Forget About The Dirty Looks...

The Hardest Part Is Letting Go Of Your Dreams; The Hardest Parts The Awful Things That I've Seen Я проснулся где-то в три ночи, но на этот раз кошмар видел не я. Джерард. Он будит меня, прося того, кто ему снится, прекратить делать то, что он делает. Он путается в одеяле, пинается и вскидывает вверх крепко сжатые кулаки. Мне страшно приближаться к нему, но я знаю, что должен разбудить его. — Фрэ-Фрэнки! Помоги мне, Фрэнк! — На секунду мне кажется, что он проснулся, но это не так, он все еще спит. Это ужасное зрелище, и я чувствую, как мое сердце буквально разрывается. Теперь я знаю, как Джерард чувствует себя, будя брыкающегося меня. Это чувство просто отвратительно. — Джерард, просыпайся! — я приближаюсь к нему настолько близко, насколько только могу, встряхивая его за плечо. Я не знаю, что делать, и как мне разбудить его. Я решаю, что буду игнорировать боль от ударов, чтобы вытащить из-под него запутавшиеся простыни. Когда у меня выходит, он перестает брыкаться так сильно, как до этого, но он все еще выглядит очень обеспокоенным. Я хватаю его за плечи, хорошенько встряхивая, но он все еще не просыпается. Я буквально лечу в ванную комнату, и наполняю кувшин холодной водой, возвращаясь в комнату. Джерард свернулся в клубок, дрожа всем телом, все еще прося кого-то что-то прекратить. Я подхожу ближе, а он начинает кричать. Мои руки трясутся, но я все равно выливаю на него воду. Он подскакивает на кровати, принимая сидячее положение и тяжело дыша. Он оглядывает комнату каким-то диким взглядом, а его глаза будто стеклянные, что, несомненно, пугает меня. Выражение его лица почему-то напоминает мне до ужаса напуганного ребенка. Он видит меня, в его взгляде мелькает облегчение, но общий ужас все еще сковывает его тело. Он не выдерживает, впадая в отчаянные рыдания, а я, совсем растерявшись, не знаю, что мне сделать. Я как-то неуклюже протягиваю к нему руку, слегка касаясь его щеки, успокаивающе поглаживая кожу, но мои действия лишь отпугивают его, и он оказывается на противоположной стороне кровати. Слезы по-прежнему текут из его глаз, а частота его дыхания набирает обороты. Он смотрит прямо на меня. Но я понимаю, что он смотрит прямо сквозь меня… — Джерард? Ты в порядке, это я, Фрэнк. Это всего лишь сон, Джи… — я говорю ему то, что обычно ненавижу слышать после кошмара. Нет, это не просто сон… Это кошмар, и он действительно пугает тебя. Моим словам удается вывести его из оцепенения. Сейчас он действительно смотрит на меня. — Фрэнки? — его голос звучит слабо, а слезы все еще текут по его щекам. Его глаза все еще словно остекленевшие, и я понимаю, что сейчас он прокручивает обрывки сна у себя в голове снова и снова. — Да, Джерард. Это я… Ты не возражаешь, если я дотронусь до тебя или еще рано? — Я не знаю точно, что ему снилось, может быть, и не узнаю вовсе, но у меня есть догадка, и она определенно делает мне больно. Я думаю, что ему снились его «друзья» и то, что они делали с ним. Он говорил нам, что был или под кайфом или пьян, когда это происходило, но скорее всего, он лгал, ведь сны не могли бы быть такими яркими, если бы он говорил правду. — Прости, Фрэнки, не сейчас, мне нужно немного личного пространства… — его интонация формальна, он будто не испытывает сейчас никаких эмоций. — Хорошо, Джи. Я просто сяду на кровать, ладно? Я медленно подхожу к краю кровати, аккуратно садясь. Джерард вздрагивает, на мое легкое движение, поэтому я стараюсь не делать резких движений и вообще не двигаться. Он опускает взгляд на одеяло и с отсутствующим видом нервно покусывает губу достаточно сильно для того, чтобы она начала кровоточить. Весь его вид напоминает раненное животное: трясущиеся руки, поникшие плечи, шаткие