What am i supposed to do?

- Скажи мне только вот что, Тсукияма. - У Нишики в руках смятый стаканчик с кофе, он вертит его в руках с самого начала их вынужденного времяпровождения. Ему вообще-то плевать на ответ, пока его собственная голова нихуево так болит от того, что ему предстоит сделать. Снова терпеть всепрощающий взгляд Кими, его великолепной дурочки Кими, и по крупицам выдавливать из себя раздражение, чтобы не было так больно ее бросать. - Когда ты понял, что не хочешь убивать Канеки? Тсукияма, как и ожидалось, молчит. Сейчас он уже и не помнит, было ли такое желание в принципе. *** В те дни комнату Канеки посещали нечасто. Банджо предпочитал держаться на расстоянии, пока друг сам не справится со своими проблемами, подопечные гуля и подавно не смели приближаться к лидеру так близко. Только Хинами почти ежедневно одаривала братишку робкой улыбкой да приносила цветы. Присутствия информатора, естественно, в группе не жаловали. Ему и не нужно было одобрения, Тсукияма всегда приходил лишь по собственному желанию. Или желанию Канеки, что всегда было чуточку приятней. По его мнению, иногда в рыцаре нуждались не только в военное время. Канеки всегда держался с ним отстраненно даже наедине, но книги были хорошим подспорьем, и Шуу искренне надеялся, что таким образом помогает хоть немного. - Канеки-кун, читал ли ты что-нибудь у этого автора? Аляповатый узор на обложке, писатель-иностранец. В глаза бросается надпись "триллер" - жанр, который когда-то был одним из его любимых. Сложно любить триллеры, если твоя жизнь становится похожей на один из них. - "Ганнибал", значит? Не читал, но знаю о чем сюжет. Книга о каннибале из ваших рук, очень смешно, Тсукияма-сан. Ценю вашу попытку рассмешить меня, но чувство юмора у вас специфическое. - Что ты, mon ami, не нужно так грубо. Я имел ввиду вовсе не это. - Он присаживается на край его кровати. Осторожно и ровно настолько близко, насколько позволяет колючий взгляд Канеки. Даже с такого расстояния Тсукияма может чувствовать его запах, осевший на каждой вещи в комнате. С более выраженной горечью чем обычно, но так даже лучше - позволяет течь мыслям в нужном русле. - Просто попробуй. Мне кажется, тебе будет любопытно. Канеки холодно благодарит, но в апатичных бесцветных глазах проскальзывает искра интереса. Тсукияма с собственническим удовлетворением думает, что этого, пожалуй, не заметила бы даже Хинами-чан, а он теперь стал экспертом в предмете, называемым Канеки Кеном. Пора вносить дополнительную графу в его университетский диплом. Через пару дней он возвращается - под предлогом возврата книги, конечно же, и находит Канеки на его любимом месте - крыше. Слегка претенциозное место в духе главного героя боевика, но Тсукияме нравится. Так даже рутинный разговор становился драматичнее, а spettacolare tragedia* он всегда любил. - Я прочитал вашу книгу, Тсукияма-сан. - Он стоит к нему спиной, в голосе нет ничего дружелюбного, но Шуу догадывается - в этот раз ему, может быть, позволят чуть-чуть сократить дистанцию. - И что же dolce о ней думает? - Хороший сюжет, но мне кажется, Харрис зря показывает Ганнибала слишком привлекательным и располагающим к себе. В реальной жизни монстры ни у кого не вызывают симпатию. Тсукияма не может спрятать улыбку. Все-таки примерил на свою шкуру, как он и предполагал. - Разве быть монстром - это не то, чего втайне хотят все люди? Они видят в нем все то, что сами имеют где-то глубоко внутри и прячут по самым темным закоулкам своего сознания. Различие между ними и Лектером лишь в том, что он принимает эту часть себя. Совсем как некоторые из гулей, не находишь? Кажется, ему удалось на мгновение вывести его из постоянного оцепенения. В голосе снова зазвучали нотки прежнего Канеки. - По-твоему, все дело в принятии себя? Контроле? - Я думаю, в выживании. Каждый выживает так, как может. Он избрал такой путь. "Ты уверен, что мы все еще говорим о книге?" - У вас занятное мнение об этом персонаже, Тсукияма-сан. - Не менее занятное, чем о тебе, Канеки. - Между ними расстояние вытянутой руки - гораздо меньшее, чем то, которое необходимо для обсуждения книги. Его не пытаются оттолкнуть словом или взглядом, скорее наоборот, приглашают подойти еще ближе. Какая-то его часть рвется крикнуть что-нибудь нелепое или выкинуть эксцентричный жест, будь рядом кто-нибудь еще, Тсукияма так бы и поступил, но сейчас