокирующих откровений, ты можешь ответить мне на один личный вопрос? Тот промычал что-то неразаборчиво-утвердительное в ответ. – Гарри, у тебя кто-то был когда-нибудь? До меня? Не парень, я имею в виду, я понимаю, что в этом отношении ты чист и непорочен, как белый лист бумаги, ну а как насчет девушки? Воспоминания о Джинни смыли краску с лица Гарри, и он опустил руки на колени, мгновенно забыв о своем мучительном смущении. – Да, у меня была девушка. Сестра моего лучшего друга. Она была… очень хорошей. Доброй, умной… Мы с ней собирались пожениться. – Гарри, не надо… я просто хотел узнать… – Северус слишком поздно понял, что его полушутливый вопрос может обернуться для его друга неприятными воспоминаниями, как, впрочем, случалось почти всегда, когда дело касалось прошлого Прингстона. – Я понимаю, не переживай, Сев. Просто… у нас с ней все было совсем по-другому. Мы знали друг друга много лет, и теперь я начинаю понимать, что для меня она была скорее сестрой, чем подругой всей моей жизни. Да, я ее любил, но мне кажется, что любил я в ней не ее саму, а то, что она для меня олицетворяла – большую крепкую семью, мирную жизнь, надежду на счастливое будущее… Между нами не было… не знаю, как это назвать, притяжения, страсти, какого-то накала чувств – все было тихо, спокойно, ровно, как сон на берегу реки летним днем: когда просыпаешься, остается приятное ощущение чего-то светлого и теплого, но это не настоящее, это всего лишь сон, полный солнца и журчания воды. Не знаю, как лучше объяснить… Не поверишь, но мне даже в голову никогда не приходило… ну, зайти с ней дальше поцелуев. Да, конечно, это можно объяснить тем, что я хотел, чтобы у нас все случилось правильно, после свадьбы и все такое… Но это было бы ложью, потому что я вообще об этом не думал, а поцелуи… Это же все делают, значит, так надо, и я целовался потому, что мы встречались, а не потому, что этого мне хотелось. Правда, странно? Снейп только неопределенно пожал плечами. Ему вовсе не казалось это странным – наоборот, союз Гарри и этой солнечной невесты из его прошлого был самым правильным из всего, что он мог себе представить. Скорее всего, Гарри и сам был когда-то таким же солнечным, ясным и невинным, какой он описывал эту незнакомую и теперь уже несуществующую девушку, и его чувства к невесте были такими же, легкими и теплыми, как летнее вино, и их свадьба должна была бы стать естественным и закономерным продолжением… А вместо этого Северус видел лед в этих летних зеленых глазах, пусть даже иногда он и прятался на самой их глубине – видел холод, тьму и смерть, и отчаянную решимость, рожденную из них, а теперь – еще и отблески пока только зарождающейся, но такой же отчаянной, с привкусом горечи и крови, страсти или даже, если им очень не повезет, любви, готовой вспыхнуть между ними… И на секунду ему захотелось отказаться от всего, оттолкнуть от себя это будущее, потому что в нем было что-то мучительное, и страшное, и роковое… Но он тут же отбросил эту мысль, поскольку в конечном итоге их чувства, готовые вырваться наружу, были не в меньшей степени естественными и закономерными, чем те, другие, просто они родились из совершенно других семян – из войны, ненависти, предательства, боли. А еще из понимания, рождающегося только в такие времена и при таких обстоятельствах – понимания того, что жизнь коротка и может оборваться в любое мгновение, и надо успеть взять все, что она тебе предлагает, пока еще есть такая возможность. Они опять помолчали, Гарри – погруженный в воспоминания, Снейп – в раздумья. Тихо трещал огонь в камине, в окно бился сильный ветер, отчего стекла тихонько дребезжали, и постепенно эта уютная атмосфера подействовала и на сидящих в комнате. Хотелось не ссориться и выяснять дальше отношения, а свернуться клубочком в теплой кровати и заснуть, глядя на пляшущее пламя и прислушиваясь к дыханию лежащего рядом человека. Поймав себя на этой мысли, Гарри искоса посмотрел на своего о чем-то размышляющего друга. У него было усталое и напряженное лицо, и о чем бы он ни думал, это вряд ли было приятным. Гриффиндорец почувствовал укол совести – он всегда считал, что отношения, будь они дружеские или любовные, должны прежде всего доставлять радость, придавать уверенность, помогать жить и двигаться дальше. А он только всячески усложняет и без того совсем не простую жизнь Снейпа. Когда он в последний раз спрашивал, как у Северуса дела, не нужно ли ему помочь, или предлагал просто поговорить? Когда они в последний раз просто проводили время вместе – не учились, не