вдохи и выдохи, переходящие во всхлипы. Я не знаю, что мне сделать, чтобы он перестал быть таким; чтобы он вернулся в реальность, и меня это пугает. — Джи, ты хочешь поговорить об этом? Не запирай это глубоко в себе, будет лишь хуже… — мой голос максимально мягкий и нежный, я стараюсь не напугать его. Это все равно пугает его, и он подпрыгивает, переставая кусать губу. Он качает головой и придвигается ко мне ближе. Видимо, его разум понемногу отходит от испытанного им ужаса. Он смотрит мне прямо в глаза, заставляя меня жалеть об этом. Его глаза сейчас пугают меня. Мне нужно отвести взгляд до того, как я сделаю что-то глупое вроде вскрика и последующих объятий, в которых я бы продержал его до тех пор, пока его глаза не станут прежними. — Джи? Поговори со мной пожалуйста… Ты меня пугаешь, я… я не знаю, что мне сказать или сделать… — он продолжает смотреть на меня, с выражением полной разбитости. Он начинает плакать вновь, но на этот раз он рыдает, практически бесшумно, но от этого смотреть на него мне легче не становится. Его глаза закрыты, а рот лишь немного приоткрыт, испуская немое отчаяние хрипами, изредка вырывающимися из его горла. Я никогда не видел, чтобы кто-то рыдал так сильно, как это делал он сейчас. Звуки, срывающиеся с его губ, разбивают мое сердце, и я обнимаю его, совсем позабыв о том, что он просил его не трогать. Он не возражает, по крайней мере, не отталкивает меня, так что я просто раскачиваюсь взад-вперед, слушая его редкие всхлипывания. Мы сидим так, Бог знает сколько времени, и в какой-то момент у него просто не остается сил на слезы, а плечи по инерции подергиваются вверх-вниз с каждым хлюпающим вздохом. Спустя какое-то время он успокаивается, но редкая слеза все еще пробивает себе путь на его щеке. Даже когда он плачет, он все равно выглядит красивым, как бы глупо не звучало. Он всегда красив для меня. Он пододвигается и ложится, утягивая меня за собой. Его голова ложится на мою грудь, а его него сплетены с моими в какой-то замысловатый узел из кожи, мышц и костей. Мои руки обвивают его, одна ладонь сжимает его собственную, а другая путается в его волосах. Я начинаю напевать мелодию, над которой начал работу недавно. Его дыхание совершенно спокойное сейчас и лишь изредка прерывается его шмыганьем. Никто из нас не говорит, и мне кажется, что Джерард спит, ведь я больше не слышу его шмыганий, к тому же он заметно расслаблен. Я пытаюсь устроиться поудобнее, чтобы уснуть. Завтра нам обоим нужно в школу. Я засыпаю довольно быстро, и сплю совсем без сновидений. Будильник заливается раздражающим звоном, пресекающим мой сон. Я испускаю недовольный стон, моя рука тянется к кнопке, но не находя ее, обхватывает его корпус, кидая предмет куда-то в сторону, где он с радующим мой слух хрустом, разламывается на части. Я улыбаюсь, а мои глаза все еще закрыты. Улыбка исчезает с моего лица, когда я слышу недовольный вскрик мамы. — Фрэнк, тебе повезет, если это был не новый будильник! Если ты хочешь новый, то покупай сам! А еще тебе лучше проснуться, потому что в школу сегодня ты идешь в любом случае! — ее голос заставляет мою голову болеть, но, быть может, моя голова болит из-за простого недостатка сна. Я, кряхтя, встаю. Джерард все еще спит, свернувшись клубочком и уткнувшись в одеяло носом. Я не хочу будить его, ведь он выглядит таким умиротворенным. Я вздыхаю и надеваю рубашку, не желая того, чтобы мама обнаружила оставленные Спящей Красавицей метки. Я решаю разбудить его горячей кружкой кофе в постель, и поэтому медленно спускаюсь вниз. Я делаю кофе, почти успевая его испортить. Мама входит на кухню, целуя меня в щеку и кидая короткое «Пока» через плечо. Я хихикаю и возвращаюсь в комнату. Джерард сидит на