Я буду любить тебя вечно.

Прохладный ветерок, мелкий свежий дождик, грозящий, правда, перерасти в настоящую грозу. Поле, уже поседевшее от капель дождя, серебрящееся в свете луны и звезд. Высокая трава, дрожащая и клонящаяся к земле под тяжестью воды. Или она кланяется королю и маленькому принцу, что сидели прямо на мокрой зелени, укрытые пологом из невысоких густых кустов? Маленький златовласый принц глядел на темнеющее небо пронзительно-синими глазами, а величавый король эльфов сидел рядом, опустив ему на плечо шершавую от рукоятки меча руку, так же смотря в небо и терпеливо ожидая белой вспышки, которая кривой и ломаной линией разорвет небо, как нож бумагу. И вот, когда дождь усиливается, молния пронзительно вспыхивает во тьме, как мелькнувший меч в руке воина, а затем слышится крик раненного неба. Грохочущий, оглушительный вопль, отозвавшийся потом эхом в высоких деревьях и звоном в чутких эльфийских ушах. Принц слегка вздрагивает, но не отрываясь смотрит на битву неба с грозой, а сердце замирает и вновь сдавленно колотится в груди. Не то от страха, не то от восторга. И восхищение юного эльфа разделяет и его отец, слегка сжавший плечо сына. В небесных глазах отражались вспышки молний, тихие вздохи вторили рыдающему и кричащему небу. - Я такой грозы прежде не видел никогда… - едва слышно выдохнул король, переводя, наконец, взгляд на сына. Тот ответил ему таким же потрясенным, но сияющим взглядом. - Я тоже… Как думаешь, что значит это? Беда никак? – прошептал принц, даже взволнованно сжимая в руке рукав отцовских одежд. Тот лишь качает головой: - Не знаю, Трандуил. Кажется, так. Но наш народ в совершенном порядке. Все хорошо… Принц неуверенно пожимает плечами, а затем резко оборачивается на шорох неподалеку. Надо же, никто не знал об этом месте, где Трандуил обычно проводил время со своим отцом. Откуда же… Из-за деревьев выходят несколько воинов. Все слегка растрепанные, запыхавшиеся, с прилипшими к лицу мокрыми волосами и темными глазами. Следом за переполошенными эльфами бредут тяжело дышащие от бега лошади. Неужели что-то случилось и вправду? - Король Орофер! – говорят они не хором, сверкая черными от страха глазами. – Владыка! Король эльфов оборачивается, вставая и стряхивая с волос целый дождь сверкающих брызг воды. - Патрульные? – хмурится он, слегка дергая головой словно недоверчиво. – Вас здесь не должно быть. Как же север леса? Где вы шатаетесь? Зашли на юго-запад! - Мы не патрульные! – качают синхронно эльфы головами. – Владыка! Мы с плохой вестью! Целительница Элдес умирает! Говорят, отравилась! - Целительница умирает от отравления?! – рявкает Орофер, быстрым шагом огибая воинов и перехватывая у одного из них узду, взбираясь ловким движением на коня. – Вы спятили? Трандуил быстро подбегает к нему, влезает следом, вцепляется в густую гриву пальцами и изо всех сил держится ногами. Король, не дожидаясь ответа посланников, разворачивает коня, а затем пускает его галопом через густой лес. Деревья мелькают так быстро, что через некоторое время начинает кружиться голова, а прыжки через поваленные деревья и камни встряхивают так, что челюсти невольно щелкают. Кажется, что этой гонке нет конца. Мелкие камушки и грязь с вырванной с корнем травой летит из под копыт коня, грива стремительно развевается от такой скорости, от ветра, остервенело бьющего в глаза. Наконец бег лошади замедляется, королевство уже совсем рядом, часовые встречают короля и принца поклонами, но те не обращают внимания, проходя дальше и стразу сворачивая налево, туда, где была большая комната, обустроенная, чтобы принимать раненных и больных. Наверное, там же сейчас умирает совсем молодая