ему хочется просто смотреть. - Спасибо, - говорит Канеки. Тсукияма не уверен, за что именно - за книгу, информацию о Кано или невесомое прикосновение к локтю кончиками пальцев. Не смог удержаться. Несколько мучительных секунд он ожидает удар или угрозу переломать все кости, ведь он нарушил установленный в самом начале договор. Увидь это Банджо, давно бы попытался отгрызть Тсукияме руку. Канеки не говорит ничего. Подается к нему, прижимается лбом к груди и шепчет едва слышно что-то про Ризе, Антейк и умершую мать. Тсукияме не остается ничего, кроме как считать количество вдохов и выдохов, повторяя как мантру: - Ты не сделал ничего плохого. Иногда меч может приносить не только смерть, но и утешение. *** От его имени плечи Тсукиямы вздрагивают - он все еще не привык, как редко и неохотно его теперь все произносят, словно какое-то ругательство. Шайка Банджо пока еще в его апартаментах - ненадолго - слышно их приглушенные разговоры даже сквозь плотно закрытые двери. Без лидера они потеряли ощущение комфорта в чужом враждебном доме и вновь вспомнили, как раньше весь двадцатый район трепетал перед Гурманом. Шуу все равно, он лишь безучастно констатирует этот факт. Когда шепот в комнатах затихает, Тсукияма пытается заполнить тишину чем-то знакомым, чем-то из того времени, когда казалось, их небольшая aventure** может длиться вечно. Канеки-кун. Канеки Кен. Ка-не-ки. Изо рта звуки высыпаются теплым пеплом, оседают на губах, так и не разбередив плотную завесу тишины. Бессмысленный набор мертвых иероглифов не имеет ничего общего с живым Канеки, которого он помнит. Золотое дерево больше не цветет.*** Больше всего он жалеет о том, что когда-то решил воспользоваться советом Тоуки и не умер там, в обломках заброшенной церкви. *** - That`s good, very good! Spice! Их тренировки стали чем-то вроде формальной традиции - никто в их группе не был и вполовину так же силен, как Канеки, и даже будучи на пределе своих возможностей, Шуу чувствовал, что тот изо всех сил сдерживается, чтобы не выпустить клокочущую под слоями кожи, мышц и костей силу. Всем гулям он внушал страх, и только Тсукияма никогда его не боялся, помня о слабом и стеснительном темноволосом Канеки, который никуда не исчезал, как бы сильно сам того не хотел. И даже иногда как будто бы просвечивался сквозь заостренные черты бледного и серьезного лица. Тсукияме нравилось провоцировать его и вытаскивать наружу хотя бы на пару мгновений. Иногда даже удавалось урвать румянец или очаровательное замешательство в голосе. Например, как сейчас. - Не могли бы вы поменьше работать языком и побольше руками? - Ах, в твоих устах это звучит так indécence!**** Ради этого взгляда Тсукияма был готов вытерпеть еще пару часов методичных побоев. Канеки сконфуженно моргает и тут же награждает его особо мощным ударом. Хруст сломавшегося ребра звучит почти как музыка. *** Когда шумиха операции "Одноглазый филин" утихает, Тсукияма возвращается в квартиру, где раньше группа Канеки скрывалась от Аогири. Нужно бы уничтожить их следы пребывания здесь, но он пришел сюда совсем не за этим - с некоторых пор ему плевать на следователей, голубей, недоброжелателей. Он идет в ту самую комнату - где оставлял свои книги и где ему изредка позволяли оставаться читать. Ему почему-то казалось, что если вернуться сюда, к нему вернется и запах, а вместе с ним и Канеки. (С таким лицом вы снова выглядите как извращенец, Тсукияма-сан) Он стоит посреди комнаты час, два. Ни один чувствительный нейрон в его голове не получает сигналов от обонятельной системы. (Не думаю, что это можно назвать дружбой, вы ведь понимаете это?) Нигде не поскрипывает ни одна половица. Двери квартиры так и остаются закрытыми. (Надеюсь, мы оба понимаем, что никто не должен об этом знать. Иначе...) (Ты убьешь меня. Я помню, dolce) Он сжигает квартиру со всеми поддельными документами, книгами, одеждой, припасами мяса и кофе, надеясь, что вместе с ней сгорят и некоторые воспоминания. Жар от острия кагунэ, прижатого к шее, утренние собрания их группы за свежезаваренным кофе. Шорох расстегиваемой рубашки, редкие сдержанные поцелуи - высшая степень его похвалы. Ему еще столько всего предстоит забыть. (Я не могу полностью доверять вам, Тсукияма-сан) Где же ты, Канеки? * (ит. захватывающая трагедия) ** (фр. авантюра. приключение) *** "Канеки" (金木) означает "золотое дерево" ****(фр. непристойно)