часть четвертая.
16 июля 2012 г. в 20:58
О боги, неужели меня, наконец, выписывают из этого кошмара?
Почему кошмара? Да потому что видеть я хочу одного лишь Менсу. Ибо тот не достает меня вообще. Тихо, мирно и спокойно общается, потихоньку раскрываясь для меня с неожиданных сторон. Оказывается он очень чувствителен к словам и поступкам, смешно стесняется, заразительно смеется, искренне плачет и довольно неплохо играет на гитаре. Да и поет тоже весьма хорошо. Прямо бальзам на душу.
Хоя достал вконец.
Сонёль... Ну, это просто Сонёль. Я привык и даже скучаю порой без него. Так интересно доставать этого паренька или заставлять смущаться - всегда очень яркая реакция. Сонёль живой. И мне это нравится.
- Хён! Ты меня слышишь вообще?
- Нет, - хохотнул в ответ нахмурившемуся Менсу. - Ну, прости, прости, чего хотел?
- Ничего особенного, я просто привязался к тебе и не хочу терять эту связь. Ну и еще мне приглянулся твой друг.
- Оу, прямо так?
- Ага, как думаешь, получится у меня помочь ему?
Окинул парня внимательным взглядом.
- Ты можешь попытаться, но гарантий дать не могу.
- И не надо. Я попробую.
- Герой прям.
- Ага, пиши, давай свои координаты!
Довольно хмыкнув, быстро настрочил Менсу адрес и телефон.
- А знаешь, - хитро посмотрел на него. - Я тут что подумал...
- Ну?
Вместо ответа я просто налетел на парня, заключил в крепкие объятья и чмокнул в макушку.
- Ну, вашу ж мать! Опять?! Почему, как только я не зайду, так вы все милуетесь, а? Что за беспредел? Ладно, Дону-хён, у него мозги набекрень, но ты то!
Тихо смеясь мне в шею, Менсу поинтересовался:
- Ты об этом чтоль?
- Ну да. Это же Ёль в конце концов. Он всегда так.
Да, именно этого я ждал и именно этого мне будет не хватать. Надеюсь, я еще увижу этого чудо-паренька.
Выписку мне оформили довольно быстро, с пожеланиями больше не появляться в больнице. Да не появлюсь я, что вы.
Зашел в палату, хотел попрощаться с Менсу, да, заметив, что спит, решил не будить. Просто подошел, чмокнул в лоб, оставил записку на столе и тихонько вышел.
Вот теперь вроде бы все и можно идти.
Выйдя на свет божий, до такой степени обрадовался, что не обратил внимания на небольшое головокружение. Видимо просто много свежего воздуха, после больницы. Вот и немного нехорошо стало.
Я прошел дальше по тротуару и заметил на другой стороне подпрыгивающего Сонёля. Улыбнулся широко и помахал в ответ, знаками показывая, чтобы стоял на месте. Загорелся зеленый цвет и меня качнуло еще раз. Да что ж такое?
Уже на середине перехода я отчетливо осознал несколько моментов.
Первое - мне стало плохо, и сильно закружилась голова.
Второе - я не могу сдвинуться с места, а зеленый цвет уже мигает.
Третье - на меня мчится машина.
И четвертое - полные ужаса глаза Сонёля.
Это последнее, что я помню.
Темнота, тишина и спокойствие. Я хочу остаться здесь. Нет проблем, нет достающих людей, нет скуки, нет ненависти. Нет ничего, только холодное безразличие ко всему окружающему. Хотя тут и окружающего нет.
Очнулся от ощущения тяжести в груди и назойливого голоса, повторяющего имя прямо в ухо.
«Это мое имя?»
- Дону… Дону, господи, очнись.. Дону!
Так неохота, но блин, этот голос меня начинает раздражать.
- Дону, пожалуйста, очнись. Не хватало, чтобы ты тут еще умер!
Вот же прилип, а. Не буду отвечать.
- Ну, пожалуйста...
Что это? Что-то теплое капнуло мне на грудь.
«Слезы?»
Только этого еще не хватало.
Так и быть, мне интересно, кто это так настойчиво зовет меня обратно.
Продираю глаза, чувствуя, как разрываются слипшиеся ресницы.
Блять, как больно. Меня что, грузовик раз десять переехал?! Адская боль во всем теле и этот голос. Он все продолжает звать и тихо всхлипывать.
Да очнулся я уже, посмотри, ты вернул меня и теперь очень больно. Пусть тебе будет стыдно.
- Дону, очни… Ой...
С трудом разлепляю засохшие губы и, сначала, воспроизвожу лишь какое-то хрипение. Ощущение пустыни в горле.
- Я уже...
- Тихо, тихо, вот вода. Глотни немного, будет легче говорить.
И правда, же. А что раньше этого сделать никак было?
- Больно.
- А?
- Очень больно. Зачем звал? Тут больно, понимаешь? Хочу обратно.
- Нет!- голос истерично всхлипнул. - Не смей обратно! Слышишь меня? Не смей! Подожди немного, я позову медсестру, она вколет обезболивающее, не смей!
Наконец я понял, чей это голос.
Сонёль, и чего тебе неймется? Мне ведь правда очень плохо, отстань. Прекрати разговаривать со мной, прекрати суетиться и пытаться вызвать медсестру. И прекрати, наконец, держать меня за руку, оставь в том покое.
- Я тебе, блять, что сказал? Не смей терять сознание! По морде тресну.
- Отвали. Я не хочу тут.
- Мне плевать на то, что ты хочешь или не хочешь. Ты пережил сложную операцию, естественно у тебя все болит сейчас. Надо терпеть. И я буду рядом и буду капать на мозги тебе, слышишь? Я тебя быстро на ноги поставлю, только посмей мне сдаться! Слышишь?
Ах, раздражающая мелочь. Дай только боль чуть пройдет, и я отсыплю тебе на орехи. Вздумал мне угрожать? Каков подлец.
- Дону!
- Да слышу я тебя.
Рядом как- то странно всхлипнули, и прохладная рука опустилась мне на глаза. Так хорошо.
Внезапно, почувствовал теплое дыхание на щеке.
- Не смей так больше меня пугать. Ты три дня не мог вернуться в сознание, после операции. Я очень испугался.
- Я же жив.
- Жив... - на выдохе. Теперь я ощущал чужие губы очень близко. Пока они, наконец, не коснулись моих в невесомом поцелуе. И что это значит?
После этого странного недопоцелуя прошло две недели. Сонёль не отходил от меня ни на шаг, словно чувствуя какую-то вину за собой. Причем тут он вообще? Или он думает, что мне стало плохо из-за него? Дурдом.
Ко мне не пускали никого. Ни родителей, ни Хою, никого. Общение с ними происходило по телефону, который придерживала в такие моменты медсестра.
Мы не вспоминали о поцелуе, но общение все равно стало неловким. Не таким, что было раньше. Сонёль меньше смеялся, меньше говорил и просто улыбался. Казалось, он живет в больнице, рядом со мной. Как только бы я не открыл глаза - первое что вижу - это его осунувшееся и обеспокоенное лицо.
Мне все еще больно, но я терплю. Он реально забьет меня, если что- то пойдет не так.
Ладно, И Сонёль. Я позволю тебе это. Пока позволю.
Потом мы разберемся с тобой, что за дела такие творятся.