целительница-вдова. «А как же ее дети..?» - запоздало думает Трандуил, едва ли не бегом следуя за отцом. Такая мысль совершенно выпала из его головы. Ведь у Элдес есть сын – Садрон – и юная дочка Анорсель. Как же они? Без отца, без матери… Как же они жить будут..? А выживут ли? Прохлада покоев не успокаивает, а наоборот – бросает в дрожь ужаса. Здесь нет раненных. В последнее время все спокойно. Лежит лишь Элдес на чистой белой простыне, а блеклые глаза смотрят в потолок. Хриплое дыхание и едва заметные судороги, заставляющие молодое тело содрогаться в агонии. Коричневые волосы, разметавшиеся по подушкам. А рядышком – детки. Маленькая Анорсель с золотыми волосами, вьющимися и блестящими, и Садрон – высокий, с темными волосами, как у матери. У них обоих глаза зеленые, блестящие сейчас от слез. Ближние этой крохотной семьи обступили кровать. Хотя и без них тут народу полно. Орофер молча расталкивает народ, идет быстро, смотря только на умирающую. Подходит и заглядывает в глаза. И понимает: не спасти. Горечь разлуки с давней и верной подругой разрывает, бьет в сердце, скребет безжалостно душу, дерет и царапает. Король медленно опускается на колени перед Элдес, берет за руку и едва ощутимо сжимает, сглатывая тяжелый ком в горле. Не позволяет себе плакать, лишь смотрит. А тихие рыдания детишек льются в уши ужасной музыкой. Даже музыка и военные песни не столь страшны и печальны, сколь детская горечь утраты. Мутнеющие глаза из последних сил взглядывают в очи королю, рот едва заметно приоткрывается, целительница словно пытается что-то ему сказать. Но жизнь, утекающая из ее тела слишком быстро, заставляет замолчать. И только предсмертный хрип раздается, но ужасней он грома за окном, пронзительней мечущихся молний, страшней безумной ярости неба и печальней рыдающих облаков. Едва заметная серебристая тень взмывает вверх, растворяясь, а за окном слышится еще один громовой крик черного неба. Стихает… *** - Не догонишь, не догонишь! Весенняя зелень леса радует глаз, нежный запах цветов витает в воздухе, весь мир светлый и чистый, а солнце радуется, светя на полянку в лесу. Два эльфа весело валяются в траве, катая друг друга и пихая. Трава мягкая, ласковая, молодая. - Все, все, сдаюсь! – весело кричит юный эльф с бело-золотыми волосами, а эльфийка, смеясь, хитро прижимает его к траве. - Не убежите, мой принц, - улыбается она, вставая и отряхивая белоснежное платье от травинок. А затем ставит изящную ступню на грудь эльфу. – Потом займетесь своими королевскими делами! - Я и не собирался бежать, - улыбнулся в ответ принц, подмигивая. – Сегодня весь день с тобой. К балрогам все эти заботы, я устал! То эти бумажки, то военная подготовка, то что-нибудь еще..! Отец только об этом сейчас и думает. Надоело! Что я, не эльф что ли? - Эльф, - подтверждает девушка, кивая и убирая ногу. Вздыхает, смотря на зеленые пятна от травы на своем платье. – Матушка бы поругала меня, если бы увидела такое… Златовласый медленно садится, смотрит на эльфийку снизу вверх печальными голубыми глазами. - Наверное, она все же наблюдает за тобой. Куда ты денешься? – он улыбается, вставая и легонько гладя девушку по голове, снимает травинку с макушки. – И Садрон, он тоже никуда не денется. Знаешь, что я знаю? Говорят, Вайрэ вышивает гобелены и украшает ими Чертоги Мандоса. А гобелены волшебные. Коснешься – они оживут, и можно смотреть на картину так, как будто видишь все своими глазами. Так что возможно твоя мама наблюдает за тобой сейчас. - Да, наверное… - слабо улыбается Анорсель в ответ, кивая. – Трандуил… Спасибо тебе. И слов не нужно больше. Все говорят глаза. Эти большие глаза цвета весенней листвы