alive. (жива.)

I. они – самые яркие цвета, что он когда-либо видел. Знаешь, у него твое оружие. Черная Вдова, модель X. Прежде чем прыгнуть в гребаный луч, ты бросила ее ему, сказав, что он найдет ей лучшее применение. Вдова замечательная, но она ему не принадлежит (он всегда повторяет себе эту мысль; ты относилась к винтовке как к ребенку). И все же, вот она, лежит у него на коленях, будто одна из твоих плохих шуток, будто слабое дыхание, не забывай меня. Но как он вообще может забыть? Знала ли ты, что когда вы встретились, у него уже были планы на отставку? Сбережения от работы в СБЦ могли бы стать отличным пенсионным капиталом. Он бы вернулся на Палавен (может, присоединившись к армии, чтобы было ощущение цели), избегая отца немного дольше (и дольше, и дольше), а потом прикупил отличный коттеджный домик на пляже и умер там, в кресле, одинокий, но полностью удовлетворенный. Ты сделала это удовлетворение нелепым и смешным. Когда ты появилась, дикие мечты о становлении СПЕКТРом или героем неожиданно стали достижимыми… а когда сказала, что любишь его, отставка стала видеться как большой дом на ферме, с детьми (да, детьми), хомяками и аквариумом, настолько огромным, что там бы поместился Левиафан. Он вздыхает. Он не спал уже два дня (пятьдесят три часа, если быть точным). Он знает, знает; что он там говорил? Тебе нужно очистить голову, чтобы выиграть войну? Ну, вот больше и нет войны, только лишь пустота последствий… лень в отсутствии цели. Тишина галактики отдается эхом в твоей каюте, и ему странно находиться там – без твоего дыхания, нарушающего спокойствие, без походов в душ (один, два; пять раз), чтобы избавиться от крови, пятнающей кожу. Он помнит, как пришел увидеть тебя после атаки Цербера на Цитадель, и кровь была твоей собственной (огнестрельное ранение, выше бедра); помнит, как думал о том, что все предсказывало подобный конец. Он, как и ты, всегда знал, что тебе придется умереть. Но… черт! Это обязательно должно было случиться так? Он не из тех, кто живет в постоянных «если», но… что, если бы ты не вошла в луч? Что, если бы кто-то другой сделал это… Андерсон, который увидел в тебе весь потенциал, почему он не мог… Но твои решимость и вера в себя были одними из тех качеств, что он любил в тебе. Ты бы не стала выбирать легкий путь, и он… он просто надеется, что твоя жертва не напрасна. Вселенная снова переродилась, свободная от синтетической жизни… свободная от тебя. Много чего предстоит восстановить. Много серого, с которым нужно иметь дело. Он вздрагивает от слабого стука в дверь и устраивает винтовку на кровати рядом с собой. Это всего лишь Лиара. Она вплывает внутрь, передавая ему несколько планшетов с данными и болтая о незначительных мелочах… избегая истины, потому что если ты этого не признаешь, то это не правда, так ведь? Но ее взгляд блуждает по каюте, и, к его удивлению, она улыбается. - Она собрала почти все виды рыбок в галактике, да? Он смотрит на аквариум. Верно… там очень много цвета. И не только из-за рыб. Он всегда хотел спросить, зачем тебе медузы. Однажды ты сказала ему, как сильно ненавидишь морских созданий, и все же вот они… шестеро из них. Может, ты просто считала их милыми, или тебе нравилось, как они плавали в этом маленьком аквариуме, просто существуя. Лиара уходит с легкой улыбкой (и все-таки грустной, уголки ее губ опущены вниз, а взгляд где-то очень далеко), и он просто стоит там, чувствуя себя бесполезным и сжимая в когтях семь планшетов с данными. Его глаза обращаются в сторону винтовки, а затем возвращаются к аквариуму. Знаешь, он находит это удивительным. Когда они прошли через ретранслятор в Солнечной системе, корабль много раз попадал в зоны турбулентности и потерпел сильное крушение. Фактически, рыбы должны быть мертвы. Стекло должно было разбиться, их должно было смыть на пол, едва живых, трепыхающихся в ожидании смерти. Они должны были умереть. Но этого не случилось. Вот они, прямо тут, яркие, цветные и живые. Гаррус подается вперед, прислоняясь лбом к аквариуму. Стекло холодит пластины, и он закрывает глаза, глубоко вдыхая. Знаешь, он не поместил твое имя на мемориальную стену Нормандии. Не повесил табличку, которая сейчас лежит на краю твоей кровати. Остальная команда кидала на него печальные, сочувствующие взгляды (возлюбленный, который не может отпустить; возлюбленный, который не может смириться), но… Он знает лучше. Нет Шепард без Вакариана, так же, как и нет Вакариана без Шепард. А он чертовски хорошо дышит. II. но ты всегда знала, что все так и закончится. Эти сны, они не такие, к каким ты привыкла. Взрывы сверкают на дне глаз – красные, синие и зеленые – а во рту ядовитый привкус, словно ржавый металл, словно старая, незажившая рана. Когда ты открываешь глаза, вокруг светло, – свет, он ослепляет! – ты мигаешь быстро и часто, пытаясь сфокусировать взгляд. И когда тебе удается, ты понимаешь, что свет – это солнце, и вокруг ходят люди, по щебню и обломкам, разыскивая что-то, что-то, кого-то… И ты жива. Каждый вдох отдается болью – сильной, – от каждого движения, даже самого маленького, тело горит – словно кожа объята пламенем, - но ты двигаешься, и они видят тебя, кричат, застигнутые врасплох и изумленные. Изумленные тем, что Ты