решали какие-то проблемы, а отдыхали, пикировались, получали удовольствие от возможности быть самими собой в обществе друг друга? Он был паршивым другом, что уж говорить о чем-то большем… И это если не вспоминать о невообразимом количестве секретов и недомолвок, лежащих между ними, о которых они никогда не смогут поговорить откровенно. Гарри нельзя раскрывать свою личность, чтобы не лишить смысла всю эту затею с путешествием во времени, а Северус никогда не расскажет ему о своей связи с Темным Лордом, потому что думает, что в этом случае Гарри его возненавидит. Тупик, из которого нет выхода… Но у Гарри хотя бы была надежда на то, что он сможет все исправить – помочь Северусу, уничтожить Темного Лорда, спасти родителей… А у Снейпа было только более-менее мирное «здесь и сейчас», противоречивый гриффиндорец в качестве друга и туманные перспективы чего-то большего, да и то всего лишь на короткое время, пока на его руке не появится метка. Как слизеринцу удавалось держаться, несмотря на весь этот давящий на него груз неразрешимых проблем, – вот что поражало Гарри. А еще говорят, что это гриффиндорцы упрямые и несгибаемые. – Сев, все будет хорошо, – Гарри понимал, что это самая большая ложь, которую он когда-либо говорил своему другу, но не мог поступить иначе. Возможно, она себя и оправдала, потому что морщинки на лбу Северуса немного разгладились, и он слабо улыбнулся в ответ. Пару секунд поколебавшись, Гарри решил, что терять уже все равно нечего, да и им давно пора покончить с этим балаганом. Ему было немного страшно, но это был обычный страх перемен, приставший к нему в последние годы перед войной, и под ним скрывалось, давая о себе знать мурашками по коже, возбуждение, смешанное с нетерпением и предвкушением чего-то волшебного – как в тот раз, когда размеренное спокойствие жизни семейства Дурслей впервые нарушило письмо из Хогвартса. Гарри выпутался из пледа, мимолетно отметив про себя, что холод ушел, сменившись лихорадочным жаром, и плавным движением опустился на колени перед креслом, на котором сидел с удивлением взирающий на него Снейп. – Гарри, что ты делаешь… Но тот не стал вдаваться в никому не нужные объяснения, а просто взял лежавшие на коленях руки Северуса в свои, и, не отрывая взгляда от черных глаз слизеринца с невероятно расширившимися зрачками, поднес тонкие ладони к губам и по очереди наградил нервно подрагивающие пальцы легкими поцелуями. – Сев, да, у меня еще никогда никого не было… Но сейчас я этому только рад – потому что сделаю это первый раз с тобой, с человеком, который был моим лучшим другом, а станет… станет кем-то гораздо большим, если мы сами все не испортим дурацкими спорами и недоверием. Сказав это, он позволил себе на секунду запаниковать, опустить лицо и прижаться пылающим лбом к рукам Северуса, словно ища спокойствия в прикосновении к прохладной коже, а потом снова поднял голову и посмотрел на того, кому он намеревался отдать сегодня не только душу, но и тело, и смущенно усмехнулся, пряча под улыбкой неуверенность. – И хотя я и бесстрашный гриффиндорец, но мне сейчас страшно просто до дрожи, так что советую применить ко мне все свое слизеринское коварство и умение соблазнять и обольщать. Снейп, уже немного пришедший в себя, медленно улыбнулся и, наклонившись к Гарри, шепнул перед тем, как накрыть его рот поцелуем: – Обещаю, что приложу все усилия… …. Как только их губы соприкоснулись, Выручай-комната тут же стала меняться. Исчез потрепанный диван и второе кресло у камина, исчезли шкафы и столы из лаборатории Слизнорта, исчез даже котел с гениальным зельем Северуса, а сама комната уменьшилась, и в ней осталось место только для камина с плящущим в нем ярким пламенем и большой кровати с приглашающе отдернутым пологом. Когда слегка задыхающиеся юноши смогли наконец оторваться друг от друга и оценить произошедшие перемены, Гарри тут же залился ярким румянцем и сделал попытку отползти подальше от кровати к камину. Снейп вздохнул и твердой рукой пресек эту попытку своего пока-еще-не-любовника зажариться живьем. – Гарри, или ты уже решаешься на что-то, или нет, но хватит изображать девицу в первую брачную ночь. Тот недовольно покосился на возвышающегося над ним слизеринца, но потом не выдержал и фыркнул: – Но согласись, я хоть и не девица, но первая ночь имеет место быть. – Угу, скажи еще что брачная, – скептически откликнулся Снейп. – Насчет этого не могу быть уверенным, а как магическое сообщество относится к однополым бракам? Северус наградил его удивленным взглядом. – Так же, как и маггловское, я