Подари мне надежду.

Я захожу в комнату и падаю на кровать. Я не плачу, слезы не идут из глаз. В этот день, ровно четыре года назад, моя сестра ушла. Мама плакала, отец сидел на стуле, уставившись в одну точку, и молчал. А я не могла понять, что случилось. Почему моя любимая Кристина плачет. Мне было двенадцать. В тот день я не знала, что вижу свою Крис в последний раз. Я царапаю ногтями подушку. Как же все неправильно! Я должна быть дома, я должна помочь маме, особенно сейчас, когда она ждет ребенка. Сестренка должна родиться со дня на день, я не должна уходить. Что-то теплое оказывается на моем плече. Я оборачиваюсь и вижу испуганного братика. ― Вэл, почему мама плачет? Я обнимаю братишку, он зарывается лицом в мои волосы. Как объяснить четырехлетнему малышу, что его старшая сестра уходит навсегда? Когда мне было двенадцать, мне толком ничего не объяснили. Крис просто ушла, поцеловала меня на прощание и ушла. Тогда я сильно на нее разозлилась, собиралась не разговаривать с ней неделю, когда она вернется. Сейчас мне очень не хватает ночных разговоров с ней. Я не хочу ничего говорить Гарри, я не хочу видеть его слез. Это меня сломает, он должен улыбаться. Я хочу запомнить его улыбку, когда буду умирать, именно его улыбка будет у меня перед глазами. Мы лежим так примерно полчаса, когда в комнату заходит мама, без слов берет Гарриета за руку и уводит. Значит, пора собираться. Мой рюкзак медленно наполняется. Штаны, шорты, пара футболок, прочие вещи. Из кармана шорт выпадает плетеный браслет, я поднимаю его и кладу на ладонь. Из разноцветных ниточек сплетен незамысловатый узор, посередине наш с ней тайный знак – летящая птица, больше похожая на обычную галочку, внутри круга. Когда-то давным-давно мы с сестрой любовались закатом и увидели пролетающую птицу. Она была совершенно одна, черная галочка на алом фоне. Мы решили, что это будет наш тайный знак. Этот браслет мне подарила Кристина в наш последний день. Я надеваю браслет на руку, пусть он будет моим талисманом. Я открываю ящичек, достаю нитки и принимаюсь за работу. Спустя несколько минут новый браслет готов. Браслет для моего Гарри, с галкой в круге. Когда я понимаю, что вещи собраны, я заглядываю в рюкзак. Да, негусто, хотя далеко не факт, что они мне понадобятся. Тут уж как решит хозяин. Хозяин. Неужели следующие два месяца я буду так называть человека, который будет всячески измываться надо мной? Я могла бы отказаться, могла бы сбежать, но я не могу. Если я сделаю что-то не то, моя семья окажется в опасности. Нельзя подвергать опасности маму, папу, Гарри и маленькую сестренку, которая вот-вот появится на свет. Я тяжело вздыхаю и подхожу к зеркалу, нужно понравиться будущему хозяину. Из зеркала на меня смотрит отчаявшаяся девушка. Зеленые глаза тускло мерцают, в детстве они горели, как звездочки, но теперь они уже давно не блестят. Нос картошкой, щедро усыпанный веснушками, пухлые, искусанные до крови губы. Как она может кому-то понравиться? Я принимаюсь расчесывать свои светлые волосы, распущенные они достают до пояса. На самом деле они золотистого цвета, но сейчас уже успели выгореть на солнце. Руки привычно переплетают волосок за волоском, в мыслях улыбка Гарри. Легкая улыбка трогает и мои губы. Я открываю глаза, теперь на меня смотрит улыбающаяся девчонка с двумя косичками и вздернутым носиком. Так выглядела Кристина, так она выглядит в моих снах. Я хочу напомнить этим тварям о девушке, которая не сдавалась. Я не собираюсь сдаваться. Вот мы уже сидим за столом, последний обед всей семьей. Мы едим молча, отец старается не смотреть мне в глаза, мама ковыряется ложкой в тарелке, только Гарриет непонимающе смотрит на всех. Лу сидит у моих ног и не сводит с меня глаз. Она чувствует, что что-то не в порядке и жалобно скулит. Внезапно мама вскакивает с места и уходит в свою комнату. Когда уходила Крис, мама была беременна Гарри, она очень тяжело перенесла роды, малыш родился раньше срока, на следующий день после того, как Кристина ушла. И вот опять все повторяется, теперь ухожу я. В голову приходит мысль, что завтра у братика День рождения. А я даже не смогу испечь его любимый пирог, я весь год копила деньги