- - -
Роуг помнит абсолютно всё — начиная с детства, проведённого с теневым драконом, воспитавшим его, и заканчивая Великими Магическими Играми. Он помнит, как не давал своей же тени овладеть своим сознанием, полностью контролируя каждое своё желание, каждую прихоть. Роуг никогда и не планировал высвобождать наружу своё второе "Я", сотканное из негодования и вечного раздражения. Он всегда старался держать своё альтер эго на коротком поводке, дабы не нарушить баланс в своём собственном, крохотном мире, что разваливался прямо на глазах из-за сильного давления заядлого-ублюдка-мастера. До безумия хочется стереть себе память о тех днях, проведённых в гильдии, где могли сломить каждого слабака, чья душа никак не волновала заядлого-ублюдка-мастера, способного прибегнуть ко всеобщему обозрению позора каждого, кто хоть как-то представит могучего "Саблезуба" в плохом свете. Его тень сама по себе высвобождалась всякий раз, когда очередной осколок его мира падал и разбивался на множество маленьких частичек, а вместе с тем — забирал с собой человечность драгонслеера. Он давно уже понял и не собирается опровергать тот факт, что его жизнь так скоропостижно превратилась в существование. И он не жалеет, ведь теперь его больше не преследуют всякое чувство вины и столь ненужное сожаление, что ранее терзали душу.* * *
То место, где она сейчас стоит и незряче смотрит на необычно-пурпурное "небо", раннее можно было с лёгкостью назвать прекрасным укромным уголком давным-давно изничтоженного Крокуса — города, где её жизнь распалась, как обыкновенный карточный домик. Тонкие и полностью иссушенные деревья, которым чуть раньше повезло чудом уцелеть, постепенно рассыпаются, превращаясь то ли в песок, то ли в пепел, то ли во всё это разом. Наполовину разваленные кирпичные стены домов с каждым днём обваливаются, превращаясь в своеобразный щебень, который теперь может послужить лишь для слабых пинков и таких же слабых ударов о дряхлые стены. Каждый-чёртов-день Люси выходит из уцелевшего подвала, что называет теперь своим хорошо защищённым домом, и безрезультатно пытается разглядеть в этом осточертевшем необычно-пурпурном куполе хотя-бы маленький кусочек неба, которого не видно. Неба — такого чисто-голубого цвета с белоснежными облаками — по которому она так сильно скучает. Каждый-чёртов-день Люси — уже безо всякого страха быть убитой драконами — бродит по окрестностям и видит одни и те же обездвиженные человеческие тела, от чего каждый раз воздух в лёгких спирает с неимоверной силой. Мысли о том, что месяцами раннее та или иная жертва жестокой войны рас бродила по цветущему городу и насаждалась жизнью, а теперь неподвижно лежит и постепенно разлагается, давит на волшебницу, причиняет больше душевную боль, что является для неё намного мучительней, нежели физическая. Дождя вот уже который день не наблюдалось, что было очень хорошо заметно по тому, как иссохшая земля всё больше и больше покрывается крупными трещинами. Если её не вода нужной влагой пропитывает, то это делает кровь недавно убитых (кое-как сумевших выжить вначале) людей. Люси и знать не желает о том, что случилось с Магнолией. Если драконы сумели сотворить такое с одним из самых больших городов, то бывшая Заклинательница Духов боится представить, что они сделали с таким маленьким городком, как Магнолия. Наверняка на её месте теперь стоят горы чёрного пепла, постепенно разлетающегося на мельчайшие частички из-за несильного потока ветра — иногда настолько горячего, от чего создаётся ощущение самого настоящего Ада на Земле. Девушка вдыхает полной грудью тёплый воздух, закрывая глаза лишь на миг, тем самым стараясь радоваться хотя бы тому, что дышать может, хоть и не прохладным воздухом, дарящим желанное расслабление. Лишь тёплым — изредка будто раздирающим лёгкие, как ненужная реальность, раздирающая душу до такой степени, что слёзы уже не текут, а с губ срывается всего лишь истерический смешок. Довольно часто посещают мысли об одиночестве — совершенно ненужные, с каждой секундой загоняющие в тупик собственных страданий. Кажется, будто она осталась совершенно одна на этой планете, которую постепенно разрушают. Есть всего один человек, оставшийся живым и невредимым, хотя это даже и не странно совсем. Человек, чьё существование — единственное, что не даёт сойти с ума, свести счёты с жизнью. Люси часто задумывалась о суициде, что раньше, когда она была ещё светлой, здраво мыслящей девушкой, считала очень глупым, искренне не понимая тех, что по своей же воле прощался с жизнью. Сейчас же ей практически всё равно. Лишь в тех случаях, когда он приходит к ней, часть её рассудка вновь возвращается, а в карих глазах замечен жизненный блеск. Он приходит всегда, когда только может. Пройдут дни, неделя — но не месяц — он всегда приходит.- - -