полагаю – толерантно-негативно, а как ты думаешь, почему от меня шарахалось полшколы до встречи с тобой? – М-м-м-м… потому что они идиоты? – Ну и это тоже, но тут все-таки имеет место и некоторое влияние общественного мнения по этому вопросу… Гарри, ты что, опять пытаешься мне заговорить зубы? – Я?! Не-е-ет… Ну, может быть, совсем немного… Снейп наградил его убийственным взглядом. Гарри обреченно вздохнул, быстро поднялся, и начал демонстративно стягивать с себя одежду. Северус поперхнулся, закашлялся и еле сумел перевести дыхание, чувствуя на себе насмешливый взгляд гриффиндорца, наблюдающего за его мучениями. – А так? Или я слишком тороплюсь, и ты бы предпочел ме-е-е-е-е-едленно снимать с меня одежду, покрывая горячими поцелуями мое постепенно обнажающееся трепещущее тело? – Где ты начитался такой пошлятины? Или у тебя уже от перевозбуждения мозг закипел? Хотя было бы чему кипеть… Развить мысль Снейпу не удалось, потому что его ухватили за мантию, развернули, ловко сделали подсечку и уронили прямо на обиженно скрипнувшую от такого обращения кровать. А потом на него сверху опустилось теплое, полуобнаженное тело гриффиндорца, а рот заткнули не очень умелым, но искренним и полным энтузиазма поцелуем. Поняв, что сопротивляться бесполезно – да и не очень-то и хочется, если честно, – слизеринец на время покорился своей нелегкой – кстати, в данный момент времени вполне в прямом смысле этого слова – доле, и зарылся пальцами в и без того торчащие во все стороны волосы Гарри. … Гарри купался в тепле – и чувствовал, что внутри него начал ломаться и трескаться какой-то ему самому непонятно откуда взявшийся лед. Именно это он всегда искал – не обжигающую, сводящую с ума страсть, не попытку удовлетворить простое желание плоти, на несколько секунд избавившись от вечного одиночества – а именно это дарящее покой и уверенность тепло. Он нежился, купался в нем, краем сознания отмечая скользящие по его телу губы, легкие прикосновения пальцев, успокаивающий шепот Северуса… Но его не нужно было успокаивать, все его волнение куда-то испарилось, как только они оказались рядом на кровати, как только соприкоснулись обнаженной кожей, как только Северус осторожно, но настойчиво уложил его на спину и попросил расслабиться и позволить ему в первый раз позаботиться обо всем самому. Что-то кольнуло в груди Гарри, когда он подумал, каким, наверное, был первый раз слизеринца, если он так хочет, чтобы хотя бы у его любовника все прошло идеально… Но потом и эту мгновенную боль смыла волна ощущений: удовольствия, принадлежности, тепла… И теперь, отдаваясь рукам и губам Северуса, его нежности и всеми силами сдерживаемой страсти, которая прорывалась порой чуть более резким движением и хрипотцой в голосе, он чувствовал, что наконец-то нашел то, к чему стремился все это время, оказался в точке, в которой сходилось для него прошлое и будущее, и от которой ему теперь придется только удаляться… Не желая думать об этом, желая только одного – забыться в этом, казалось, окружающем его со всех сторон жаре чужого тела, Гарри с еще большим энтузиазмом начал откликаться на ласки Северуса и только отмахнулся от его попытки втолковать ему что-то про то, что доходить до конца в их первый раз совсем не обязательно. Он хотел всего – потому что завтра может быть уже поздно, точнее потому, что завтра это будет уже не так правильно, не так совершенно, как сейчас. Ему хотелось, чтобы все – его память, его проблемы, его неотвратимо приближающееся прошлое – поглотила эта волна тепла и унесла хотя бы ненадолго, хотя бы на чуть-чуть, потому что он устал бороться, и ему так хотелось обрести хотя бы маленький кусочек покоя для себя самого… Ему было больно, да – очень, разрывающе, неловко больно, но он кусал губы, уткнувшись лбом в плечо тяжело дышащего и судорожно пытающегося взять себя в руки Северуса, а потом целовал его, стараясь раствориться в этих поцелуях, в этих неровных толчках, даже в этой боли, которая постепенно начала переплетаться с наслаждением так, что в конце концов он уже перестал мыслить одно без другого. А потом весь мир стал сплошным круговоротом света и жара, и на секунду Гарри снова стал целым, холодный огонь в его душе опал и отступил, и его окутали такие покой и тепло, каких он не чувствовал никогда в своей жизни. Позже Гарри уютно устроился рядом с Северусом, прижавшись к нему всем телом, и уже в полудреме завороженно слушал, как бьется его сердце, как равномерно шелестит дыхание, убаюкивая его и унося все дальше от неумолимо приближающегося будущего.