или травы, окруженные пушистыми длинными ресницами, чья чернота не снилась ночному небу. Золотые искорки, подобно светлячкам на фоне зелени, танцуют в изумрудах красивых глаз, а глубина такая, что кажется, будто тонешь в море глубоком и бескрайнем, как Великое Море. Этот взгляд по-настоящему завораживает и притягивает, словно свет звезд в ночном небе, словно тяга к морю, словно любовь… ко всему, что есть! Трандуил просыпается, наконец, только тогда, когда губы обжигает неожиданным беглым поцелуем, а Анорсель разворачивается и убегает с полянки, только золото волос блестит средь зелени сладко пахнущего леса. Принц совершенно рассеянно прикасается к губам пальцами, смотря девушке вслед, но не трогается с места. Голова настолько пуста от любого рода мыслей, что в ушах звенит. Наверное. Но этот легкий поцелуй до сих пор жжет губы сладким удовольствием. Почему? Принц так же, словно в прострации, проходит к реке, чтобы немного освежить голову, наклоняется, чтобы умыться, и замечает, что обычно белые щеки горят алым, а глаза сияют ярче звезд. - О, Эру… - шепчет Трандуил, опускаясь на холодную гальку и прикладывая ладонь ко лбу. – Я сошел с ума… *** Тихий смех звенит в ушах нежнее, чем перелив весенней капели по утрам. Ветер, путающийся в траве и бегущий по вздымающимся холмам, подхватывает этот смех и несет его прозрачной легкой дымкой по лесу, и эхо повторяет его на разные лады, распевает разными голосами. Негромко шумят дубы, буки и тополя. Листва перешептывается и будто смеется счастливо и радостно, а густая трава льнет влюбленно к земле под дуновением вольного ветра, весело бегущего меж деревьев, устремляясь вслед за влюбленными. Они то идут, то бегут, держась за руки и ни на шаг не отходя друг от друга, словно боясь потерять, как отблеск звезд в хрустальном озере на рассвете. Звезды ласкают своим светом макушки деревьев и окрашивают в переливающееся серебро реку, плещущуюся совсем рядом с возлюбленными. Призрачный звон прокатывается по близ стоящим деревьям, он такой тонкий и ласковый, что кажется, он пронизывает иглой нежную ночь. - Ты знаешь, почему эльфы бессмертны? – спрашивает Трандуил, сидящий у ног Анорсель и улыбающийся ей светло и мягко. Та смеется вновь коротко, но заливисто, откидывая назад голову. Она сидит на теплом камне на берегу реки, скромно сложив изящные тонкие руки на коленях. - Нет. Наверное, это воля Единого. – неопределенно ответила она. - А я знаю. – уверенно ответил принц, расправляя складки на ее белоснежном платье и ласково, мягко и осторожно, словно боясь спугнуть, целуя колени. – Это потому что мы любим. Прекрасная дева вновь рассмеялась, но уже тише, как-то робко, словно боясь нарушить гармонию, повисшую в воздухе. Она обняла голову принца, закрывая глаза и улыбаясь. В груди что-то трепетало пойманной бабочкой, во всем теле чувствовалась небывалая легкость, словно ветер любви сам нес ее тело, сам говорил за нее. Журчала рядом река, бросая яркие отблески на берег, шумели переливчато деревья, то тут, то там начинали запевать птицы, потому что небо на востоке смущенно порозовело, а затем облака, нависшие над горизонтом, налились мерцающим золотом, прогоняя призрачные серебристые тени луны и звезд, и те покорно отступили, чтобы через сутки вновь вступить в свои права, на миг сплетаясь с солнечным светом, а затем мягко прощаясь с ним до наступления утра. Сидели на берегу возлюбленные, обнявшись и смотря безмолвно друг на друга, однако когда показался вдалеке краешек восходящего солнца, принимающего в теплые объятия так горячо любимую им землю и всех существ на ней, в воздухе искренним обетом тихо прозвучало: - Я буду любить тебя вечно.