Мы умираем.

Мы с Юлей теперь не часто видимся, но всё же видимся… Странно, но последний небольшой перерыв мы провели вместе, в Риме. На нейтральной, так сказать, территории, вдали от наших обитаемых государств. В нейтральном настроении. Даже, порою, не посмотрим целый день друг на друга. Скорее на рефлексах остаёмся там, где, наверное, не должны были бы быть. Но она заботилась обо мне. Бегала по местным достопримечательностям и приносила фото, которые мне были совершенно не нужны. Это не из-за неё, просто я видела их сотни раз под разными ракурсами, в разных обработках и цветовых заливках. Что с меня взять? Мне скучно, и я беременна. И Юля это, хоть и уклончиво, но всё же понимала. Она тихо кивала после всех моих капризов, и мне становилось спокойно. Если бы я только не увидела, как всё умирает… Я лежала в комнате и лениво щёлкала каналы в поисках какой-нибудь интересной передачи, например, о животных или древних государствах. Мои мысли свободно разбрелись в голове и не мешали приятному и размеренному течению жизни. Раздался спокойный голос из кухни: - Лен, ты салат будешь? – выглянула Волкова и показала мне забелевший контейнер, с закрытой в нём едой. - Ну, давай, - лениво я начала подниматься с кровати, оставив какой-то канал, даже не посмотрев его название, и удалилась в кухню. Мы сели, перекинулись парой ничего не значащих фраз, начали кушать, как вдруг из комнаты послышались знакомые сердцу и разуму звуки. Старая набивка замученного синтезатора, звуки дождя и насторожившаяся Юля ясно дали мне понять, что мне не показалось и не просто так пробрало мелким холодом по коже…. Мы, как по команде, встали, вышли в комнату и с ужасом лицезрели на экране самих себя. Какими мы были ровно пятнадцать лет тому назад. Юля села на кровать, и мы молча досмотрели самый страшный, самый волнующий, самый холодный для меня клип. И что-то меня перевернуло внутри, может ребёнок зашевелился или моё собственное сердце пыталось пробить рёбра, но я ловила руками воздух, чтобы не упасть последи комнаты. Она тут же подскочила ко мне и схватила за руку, как будто я тонула. Тут я наконец посмотрела на неё сквозь муть, которая заполонила всё вокруг меня. Как на старой камере, я вдруг поймала резкость и отчётливо рассмотрела её лицо. Она обеспокоенно вглядывалась в мои глаза, чуть приоткрыв рот, и видно было, как она хочет что-то мне сказать или крикнуть, но не решается это сделать. Немая паника и разрывающееся внутри неё чувство, такое же как и моё, застыли где-то на уровне горла и пробились на волю только смешными морщинками вокруг глаз. Может, именно из-за этого она не может петь, как раньше? Я сначала рассмеялась, а потом расплакалась. Всю ночь я ревела навзрыд. Мне просто очень хотелось выплакать всё негодование, что скопилось за последние годы и месяцы. Юля успокаивала меня, гладила мой живот и сама почти не могла сдержать слёз. Кажется, это первый раз после огромных ссор, когда мы действительно поняли друг друга. Я забылась и придвинулась к ней ближе. Она легонько обхватила мои плечи и только шёпотом спросила: «Можно?». Я кивнула, она обняла меня уверенней. Кажется, так я и уснула… Это трудно представить, но, к сожалению, бывают люди, которые пережили подобные чувства. Я вам сочувствую, друзья мои. Ужасно, когда всё умирает на глазах и угнетённое, давно забытое прошлое, запечатанное на тысячи замков и опечатанное многими годами, восстаёт и говорит: «А вот там было лучше, больше никогда и даже ни у кого так не будет, как там. Самое главное, никто туда никогда не вернётся, никогда»… И я согласна с ним. Мне кажется, единственное, что угнетает больше всего - это не просто различие временного счёта, а, касаемо нас, то, что тогда мы взрослели, и всё было так далеко и заоблачно. Сейчас мы, вдумайтесь, уже стареем, и всё, что было теперь так же далеко, но только бродит по мокрому асфальту, под взглядами-дулами, отшлифованное, отпетое, знакомое и родное. Больше к этому никогда не прикоснуться, не дотянуться. Никому. Чёрт. - Юля, с днём рождения, - сонно проговорила я, когда она утром подошла к моей кровати. Не посмела со мной уснуть, и правильно сделала, иначе бы я разоралась… - Оно было три недели назад, - бормотала Волкова, прикладывая свою руку к моему лбу, - ты опоздала с поздравлениями. - Лучше поздно, чем никогда. Прости меня. Я не скажу тебе в глаза ничего хорошего. И без того хрупкое, обманчивое, всё упадёт. Реальность упадёт. Прости меня. Мы уже умираем.