***
― Мне нравится разбивать зеркала, ― говорит Мэттью обыденным тоном, словно ни на что не намекая. ― Я не люблю их, понимаете? ― бросает взгляд на Уилла. ― Скажите мне, мистер Грэм. Почему я не люблю зеркала? Уилл опирается подбородком на сложенные в замок руки. Он медленно открывает глаза, разъединяет пальцы и говорит правду. ― Ты считаешь себя некрасивым. Не любишь смотреть на свой рот, зная, что там по-прежнему есть след дефекта. Думаешь, что зеркала изобличат всё то, чего тебе недостаёт. Мэттью улыбается. Он опускается на колени прямо напротив Уилла, сидящего по-турецки на холодном каменном полу. ― В точку, ― выдыхает он. Уиллу кажется, что этот выдох вибрацией расходится по всему телу, а потом испаряется с поверхности кожи, вздымается вверх, как дым от огня. Затем Мэттью произносит: ― Знаете, Уилл, Вы единственное зеркало, которое мне не хочется разбить. Уилла бросает в дрожь.***
Это, грубо говоря, не игра Уилла. Это игра доктора Ганнибала Лектера, играющего в бога, играющего деликатными прикосновениями и жестами. Грэм, так или иначе, тоже вовлечён в неё. Он просыпается ото сна и видит руку Мэттью, пальцы, вплетённые в его волосы, поглаживающие растрёпанные кудри, как птичьи перья. ― Что тебе снилось? ― интересуется Мэттью, тихо, ведь он узнаёт этот взгляд Уилла, ясно говорящий о том, что тот где-то далеко, поглощённый собственным воображением. Уилл отвечает не сразу, пытаясь вспомнить хотя бы что-то. Единственное, что держится в его сознании, это порочная, волнительная дрожь, поражающая его тело насквозь. Замыкающаяся кольцом вокруг него. Прижимающаяся к его ступням. Этот шёпот: «Кровь, знаете ли, кажется чёрной при свете луны». Он разрешает Мэттью прикоснуться к себе. Продлить прикосновение ещё на пару мгновений. Мэттью. Мэттью. Доктор Лектер назвал его поклонником Уилла; он назвал это любовью... ― Ты, ― наконец произносит он. ― Думаю, ты. Он позволяет себе раствориться в тепле рук Мэттью. Он слышит его сердцебиение, словно рёв горна, словно инферно.***
Они переплетают пальцы, минуя решётку. Мэттью смыкает пальцы вокруг запястий Уилла, словно имитируя наручники, снятые всего несколько минут назад. ― Я не тот, кем ты меня возомнил, ― тихо говорит Уилл. Он не стал таким, как Ганнибал Лектер, по крайней мере, пока не стал. Он не орёл ― всего лишь птица в клетке, птица, изголодавшаяся по рыбе, полёту и возмездию. Мэттью качает головой. ― Нет. Всего одно слово: «нет». Мэттью Браун всегда считал его прекрасным. Мэттью Браун подносит пальцы Уилла к губам, словно завершая процесс его обожествления.