на тесто для пирога. Чтобы не расплакаться, я встаю и иду вслед за мамой. Она сидит на краю кровати и смотрит в никуда. Я сажусь рядом и обнимаю ее. ― Мам, все будет хорошо, ― глупое оправдание, ― ты только не волнуйся, я совсем скоро вернусь, ты даже не заметишь моего отсутствия. Наглая ложь. Мы обе прекрасно знаем, что я уже не вернусь. Но мама улыбается и обнимает меня. Я не заплачу. Я должна быть сильной ради нее. ― Родная, прости нас, если сможешь. Когда мы потеряли Кристину, мы пообещали, что позаботимся о тебе, пообещали, что тебе никогда не придется пережить то, что пережила она. Прости нас, мы не смогли сдержать обещание. Отец не может смотреть тебе в глаза, ему стыдно, нам стыдно. Слова мамы переходят в рыдания. ― Мама, вы не виноваты. Мне не за что вас прощать. Я люблю тебя, я люблю папу. Пожалуйста, мама, вы должны держаться. Вы должны вырастить Гарри и малышку. Мама, ради меня, не падай духом. Я всегда буду рядом. Под моим матрасом лежат деньги, я накопила их за несколько лет, там и деньги на пирог для Гарри. На первое время должно хватить. ― Валери, как же я… Что она говорит дальше, разобрать невозможно. Я целую маму в щеку, а затем встаю. Перед тем, как выйти из комнаты, я вдруг тихо произношу: ― Мама, я вернусь. Я обещаю. Идя в свою комнату, я корю себя за это глупое несбыточное обещание. Я беру рюкзак и в последний раз бросаю взгляд в зеркало. На меня испуганными глазами смотрит маленькая девочка с торчащими в разные стороны косичками. Я хмурю брови, приглаживаю волосы и пытаюсь успокоиться. Теперь на меня смотрит девушка, которая не собирается отступать, она готова идти вперед навстречу опасности. Ветерок из окна касается легкого летнего платья, края юбки покачиваются в такт ветру. На лице ни грамма косметики, я хочу оставаться собой. В последний раз оглядев свой дом, я решительно открываю дверь на улицу. Там меня уже ждут. Трое мужчин в ярко-красных костюмах и высоких шляпах стоят около странного сооружения. Я не раз видела эту картину, они приезжают в Кирем каждый год. Каждый год они забирают девушек на Кровавое рабство. Девушка подходит к ним, ей завязывают глаза, садятся с ней в это сооружение, чем-то напоминающее тарелку для супа, а потом оно взлетает в небо. Видеть все это для меня привычное дело, но только не теперь. Сейчас на месте этих девушек я. Около дома стоит вся семья. Луиза подбегает ко мне, виляя хвостом. Я беру щенка на руки, она лижет меня в нос. ― Прощай, малышка, позаботься о Гарри. Следи, чтобы он не ел голубику, он так любит эту ягоду, а у него на нее аллергия. Прости, что покидаю тебя. Если будешь считать меня предателем, я пойму. Я не должна оставлять тебя. Прощай. Я опускаю щенка и подхожу к семье. Папа, наконец, поднимает глаза. Они красные. Я подбегаю к отцу и крепко обнимаю его, он поднимает меня в воздух, совсем как в детстве. ― Мне очень будет не хватать моего медвежонка. ― Я люблю тебя, папа. Он опускает меня на землю. Все хорошее рано или поздно заканчивается. Гарри неуверенно подходит ко мне. Я сажусь на корточки и целую братишку в лоб. ― Вэл, ты уходишь? ― Да, Гарри, прости, но так нужно. ― А ты придешь на мой День рождения? ― Родной, ― держись, Валери, держись, не смей плакать, ― у меня не получится. Но я обязательно выпью за тебя кружку нашего любимого березового сока. Я пытаюсь улыбнуться. ― Держи, ― я протягиваю браслет и надеваю его на тонкую ручонку, ― это мой тебе подарок. Он будет напоминать тебе обо мне. Видишь, у меня такой же. Гарриет лучезарно улыбается. Именно эту улыбку я запомню, именно она будет в моей голове. Братик обнимает меня и тихо шепчет: ― Я буду тебя ждать. Крылатые не сдаются. Где-то я уже слышала эту фразу, но сейчас не время об этом думать. Я поднимаюсь и подхожу к маме. ― Будь сильной, тебе нельзя раскисать. Скоро родится малышка. Расскажи ей обо мне. Пусть она знает. Мама целует мое лицо, а затем обнимает. Мы стоим так несколько минут, пока за спиной не раздается недовольное хмыканье. Мы размыкаем объятия, перед тем как отвернуться, я говорю маме: ― Назови ее Кристиной. Я окончательно отворачиваюсь и тяжело вздыхаю. Люди в красных костюмах смотрят прямо на меня. Теперь пора.