Роуг обычно приходит вовремя, безо всяких опозданий размером в три недели. Если смотреть по обычному времени, по которому раньше люди ориентировались, он приходит в ту же минуту, в которую приходил и в прошлый раз. Будто отсчитывает каждое мгновение до их новой встречи. Сперва бродит среди руин, осматривает каждую полуразваленную стену, что раньше была частью здания гильдии "Саблезубый тигр" и по желанию своего альтер эго отворачивается от уничтоженного здания, хмурясь от неприятных воспоминаний, которые со временем становятся всё прозрачнее и прозрачнее, словно не желая больше вызывать отвращение в глазах драгонслеера. Каждый день его появления в этом районе чертовски похож на предыдущий: разглядывание уничтоженной гильдии, от чего его мысли о тех днях, когда он состоял в ней, то ли испаряются, то ли утопают во тьме его собственной ненависти; внутренняя и разрывающая на части борьба, когда он натыкается безразличным взглядом на окоченевший труп; одна дряхлая стена, наконец, не выдерживает — падает, вздымая вверх клубы пепла и измельчённого бетона, предвещая лишь то, что следом за ней упадёт ещё одна и ещё, пока не останется абсолютно ничего. От однообразия появляется тошнотворное чувство, постепенно пожирающего изнутри ещё хуже, чем чувство безразличия, с которым поделать уж точно ничего нельзя. Уже слишком поздно. — Припозднился ты сегодня, — её голос уже хриплый заметно, а лицо с каждой неделей становится еще бледнее от недостатка сна, а вместе с тем и сил, которые ей уже не так уж и необходимы. Но она улыбается. Не так, как раньше. Улыбается измученно, почти обессиленно, но всё же искренне. — Всего-то на две с половиной минуты, — а Роуг ведь тщательно всё отсчитывает, ссылаясь на дурную и ничего не значащую привычку. Лишь взглянув на её пустой взгляд, в котором изредка проскакивают искры, обозначающие то, что она всё ещё живая, можно смело задаваться отвратительно жгущим вопросом: «Что с ними стало?». Некогда светлая волшебница "Хвоста феи", девушка, пышущая крепким здоровьем и счастьем, который когда-то бил ключом, теперь обнимает себя за плечи, каждый раз накидывает капюшон, скрывающий глаза, и смотрит лишь на землю. Душа её и пустой кажется — порой не чувствуешь её вообще — но и чувства, похожие на треклятую безысходность и сломленность, всё ещё заставляют чувствовать себя живой. Люси с лёгкостью находит в себе силы воздвигать неосязаемые стены, что являются защитой от внешнего мира. Лишь взглянув на его пустой взгляд, в котором изредка плещется скука, можно с уверенностью заявить, что вопросов в его сторону, кроме одного вышеупомянутого, больше нет и не будет никогда. Мужчина, что был терзаем лютой ненавистью юношей, отныне больше не является жертвой своих же упрёков к собственной персоне. Мужчина, что поддался своей тени, позволив ей забрать с собою во тьму и остальные, доводящие до нежеланного безумия, "человеческие" чувства. Одиночество довольно часто оставляет неприятный осадок в душах обоих. Оно обволакивает израненное жизненными трудностями сердце и сжимает, словно тисками. В этом разрушенном мире теперь осталось только два человека — лишь он, принявший реальность, словно необычайно сильный удар под дых, и она, отказавшаяся верить в разрушение её грёз о светлом будущем. И будущее это разрушил именно он, не без помощи своего второго «Я». И теперь, лишь смотря на неё, он даже не кается в своих грехах, но всё же отталкивает от неё все возможные беды. Роуг Чени стал для неё главной защитой от собственных, убивающих с каждым мгновением мыслей. Люси Хартфилия стала для него тем светом — пусть и заметно блёклым — за который он хватался, словно за соломинку, дабы полностью не померкнуть в своей тени. Разговоры по душам таковыми и назвать язык не поворачивается — в их разговорах кроется нечто большее, с более глубоким смыслом. Люси ещё никогда не делилась с кем-то своими переживаниями настолько, что вся горечь уходит — словно гора с плеч. Они позволяют себе то, что никогда и никому не позволяли — упиваются друг другом раз через раз, когда наступает день их встречи. Находят в этом очередное своё спасение. И остаются ненадолго по-настоящему живыми.* * *
Люси Хартфилия лишь с лёгкой боязнью осознала, что её жизнь превратилась в одну тончайшую нить, а он разорвал её на необыкновенно маленькие частички, что теперь хранятся в его руках. Люси Хартфилия осознала, что теперь её хрупкий мир находится в его руках. В руках того, кто не намерен выпускать на волю её — девушку, что просто обязана теперь находиться в плену его тёмной души....души, где она невольно нашла своё укрытие.