кровати, все еще завернутый в одеяло. Он улыбается, когда я вхожу в комнату, но я вижу, что его глаза еще не совсем отошли от того пугающего состояния. Я улыбаюсь ему в ответ, ставя кружку на маленький столик рядом с ним. — Я схожу в душ, пока ты просыпаешься. Ты можешь сходить после меня, если хочешь. Не торопись, у нас есть еще около полутора часа до выхода, — я вновь улыбаюсь ему, подходя к шкафу, чтобы выбрать одежду, в которой я пойду. Я нахожу то, что мне нужно и иду в душ, проворачивая ручку крана на нужный режим. Я принимаю душ быстро, и ребра сковывает холод, мешающий дышать, когда меня окутывает контрастный воздух ванной. Я одеваюсь и чищу зубы. Оставив волосы слегка влажными, я возвращаюсь в комнату. Джерард все еще в полусонном состоянии прижимает к себе уже почти остывшую кружку. — Давай, ленивая задница, просыпайся! — Джерард недовольно стонет, не желая, чтобы я вытаскивал его из комфортной ему полудремы. Он, хмурясь, садится и выпивает остаток кофе. — Я пойду к себе, чтобы переодеться. Ничего из твоего мне не подойдет. Увидимся через полчаса, я буду совсем скоро! — он натягивает на себя джинсы и вчерашнюю футболку, оставляет на моих губах целомудренный поцелуй и покидает мой дом с абсолютно противоположным прошлому настроением. Секунду назад он не хотел вставать, а сейчас чуть ли не скачками бежит к своему дому, чтобы переодеться. Я жду его некоторое время, но это быстро надоедает. Я голоден, поэтому решаю хоть что-нибудь перекусить. Все, что я делаю — тост и кружка кофе. Я жду, пока закипит молоко, но меня прерывает стук в дверь, заставляющий меня подпрыгнуть на месте и тут же открыть дверь. Я ничуть не удивляюсь тому, что передо мной стоит Джерард. На его лице ухмылка, и, кажется, он совсем забыл о том, что произошло ночью. Я приглашаю его внутрь, наливая злополучное молоко в кружку. — Эй, а где мой? Я, между прочим, люблю кофе ничуть не меньше твоего, Фрэнк! — он дуется и строит мне глазки, поэтому я вздыхаю и наливаю больше молока, чтобы хватила и на его кофе. Он усмехается, довольный собой, когда я ставлю кружку перед ним. Я хихикаю, а он озадаченно смотрит на меня, пытаясь понять причину моего смеха. Я качаю головой, как бы говоря ему «не важно», и он закатывает глаза, отпивая кофе маленькими глотками. Я выпиваю свой где-то за четыре больших глотка, и иду в ванную, чтобы почистить зубы вновь, не желая чувствовать запах кофе изо рта. Когда я возвращаюсь, то смотрю на часы, понимая, что до начала урока у нас около получаса. Джерард, успевший допить кофе, теперь стоит около раковины и моет свою кружку, напевая что-то себе под нос. Я стою в дверях, слушая его и улыбаясь. — Ты хорошо поешь. Брал уроки пения? — я пугаю его неожиданностью, и он подпрыгивает, тут же поворачиваясь ко мне лицом. Отрицательно мотает головой, опираясь на столешницу и скрещивая руки на груди. — Не-а, по крайней мере они не были правильными; моя бабушка пела с нами, когда мы были маленькими, они повлияли на меня, конечно, — он прочищает горло, — она играла на пианино, пока мы с Майки стояли рядом с ней, напевая глупые песенки, которые я сейчас и не вспомню. Было весело, я помню, что мы много смеялись… — он умолкает и опускает взгляд на пол. Он все еще скучает по своей бабушке, и, определенно, очень сильно ее любит. — Фрэнки? — Я вопросительно приподнимаю брови, требуя его продолжить. — Спасибо за прошлую ночь… Тебе не нужно было терпеть все это… Ты просто мог позвать Майки… Спасибо, Фрэнки… — он слегка улыбается мне. — Джи, ты ведь делаешь это для меня… Это по крайней мере справедливо помочь тебе в ответ, — я пожимаю плечами, кидая ему ответную полуулыбку, — Кроме того, я сделаю для тебя все, что угодно, и тебе вовсе не нужно просить об этом.